[Регистрация]
[Обсуждения]
[Новинки]
[English]
[Помощь]
[Найти]
[Построения]
[Рекламодателю]
[Контакты]
1
Игорь Петрович живёт возле железнодорожного вокзала, в однокомнатной квартире с окнами на восток: от минных осколков это не спасает, но от снарядов бережёт. Внизу, как во многих многоэтажках, кнопки лифта оплавлены, воняет канализацией, и Саша признаётся в любви Люсе.
Отказавшись от тапочек, Дмитрий Иванович проходит в кухню, где на плите парит глиняный казан, а на столе - тарелки-вилки, бокалы на тонких ножках и посеребрённые рюмки. На краю стола, торцом поставленного к стене, под окном, - три бутылки красного вина, за ними, чуть выше, на подоконнике, за полупрозрачной гардиной, ещё бутылки с жидкостями жёлтого, коричневого и светло-зелёного цвета. Осадок от вида и запаха чужого подъезда растворяется в предвкушении опьянения.
-- Не казан, а таджин. В Алжире так готовят мясо с овощами. Я, правда, баранины не нашёл.
-- Резерв ставки? - кивает гость в сторону бутылок на подоконнике.
-- Моя сорокоградусная. Три вида. Оцените потом. Вам сколько накладывать?
-- Кто готовил?
-- Я.
-- Красавчик!
-- Ничего сложного. Мясо, овощи - в таджин и четыре часа на слабом огне. Вино тоже моё - сухое, полусухое и полусладкое...
-- И стол сам сервировал?
-- Люблю, когда красиво.
-- Эстет, мать его! Нам бы, при таком обилии...
-- А мы начнём с сухого, полусухого и сладкого. В перерыве - дегустация крепких напитков...
-- Спать у тебя останусь?
-- Без проблем. По нам давно не стреляют.
Игорь, не уловив иронии, наливает красное вино на дно бокалов. Пьют, закусывают, не спеша подносят к губам прозрачные сферы на тонких ножках. Ведёт застолье хозяин.
-- Это попробуйте и угадайте что? - Подвигает пиалу с продолговатыми, тёмно-коричневыми ягодами размером с маслины.
Гость жуёт, сплёвывает на ладонь с мозолями от турника косточку, рассматривает:
-- На тёрн не похоже. Ты на них самогон настаивал?
-- С самогоном - в десятку, а с тёрном - мысль интересная. Сдаётесь? - Дмитрий Иванович, положив косточку на салфетку, молча поднимает руки. - Кизил.
-- А можно я тебя спрошу?
-- Конечно.
-- Кой чёрт тебя в Донецке держит? Баранины хорошей нет, жена и сын в Курске, а ты тут на "скорой" за копейки мотаешься?
-- Баранина здесь есть, но - не та. Жену и сына я б привёз, но кто знает, что этим придуркам взбредёт в голову. Моё сладкое лучше попробуйте.
Гость двигает губами, катая вино во рту.
-- И как?
-- Отлично, - ставит бокал на стол. - Но в Донецке-то, почему торчишь? Герой или сбой программы самосохранения?
-- А вы? Тоже не уезжали, и живёте в двух шагах от аэропорта.
-- Бывшего...
-- У вас, сколько больных? - переводит разговор Игорь.
-- Человек пятьдесят.
-- А положено?
-- Не больше десяти.
-- То есть, вы - на халяву лечите сорок человек?
-- Не обо мне речь. Меня как приковал к стене больницы пролетариат, так все кому не лень клюют мой мозг. Но ты-то молод, ты, почему здесь торчишь?
-- Выпьем?
-- Наливай. Со мной интерн работает, так он, когда больной поступает, спрашивает: "Унитазника себе возьмёте или меня грузанёте?"
-- А почему унитазник?
-- По цене ремонта. Унитаз, правда, купишь, если лоханёшься, а человека, нырнувшего в окно...
-- А кого это, кроме нас, волнует?
Отхлебнули, помолчали, вспоминая свои проколы.
-- Это он ещё на СТО не был, - усмехнулся Игорь. - Лечим их, а они с нас потом три шкуры дерут: у них, видите ли, бизнес, а мы обязаны быстро и качественно...
-- ...и без очереди. Помнишь анекдот о советском враче?
-- Какой? Их много.
-- Приходит больной к врачу: "Доктор, у меня три яйца". Раздевайтесь. Пальпирует мошонку, - Дмитрий Иванович показал как. - "Всё нормально". "Доктор, я вас умоляю". Ещё раз повторил осмотр, потом ещё. "Спасибо, доктор, вы так мне помогли". Уходит довольный. На крыльце поликлиники встречает знакомого: "Ты что - заболел?" "Да нет, - смотрит на часы, - было лишних полчаса, зашёл яйца почесать".
-- Нас как-то вызвали, оказалось, в жопу пьяный мужик сидит у подъезда, в квартиру не может подняться, соседу лень тащить...
-- Помогли?
-- Конечно. На другом конце города сдали в санпропускник...
-- Ему бы ещё штраф за ложный вызов.
Игорь подносит к уху телефон.
-- Саня внизу, пойду, открою.
Выпив вина, Александр Викторович отваливается на спинку дивана:
-- Я ж пенсию оформил.
-- Во! А сколько тебе?
-- Тридцать девять.
-- Учись, студент.
-- Он, к вашему сведению, по моим следам, а я ещё - в прошлом году.
-- Так мы все - пенсионеры?
-- Только вы - по возрасту, а мы - по выслуге.
Пьют за врачей-пенсионеров.
-- Всё - с медициной завязал?
-- В гробу я её видел.
-- А не жалко - красного диплома и лет потраченных?
-- Иллюзий жалко. Думал, стану хорошим врачом...
-- Ты им и стал.
-- И сидел с протянутой рукой.
-- А кто тебе виноват? Собак бы лечил...
-- Вы-то сами?..
-- Ну, я?.. Я птица с подрезанными крыльями. Но вы-то молоды, есть профессия, лучшая в мире, летите в тёплые страны. Вы ж не глупее скворца?
-- А помните ту дуру, которая на вас жалобу накатала?
-- Какую? Я многих дур лечил...
-- Извините, господа, мы - мою сорокаградусную пробуем?
2
За дверью двухкомнатной квартиры-сталинки живут герои нашего времени, среди мебели, доставшейся от родителей, тоже героев битвы за восстановление Донбасса. Иногда они думают: "Отнести бы героизм, скопившихся у нас за три поколения, в пункт обмена валюты". Но его нигде не принимают: здесь герой на герое сидит и героем погоняет, здесь грамотам - цена наклеек с бананов.
-- Ты есть будешь?
-- Поздно. - Смотрит на часы: - Одиннадцать. Давай, по пять капель, чтоб ничего не снилось.
-- С шоколадкой?
Звонок телефона.
-- Ты дежуришь?
-- Угу. - Держит телефон, как жабу, не прислоняя к уху. Голос тарахтит, что в ковидном отделении мужчина лёг в постель к женщине. - И дальше что? - Холодно, почти неприязненно. - Как что? А если он в окно выпрыгнет? У нас на минуточку - третий этаж. - Сибазон уколите. - Нет его. - А что есть? - Так вы отказываетесь ехать? - Пока не вижу необходимости, но если вы настаиваете... - раздражённо жмёт красную кнопку. - Коньячок отменяется. Мать бы их!..
-- Куда?
-- В третий роддом.
-- Они уже два месяца - отделение негоспитальных вирусных пневмоний. Что там?
-- Мужчина лёг в постель к женщине...
-- И некому свечку подержать?
-- Боятся, что в окно выпрыгнет.
-- Ослабели мужики. Оденут тебя?
-- Надеюсь.
-- Без средств защиты и прививки - имеешь право...
-- Право наше, как вода в бредне: тянешь - надулось, а вытащишь - всем должен.
-- Писали, медиков в первую очередь привьют.
-- После кого не сказали?
-- Но ты же в красную зону едешь!
-- Кого это волнует?
-- Меня. Я не хочу быть расходным материалом.
-- А кто нас спрашивает? Спишут на геополитический интерес...
Звонок:
-- Дмитрий Иванович, вы с третьим роддомом говорили?
-- Угу.
-- Поедите?
-- А что остаётся?
-- В ковидном отделении больной повесился, вот они психиатров и дёргают, по делу и без. Оденут вас?
-- Не спросил.
-- Мы передадим, что есть. Даю трубку водителю.
Дмитрий Иванович объяснил дорогу к дому.
-- У меня минут двадцать. Позвонит, когда подъедет.
-- Я тебя не буду ждать, почитаю и спать. Не выспалась. Мало того, что за ночь три раза в родзалы дёргали, так ещё Лариса Ивановна опять в отделении живёт.
-- Гоните её...
-- Ей хоть плюй в глаза... Я спать собралась, а она припёрлась в ординаторскую телевизор смотреть. За квартиру не платит, больничное ест и по отделению ходит с полотенцем на голове...
-- Когда она в свой Киев смоется?
-- Не знаю. На квартиру скопит. Бегут люди, кто куда.
-- Флаг им в руки...
Звонок:
-- Доктор, я под домом.
"Скорая" с надписью над лобовым стеклом "реанимация".
-- Других нет, все на вызовах, - объясняет водитель и говорит, что машину недавно получили, ковидных за смену возят три-четыре раза, платят за них не больше двухсот.
-- За сутки?
-- За раз ещё скажите. В среднем - сто деревянных в месяц. Мы уже переболели все. Я три недели как с больничного. Два месяца колбасило, еле очухался, такая зараза противная. Да, вот вам одёжа.
-- Пусть лежит. Обещали одеть.
В институте его раздражали пустые, как тогда казалось, слова "формирование советского человека", но тридцать лет постсоветского капитализма не вытравили из души презрение к накопительству, делячеству, карьеризму.
"Родимые пятна социализма, мать бы их!"
В ковидное отделение ехал из профессионального любопытства и с удовольствием смотрел по сторонам. Комендантский час не мешал, пустота улиц радовала. Слева, за оцинкованным ограждением, проплывал тёмный Кальмиус и заснеженные терриконы, справа - синий диск стадиона, гостиница Виктория, шлейф её из круглых белых фонарей обрезала дорога. Зелёный свет заправки ушёл влево, мелькнул справа, исчез за спиной.
Прилетела фраза "я люблю Донецк". Он прикрыл веки: "Глупо говорить "я люблю свою руку". Донецк - сцена, на которой я играю пьесу, написанную не мной. Дешёвую, бездарную, с трагическим концом. Может, сейчас к его началу я еду... Всё же, роль нищего врача лучше роли богатого пациента".
В кабине зазвучало: "Уходи-или мы из Крыма..." и задремавший доктор, не осознавая, ехал по родному городу на первый ковидный бой с чувством, с каким дед шёл на войну, дядя - на целину, отец - на шахты Донбасса...
-- Позвоните, пусть выйдут, встретят вас, - сказал водитель.
Машина уже стояла возле здания, слева от закрытой двери которого белела надпись "убежище".
-- Мы туда приехали?
-- Да вроде.
-- А почему "убежище", а не "санпропускник"?
-- Чёрт его знает. Звоните.
Надписи "убежище", со слов вызвавшего доктора, "ещё вечером не было" и "скорой" под окном ординаторской она "не видит".
-- Может, не с той стороны стали? Пойду, посмотрю.
Дмитрий Иванович обходит четырёхэтажное здание, набирает в левый ботинок воды, ступив в выбоину асфальта, не садясь в машину, ещё раз звонит доктору и, слушая длинные гудки, смотрит на тёмные, неприветливые окна чужой больницы.
-- Обождите, - говорит доктор и что-то кому-то кричит. Потом уже не раздражённо, а с нотками извинения: - Мы вас видим. Сейчас девочка дверь откроет.
"Не очень расторопная дамочка, - думает, шевеля мокрыми пальцами. - "Скорую" не заметить под окном отделения..."
-- Проходите быстрей, холодно, - говорит заспанная женщина, держа голой до плеча рукой ручку двери.
На третьем этаже, в тёмной комнате, на стул у двери он кладёт куртку.
-- Телефон, если не хотите обрабатывать потом, тоже оставьте, - советует женщина с примятой, покрасневшей щекой. - У нас не пропадёт, не волнуйтесь.
-- Да я как-то...
-- Пойдёмте, доктор, сейчас мы вас оденем, - зовёт третья женщина в защитном костюме. - Свитер тоже снимите, у нас тепло, не замёрзните.
Ещё две женщины в футболках и спортивных брюках в комнате с вешалками и шкафами одевают:
-- Так, доктор, шапочку, маску, халат. Теперь на маску респиратор, свой, между прочим, отдаю. Перчатки, - он просовывает пальцы в тонкую резину: - Вас часто женщины одевают? - Я бы предпочёл обратное. - Мы только одеваем (смеются) и то - не всех. Ногу, доктор, поднимите, - женщина обвязывает промокший ботинок и штанину чёрным мусорным пакетом. - Вторую. Ну вот, а вы к нам ехать не хотели, - улыбается, вставая с корточек, и, повернувшись к напарнице: - Ноги затекли.
-- Мешки ваши мусорные не слетят?
-- А вы осторожно идите. Экран в соседней комнате наденете.
-- Ну что, готово? - входит маленькая женщина с лицом едва различимым за экраном и маской. - Пойдёмте.
-- Вы мне о его поведении, сверх того, что я знаю, что-нибудь расскажите?
-- До восьми вечера был спокоен, а потом перестал отвечать на вопросы и куда-то идёт, не соображая.
-- Что-то необычное говорил?
-- Нет.
В соседней комнате Дмитрий Иванович закрывает лицо экраном, брызгает на руки дезраствор, и, стараясь не потерять мусорные пакеты, идёт по коридору до свисающих с потолка огромных, перехлёстнутых посредине, толстых полиэтиленовых листов. Свет за ними тусклый, как в парной. Справа кровать и тумбочка с продуктами, из-под одеяла, приподняв голову, смотрит женщина. Лицо её спокойно. "Лежит, точно в терапии".
В палате, куда привели его, кроме мужчины, лежат две женщины. Прикроватные тумбочки их заставлены пакетами с соками, кульками с печеньем и фруктами. Двое мужчин в защитных комбинезонах и респираторах стоят у кровати больного и молча смотрят. "Одеты лучше меня", - отмечает он, волоча ноги по полу.
-- Наши интерны, - представила мужчин.
-- Как зовут больного?
-- Сергей Викторович.
Обращается к больному по имени, громче, ещё громче. Мужчина не реагирует.
-- Вы меня к агонирующему больному вызвали? - шёпотом доктору. - Я психиатр, а не священник.
-- Час назад был возбуждён, ребята скажут, - и, наклонившись к больному, зовёт, но с тем же успехом.
-- Кроме того, что он лёг в чужую постель, что ещё делал и говорил?
От молчащих медиков поворачивается к больной, которая, опершись локтем на подушку, наливает сок в чашку с надписью "Света":
-- Извините, вы всё время с ним в палате?
-- Да.
-- Если не трудно, расскажите, как он себя вёл и что говорил?
-- До семи вечера с родственниками по телефону, а потом полез ко мне.
-- И что?
-- Да ничего, оттолкнула.
-- Он что-то говорил?
-- Нет, молча, вроде как не соображал. Ребята его в постель уложили, он и лежит, иногда буровит что-то.
Дмитрий Иванович снова безответно зовёт больного, проверяет реакцию зрачков на свет, на болевое раздражение.
-- Я закончил, - говорит доктору.
В ординаторской она интересуется:
-- Вы его заберёте?
-- Когда вы звонили, у него было оглушение, потом сопор, сейчас - кома. Лечить надо основное заболевание.
-- А если он в окно выпрыгнет? - снова кашляет.
"Хорошо, что я с экраном и в двух масках", - думает он и, не удержавшись, говорит: - Вы так кашляете.
-- Простыла. Вы оставляете его?
-- В помощи психиатра он не нуждается. Мне бы в истории запись сделать.
Она приносит историю болезни и опять садится рядом. Он быстро пишет, спешит избавиться от её кашля.
Обратный путь приятнее. Чёрные пакеты сползли со штанин, но ещё шуршат на ботинках. Экран - на вешалку; маски, перчатки, пакеты - в мусорный бак.
В чистой ординаторской он, наконец-то, видит её лицо. Она садится рядом, забрасывает ногу на ногу, обнажая синюю в узлах вену на белой голени. "За семьдесят и летом не загорала". Без маски не кашляет, но говорит, приближаясь. Он отодвигается. "На еврейку не похожа, а лезет прямо в рот". Муж умер, внуки разъехались, закончила Владивостокский мединститут и всю жизнь работала гинекологом.
-- Зачем нам такое счастье?
Он сочувствует, интересуется её здоровьем и, не отрываясь, пишет.
-- Вторую неделю кашляю. Зайду в зону - кашель душит, выйду - нормально.
-- Раньше так на зону реагировали?
-- Нет. Всё нормально было.
Поняв причину кашля, и, улыбаясь про себя, он уже не спеша заполняет командировку. Она ругает Ковид и нынешнюю работу:
-- На старости лет перевели в инфекционисты. Оно мне надо?..
В ординаторскую заглядывает медсестра:
-- Больной умер.
Он смотрит на доктора.
-- Конь о четырёх ногах, и тот спотыкается, - устало отвечает она.
-- Медсестра ваша могла бы подождать. Тяжело с таким персоналом работать.
-- Какой есть.
3
Дмитрий Иванович живёт на втором этаже двухэтажного дома, в трёх километрах от развалин аэропорта. Перед войной жильцы поставили железную входную дверь, которую он, спускаясь вниз, на ночь закрывает. Эта привычка появилась у него летом четырнадцатого, когда город был наводнён диверсантами. Уже семь лет только в двух квартирах из восьми по вечерам горит свет. Днём из осиротевших окон смотрят пожелтевшие бумажные иконки.
Три ночи. Выносит из квартиры ботинки, обрабатывает дезраствором, ставит возле двери, свитер и брюки завязывает в мусорный пакет, купается, дважды намылив голову, и, стараясь не разбудить жену, ложится. Во сне пережёвывает поездку: "Перчатки одни... вместо бахил - мусорные пакеты... экран бэушный... я к нему не прикасался, но она постоянно кашляла и лезла с разговорами... надо порядок облачения изучить... вызов идиотский, к трупу... сдуру или со злости?.. мол, не мне одной..."
Проснулся, точно с перепоя. Анна Сергеевна улыбнулась его тревоге:
-- У нас ковид у беременных уже выявляли: жалоб нет, температура нормальная, а анализ - положительный.
-- И что вы делаете?
-- Переводим в Макеевку, но пару дней она со всеми контактировала. Уже переболели многие. Молчат, чтобы панику не сеять...
-- Мне на работе сказать?
-- Зачем? Таня Серова с ковидными работает и ничего - по магазинам ходит и в гости к родственникам. Их роддом уже полгода - отделение внебольничных вирусных пневмоний. Она дёрнулась в чужой, а потом в свой вернулась.
-- Вирусных - чтоб ковидные не платить?
-- Скорее всего.
-- Хорошо, когда жена - врач.
-- И чем же?
-- Терпит, когда спать не даю и вместо денег привожу заразу, - целует её сзади в плечо.
-- Тебя ж одели? - Выдавливает на блюдце с бутербродом таблетки пирацетама, винпоцетина, декамевита.
-- Если это называется... Перчатки одни, вместо бахил - мусорные пакеты...
-- Бум надеяться, пронесёт. Я нам ещё детримакс купила.
-- А это что за хрень?
4
Звонок. Скользит пальцем, подносит к уху:
-- Я сегодня позже приду.
-- Что такое?
-- Похороны.
-- Кого?
-- Ты не знаешь. Олег, из нашей группы.
5
-- И что там?
-- Посидели, вспомнили, всплакнули. Из группы всего три человека было: Ира, жена его, Витя Сосин, детский невролог, и я.
-- Где работал?
-- В шестнадцатой, хирургом. Их месяца три назад в ковидник переделали. Ира, как чувствовала, говорила, увольняйся, а он - смеялся...
-- Болел чем-то?
-- Как все - по возрасту.
-- Сколько ему?
-- На пенсию летом перешёл. Высокий, спортивный, альпинизмом в институте вместе занимались. В четырнадцатом ополченцев штопал, под обстрелы попадал и на тебе - реанимация родной больницы.
-- Вскрывали?
-- Не знаю. Бросил бы ты эту чёртову санавиацию. Проживём.
-- Я в ковидники всего три раза ездил. Интересно, что хирурги берегут консультантов и без нужды не тянут в зону, а гинекологи, особенно женщины...
-- И раза хватит.
-- Я бессмертный. Меня Украина седьмой год убить не может.
-- Всё вам хахоньки. Смотри, дошутишься.
-- Сплюнь.
-- Тебя когда уже привьют?
-- Когда рак на горе...
Звонок. Он ест, точно не слышит.
-- Телефон не хочешь взять?
-- Обойдутся, - но берёт: "Дмитрий Иванович, я дежурный врач двадцатой горбольницы, мне ваш телефон дали в Центре экстренной медицинской помощи..."
-- Ты что - дежуришь?
Кивает головой, не отрывая ухо от телефона:
-- В окно хотел выйти?.. Прификсировали... Конечно, приеду, - поворачивается. - Всё нормально, в терапию.
-- Слава богу! А что там?
-- Беляк, скорее всего. Не жди меня, ложись.
-- Да уж, конечно, у окна сидеть не буду. Новые ботинки обуй, а то опять ноги промочишь.
-- Так территории не освещены. С палкой от собак ходим.
-- Давно бы шокер купил, с такой работой...
