К январю семнадцатого казалось, моя ненависть и презрение к Украине достигли предела. Я помнил, что у меня там остались друзья и родственники, жившие и сбежавшие, и понимал, что глупо обижаться на болонок, удравших из дома при первом выстреле. Сторожевые псы охраняют дом не потому, что они больше болонок любят его. Мысль о том, что люди делятся на породы - стара, как мир, но я дорос до неё на войне. Понял, что двуногие болонки, вернувшись домой, украдут победу и медали сторожевых псов Донецка.
Но я не знал, что ненависть и презрение, словно спиртное, падая на старые дрожжи - усиливаются. Казалось бы, куда больше мне, вложившему в одежду жены и дочерей бумажки с моим именем и телефоном, куда больше мне - ненавидеть Украину? Оказывается, можно. Обстрелы февраля семнадцатого показали, что прошлая моя ненависть была летучей, детской. Новый страх за жизнь близких, повинных только в том, что они живут в Донецке, упал в старые раны, и ненависть моя повзрослела, окрепла, стала спокойной и жгучей. Я опросил знакомых и понял - это общее.
***
Вадим, пятидесятилетний ополченец, бывший, мрачен. Уверен, что кремлёвские суки могут сдать Киевский район, чтобы обвинить Украину в нарушении Минска. Они уже вытеснили донецких и командуют у нас, как у себя дома. Если нужна картинка с разорванными трупами, они её сделают. Им плевать на нас, второсортных. Но мужики, с которыми он воевал, не собираются отдавать Донецк, даже, если марионетки прикажут.
- Если мы уйдём, они зайдут и всех вырежут. Это звери. Они в Счастье насиловали жён на глазах мужей, а потом обоим перерезали горлянки. Об этом не пишут, но я там был. О мародёрстве молчу, это мелочи... Мы уже выбрали позиции. Главное вовремя занять вон ту высотку. (Показывает дом на краю Донецка.) Оружие найдём. Городской бой они не потянут. Мы их кровью умоем. Нам бы гранатомёты, хотя в четырнадцатом...
Вадим едва заметно улыбается и, как охотник, в сотый раз рассказывает о боях в Семёновке, Иловайске, Дебальцево, не забывая материть "минское говновозилово". Он хочет не воевать, а убивать тех, кто пришёл к нам с оружием. Его не пустили к больной матери, а когда, через пятые-десятые, чужие руки, он привёз её в Донецк, было поздно, и она умерла. Вадим три дня сидел в больнице, неделю ухаживал дома и похоронил её на чужом кладбище. "Если бы не они - она бы жила". Он мечтает освободить Мариуполь, точнее, село под Мариуполем, где лежит отец. Он не любит Донецк и хочет вернуться домой, в село, "занятое бендерами". Жену, дончанку, после победы надеется уговорить.
***
Мне казалось, что война меня чему-то научила. Например, сон со сновидениями и пробуждение по будильнику я считал признаками спокойной, без обстрелов, ночи. Увы! Сергей Иванович, сосед и коллега, утром на работе, третьего февраля, на мои слова: "Ночь, слава богу, спокойно прошла", - ответил:
- Какой там - спокойно! В час ночи проснулся от прилётов. Лежу и слышу: разрывы ближе и ближе. Молюсь, чтобы не дошли. Грады, наверное. Целым пакетом бахнули. Возле тебя тоже приземлились.
- Я дрых и не слышал.
- Хороший у тебя сон.
- Две ночи не спал, накатил перед сном соточку.
- А я всю ночь слушал "музыку войны" и материл Руину. Три попадания на Шахтёрской площади, одно рядом с домом мамы. Звонил им, живы. Мотель разбили. Говорят, наши сбили Ураган или Точку У. Ещё кучу адресов выложили, но у меня интернет не фурычит.
***
- Что это за жизнь, - говорит санитарка, живущая в самом благополучном районе Донецка, - лежали с дочерью полночи, накрывали своими телами детей. Внучка плачет, спрашивает, бабушка, а нас не убьют. Я лежу, боюсь задавить ребёнка, а сама думаю, как она из-под меня, мёртвой, вылезет.
- Так по вам же не стреляют!
- А что им, трудно? Дёрнул за верёвочку - и нет семьи. Вчера смотрела телевизор, в России приняли закон, что родной маме нельзя бить ребёнка по попе, а у нас - чужой дядя убьёт моих внучек и ему за это медаль дадут!
- Демократия...
- Кто за смерть наших детей ответит? Техники военной к нам нагнали, по воробьям стрелять или по людям?
Молчание.
- На кой чёрт мне Минск, если за его нарушение никого не наказывают? Так, болтология. Мне всё равно, кто в детей стреляет. Я бы их всех своими руками передушила.
- Была бы у меня красная кнопка, я бы нажала, - говорит медсестра, и мы без слов понимаем её.
Генерализация агрессии - это нормальная реакция людей, которых на глазах у всего мира медленно, по одному, по двое-трое убивают не первый год. Люди имеют право, для спасения жизни своих детей, убивать палачей и зрителей, жующих попкорн. Разве наблюдение за убийством детей не соучастие? Впрочем, когда соучастников миллионы... Даже вспоминать об этом - будет неприлично.
***
Донецкий поэт два года назад оставил на Петровке разбитый дом, похоронил жену и теперь скитается по общагам. После трагедии ездил к родственникам в Киев:
- Иду по городу, смотрю на их весёлые рожи и думаю, была бы граната, бросил бы в любое окно, даже в детский сад. Только для того, чтобы они поняли, как это - терять близких, остаться без дома. Они нас не понимают. Мы для них - картинка в телевизоре, к которой они не имеют отношения. Они считают, что это не они, а мы так для себя сделали. Они строят Украину, словно в компьютерную игру играют. Когда же в новую схему, крайне узкую, миллионы людей не вмещаются, они обвиняют в этом Россию. Не ботинок государственный мал, а стопа народная слишком большая. Отрезанные (собственной схемой) пальцы по-прежнему считают своими. Как вы их, придурки, пришьёте и куда?
- Сейчас бы гранату бросил?
- Нет. Я молиться стал и всех простил. В Киеве пошёл в церковь исповедаться. Вокруг атошники стоят, а я громко, чтобы они слышали, говорю батюшке, что каюсь в том, что хотел убить детей и жён бендеровцев за то, что они убили мою жену и разрушили мой дом.
- И что они?
- Ничего. Живой, как видишь. Меня кулаками не убьёшь.
- Месть - нормальная реакция. Бунин в "Окаянных днях" вслед за Батюшковым шептал: "Ах, мщения, мщения!" Батюшков хотел мстить после пожара Москвы в 1812 году, Бунин - после мирового пожара в семнадцатом.
- Нет, месть сжигает всё человеческое. Мне сейчас тяжело, зная, что бесплатный сыр только в мышеловке, наблюдать, как Украина лезет в Европу. Мой дом и семья уже разрушены. Кто - следующий?
***
После работы еду по адресам обстрелов. Мужчина в куртке и шапке, изнутри квартиры, осторожно вынимает стёкла из разбитого окна. Балкон снесён, дверь балконная зияет, зимний ветер играет сорванным кондиционером и скребёт им по стене. Три мусорных контейнера доверху набиты стеклопакетами и облицовкой балконов. Срубленные ветки уже собраны в кучу. Снег припорошён красноватой кирпичной крошкой, засыпан щепой. Стена над сгоревшей квартирой - с чёрными следами дыма и пламени.
Соседки, которых миновала чаша сия, курят, держа покрасневшими пальцами сигареты, осматривают фасад разбитого дома и глубоко, как перед казнью, затягиваются. Молчат, словно на похоронах. Ждут своей очереди. Кивают знакомым, а, отойдя метров на десять от пострадавшего дома, размыкают уста:
- А этот придурок вчера сказал, что ситуация под контролем.
- Смешно слушать, идиоты, блядь. То они до Киева доходят, то об агонии Порошенко говорят, а нас херячат, как проклятых.
- Мы тут скорее передохнем, чем Порошенко со своими миллионами.
- С такой войной... Сука, как я их ненавижу! Всех до единого.
***
Школу N65 до войны сделали украинским лицеем. Дома и на переменах школьники говорили на русском, на уроках - на ломанном украинском. Две "градины", две стальные трубы с развороченными краями торчат сейчас рядом, как стрелы в мишени. Перелетели через двухэтажное здание школы и, недотянув до улицы Павла Поповича, встряли под железный забор, разорвав его, очернив снег вокруг себя. Траектория полёта понятна даже школьнику. Всё настолько очевидно, что прохожие с презрением и насмешкой смотрят на белые джипы с синими надписями ООН, на людей, якобы, заботящихся об истине и справедливости и представляющих мировой порядок, основанный на уважении к правам человека.
Разрушения в школе N19, лучшей немецкой школе в бывшей Донецкой области, не поехал смотреть, хотя она метров двести от лицея. Летом четырнадцатого в эту школу уже попали. Немцы тогда вставили стёкла, помогли Донецку. Сейчас рагули, чтобы ездить в Германию без виз - снова их выбили.
Две школы - одним залпом!
Ни ООН, ни ОБСЕ с Агатой Кристи не могут понять, кто дважды - с одного и того же места - стреляет по школе, кто вообще стреляет по Донецку. Третий год мир, точно слабоумный мальчик, не может два умножить на два. Мир решает биномом Украины.
***
А нам на старые дрожжи ненависти льют новую порцию боли и командуют: "Вперёд, к ебиной Украине!"
Там - со словами: "Прошу пана (пани) до гиллякы", - ждёт нас вежливый полицай.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
