Летом четырнадцатого Донецк был трёхцветным утёсом, на который - раз за разом - набегала жёлто-синяя волна и, разбиваясь, стекала кроваво-лживыми потоками. Он был романтичен, юн и чист! Жизнь гламурная слиняла, увозя в дорогих машинах душевную скудость. Жизнь военная, с широтой и красотой, живущая не ради брюха - пришла. Строгость лиц, разрушений, смерти, окрашенной в зелёное техники - пьянила блаженством роковых минут.
Донецкое небо и солнце, наши терриконы - остались. Они не замечали обстрелов, не думали убегать, не скучали по сбежавшим. Не видели они и нас, копошащихся внизу. Остались дома и деревья, с привязанными к ним воспоминаниями. Абрикосы и яблоки вызревали, падали в траву. Осы и муравьи вгрызались в них, шевеля жопками. Я с удовольствием бродил по родным опустевшим улицам, пугаясь, иногда, выстрелов, но радуясь свободе и лёгкости: вместе с суетой сбежали и деньги, захватив с собой зависть и жадность. Я был, словно во сне, страшном и увлекательном одновременно.
Оставшиеся могли умереть в любую секунду, и это делало их мудрее. Они жили и работали в любимом городе, упрямо ожидая встречи с судьбой.
Вместе со мной остался дядя - без зубов, но с грыжей. Он не хотел оперироваться, шутил, что хоронить его лучше с грыжей, с которой он сроднился за время обстрелов. Когда же мы выстояли, в город потянулись отощавшие кошельки, наполняя его запахом трусливой жадности. Денежные вонючки со своими купюрами, точно Кащей Бессмертный с каждым глотком воды обретали утраченную силу, и за грыжу уже требовали восемнадцать тысяч.
У дяди - две, у меня - пять. Три месяца собирать, тратя по тысяче на двоих.
Звоню приятелю: он недавно тёщу прооперировал. Говорит, за четыре сторговался, по знакомству, в субботу поляну накрывает в сауне. Спрашиваю, может, и мне на хвост упасть, чтоб за дядю договориться. С тебя пиво, отвечает. Прикупил, подъехал.
Парилка, бассейн, диваны, низкий столик. Стены в голубом кафеле с телевизором в углу. Всё отлично, если для отдыха. Попарились, обернулись простынями, пьём пиво. Я слежу за хирургом. Средненького роста толстячок с короткими пальчиками. Как такими оперировать? Слишком весёлый и пошлый. Думаю, пятьсот рублей - коту под хвост. Плюнул с досады и - в парилку. Решил попариться, раз уж заплатил. В сауне не был лет пять. Остальные посетители - приятель Витя, психиатр и прокурор - меня не интересовали. Попотел, скупался, пью пиво, слушаю пьяный трёп.
- Да пошли они, - фонтанирует психиатр. - Есть международные законы, которые определяют роль врачей в зоне вооружённого конфликта. Мы здесь, Серёга, людям помогаем, а террористы они или сепаратисты - нам фиолетово. Ни одна сука не может бросить в нас камень. Это вот Эдика за жопу возьмут, если Украина вернётся...
- И не надейтесь, - возражает Эдик со златой цепью вокруг места, где у не прокуроров - шея. - На Украине действует сиюминутно-выборочное право.
- Это как? - по-птичьи, повернув голову, интересуется психиатр. Взгляд насмешливый и пронзительный одновременно.
Он гипнотизирует или туда специально с таких берут, думаю.
- Очень просто, - отвечает головогрудый, - всё, что им выгодно они считают легитимным, а что не выгодно - преступным. Так что баланду вместе хлебать будем. Это в лучшем случае.
- Давайте, выпьем за то, - весело говорит хирург, - чтоб Украиной здесь и не пахло. Ну их в пень. Надоели. Работать - не хотят, а жрать - требуют.
Выпили. Хирург ловко подцепил вилкой "килечку", быстро, ровно дорезал "рыбки" и аккуратно разложил на "тарелочку". Покушать любит, думаю, если о еде в ласкательной форме говорит, но и резать, видать, умеет.
- Я тя, Серёга, хочу спросить, - продолжает психиатр, - вот я, если говорить компьютерным языком, специалист по программному обеспечению, а ты по "железу". Моя задача: оптимизировать работу компа (стучит пальцем по голове). Если я не буду чинить - то, с чем чел пришёл ко мне, с тем и уйдёт, а ты отказал - и тело хоронят. Как вы не боитесь деньги за операцию брать?
- Ты решил Эдику процент раскрываемости повысить?
- Не-е. Это в моём лице твоя совесть проснулась.
- Ух ты!
- Можешь не отвечать, но мне интересно: лазишь ты по карманам умирающих? Хочу знать, с кем пиво пью.
- Я денег, - серьёзно отвечает хирург, - до операции не брал и не беру. И цены больным не называю. Отблагодарят - спасибо, нет - бог им судья!
- А онкологи, - не унимается психиатр, - за два месяца продлённой жизни забирают у людей машины, квартиры...
Видать, онкологи насолили психиатру, думаю.
- Онкологи - сволочи, - отрезает хирург. - Икру никто не будет?
- Бери, - говорит психиатр. - Дай пять. Я это и хотел услышать.
Рукопожатия, обнимашки.
Красивые всё-таки руки у хирурга, думаю, крепкие, ловкие, и выгнутые ногти их, не сильно портят.
***
Грыжу Сергей Иванович прооперировал. Меня не узнал. Деньги не брал, но я оставил пять тысяч в конверте. Из уважения к труду его и к нему.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
