Война рассыпает людей по окопам как горох. В твои окопы попадают люди, которых в довоенное время чурался. В чужие - с которыми дружил. Отрицательный персонаж, сидящий рядом, становится положительным, а положительный напротив - отрицательным. Даже женская красота по-другому видится из окопов.
Психолог Сидорова была рубахой-парнем. Количество видимых и осязаемых в ней женских прелестей стремилось к нулю, но она ненавидела Украину и говорила об укропах не литературно. Возможно, у неё, как и у меня, цензурных слов для них не осталось, возможно, она подстраивалась под собеседника. Её убеждения, хоть и не заменяли ей талию, но делали её отсутствие, в военное время, простительным. С началом обстрелов мы стали чаще общаться. Дня два назад она рассказала, что Света, исчезнувшая из больницы пару месяцев назад, снова появилась. Она жива и здорова, но выглядит не очень: только вчера вырвалась из Авдеевки, где жила два месяца в оккупации. Квартиру её обчистили и разбомбили. Утащили компьютер и ценные вещи. Свету избили и забрали телефон. Нет, не изнасиловали. Я ей скажу, что вы хотели её видеть.
Чтобы не говорили СМИ, но я в Донецке не голодал и не голодаю. Ни в июле, ни в августе, ни в сентябре четырнадцатого. И голодающих не видел. И похудевших. Ассортимент продуктов, правда, уменьшился, пищевые привычки изменились, но, если еда не главное, то всё нормально. Пива не тридцать сортов, а пять; молоко и сметана есть; фруктов и овощей навалом. Бродячие коты и собаки хлеб, как и в мирное время, не едят.
Мы сидим в больнице и голодаем под звуки отдалённых артельных выстрелов. Я единственный в отделении врач в окружении медсестёр и санитарок. Картошка, сало, яйца под майонезом, три вида колбасы, селёдка под шубой, бутики из чёрного хлеба с маслом, кружком огурца и шпротиной, салат из помидоров с огурцами и ещё кое-что. В общем, голод и гуманитарная катастрофа, которые в таком окружении даже лучше, чем изобилие. Живём в разных районах, и кто вчера был именинник, узнаём за обедом. После ночных обстрелов (именин с салютом) самогон с персиковым соком душа и тело принимают за лекарство. Кушаем, болтаем, проводим коллективную антистрессовую терапию. Сталинские сто грамм в войну не зря давали. Мы уже поняли, что плывём в одной лодке, что Украина, оставшаяся после ухода Крыма, этот огрызок слетевшего с катушек государства - даром нам не нужна.
Я пересказываю сотрудницам, со слов Сидоровой, Светин рассказ о жизни в Авдеевке.
- И что украинские солдаты ограбили её квартиру и отобрали телефон? - не верит медсестра Оксана. Она без пяти минут психолог и в мае ставила на Порошенко. К августу под обстрелами ставку поменяла, но нет-нет да и блеснёт умом, сказав, что мы "сами себя" или что-то в этом роде.
- А кто ещё?
- Может дэнээровцы телефон забрали?
- И она им отомстила, оболгав украинскую армию?
- Ну, мало ли...
Мама учила в толоконные лбы, особенно за едой, не стучать и потому я миролюбиво сказал:
- Ладно. Нарисуется Света, сама тебе расскажет. Ты с ней поспоришь, а мы послушаем, покушаем и выпьем - за нас и за Донбасс.
Света нарисовалась через день. С чемоданом и забинтованным запястьем правой руки. В лице её появилось что-то новое, серьёзное и неподвижное. Живость молодости и весёлость ушли. Прямой, с вызовом взгляд, который говорил мужчинам: "Ты мне ничего не сделаешь, а я с тобой что захочу, то и сделаю", - исчез. Веки нервно подёргиваются. Она словно вжалась в угол и молча, искоса наблюдала за происходящим. Я отвёл её на пятый этаж, показал палату и отдал ключи. Вид молодой женщины, сбежавшей из дома с наспех уложенным чемоданом, требовал героя, который наказал бы её обидчиков. Но на Украине херои скачут и красят туалеты в жёлто-голубой цвет, а женщин, не скачущих с ними, избивают. Мы договорились встретиться через полчаса.
Не срослось. Встретились через два дня. За это время Донецк не раз обстреляли, но уже мирно, по-братски, "в рамках минских договорённостей". 20-го сентября без пятнадцати десять утра три раза бахнуло так, что стёкла в моей квартире чуть не вылетели. Потом прочитал, что Донецкий казённый завод химических изделий подвергся артиллерийскому удару, от которого сдетонировало и взорвалось 12 тонн гексогена. Рядом разрушились здания, а в радиусе 3-4 километров дома остались без стёкол, а жители без глаз.
Стоит человеку на день завернуть мозги в липкую паутину украинских СМИ, как он начинает верить, что Донбасс - это край самоубийц. Мужья, прежде, чем покончить жизнь, убивают своих жён и детей, а жёны и дети - своих мужей и отцов. Все вместе взрывают дома, школы, больницы, шахты и заводы. То есть, совершают коллективное расширенное самоубийство. Украинская армия пытается надеть смирительную рубашку на жителей Донбасса, но тщетно. Херойские парни со Львова и Винницы гибнут, не успевая получить зарплату на карточку или в виде, так и не отправленного домой, имущества самоубийц. Матери и жёны хероев, не получив обещанной мзды, перекрывают дороги или идут, расцарапав лицо, за воздаянием в Киев. Создатели этой медиа лжи настолько уверены в глупости украинского народа, что даже не боятся вопроса о том, кто и как довёл трудолюбивых жителей Донбасса до расширенного суицида (если допустить, что это суицид, а не обстрел украинской армии).
В одиннадцать ночи звонок: обстреляли нашу больницу.
- От террористов покоя нет. - Спросонья думаю я и вспоминаю, что вчера пять минут из любопытства смотрел украинские новости.
Стёкла в палатах выбило взрывной волной. Нескольких сотрудников и пациентов легко ранило осколками. Утром я впервые в жизни держал в руках тяжеленые, килограмм на десять, обломки "града" и любовался дырой в стене и крыше прачечной. Узнал, что из соседнего отделения увезли в реанимацию больную, которая отреагировала на обстрел инсультом. Как доказать народу Украины, что это не я шарахнул по родной больнице? Твёрдого алиби у меня нет: жена и дети в отъезде, а кошка в свидетели не годится. Впрочем, если народ Украины верит, что мы стреляем сами по себе, то должен поверить и кошке.
Света жила в больнице и тоже попала под обстрел. Для нас это было внове. Она же улыбалась с видом фронтовика, успокаивающего новобранцев.
- В Авдеевку они зашли 27-го июля, а 28-го вошли танки. Выехать из города уже 27-го было нельзя. Телефоны вывоза из зоны АТО не работали. 54 дня в оккупации! Без света, без воды! 18-го сентября сбежала. Брат подруги в ополчении. Он сказал мне, что лучше уехать. Созвонилась с ним, и они меня встретили на блокпосту. Укропы выпустили спокойно. Я им, наверно, надоела.
Я слушал.
- В дом наш попали. Прям над моей квартирой. Двери и окна повылетали. Я три дня жила у папы в старой Авдеевке. За это время меня дважды обворовали. Соседи, скорее всего. Потому, что дверь открыли аккуратно, ножом или отвёрткой. Укропы выбивают двери ногами или стреляют в замок. Могут подогнать БТР и тросом сорвать дверь или решётку с окна. Они так магазины и квартиры открывают. У меня сначала взяли золото и мех, а потом всё остальное. Комп оставили. Грабят откровенно. Так и говорят: "Это плата за освобождение". Я им говорю: "А я не просила меня освобождать". "Другие просили". Подгоняют "Урал", выносят холодильники, плазму, ковры, одежду. Потом отправляют награбленное домой "Новой почтой" из Красноармейска. Даже туалетной бумагой и шампунями не брезгуют.
- Кто-то у вас радовался их приходу?
- Одна дура вышла со "славой-украине" и получила в зубы прикладом. Она им: "Я своя, украинская", - а они ей: "Ты подстилка дэнээровская!" Как бабка пошептала. Больше щэнэвмэрлых у нас не было.
- Они, видимо, для грабежа на Донбасс едут, а она у них "славой" хотела военные трофеи отжать. А чего им не грабить, когда государство их крышует?
- У меня телефон забрали со словами: "Мэни потрибнишэ". Вывернул, придурок, руку и пошёл. А что я сделаю пьяному мужику с автоматом?
- К командиру его надо было обратиться.
- Чтоб он потом меня застрелил как дэнээровскую наводчицу? Я всё-таки пошла и пожаловалась днепропетровскому Беркуту. Меня выслушали и сказали: "Будэмо зъясовывать". По сей день выясняют.
Нижнее веко подёргивается, чистые пальчики дрожат. Живая, мыслящая песчинка, чудом выскользнувшая из военных жерновов.
- Кури, - говорю.
- А можно?
- Тебе, да. Из квартир выгоняют?
- Редко. Пустых квартир много. В них они заходят, как к себе домой. Говорят: "Нам приказано занять выгодную позицию". Моя знакомая вернулась в квартиру, а там три укропа. Уходить отказались. Дали ей тысячу за аренду и, смеясь, выставили. Она живёт у подруги и ждёт, когда ДНР освободит Авдеевку. Их там человек триста. Нацгвардия, Правый сектор, срочники, контрактники. Я больше всего ненавижу контрактников. Срочников иногда жалко. Пацаны из сёл, из полтавской глухомани. Тёмные, забитые, тюрьмой запуганные. Пишут им в документах, что они на учениях в Харькове. Карты у них восьмидесятых годов. На них даже Авдеевки нет. Один мужик из Запорожья рассказывал, ему дома сказали: "Или в тюрьму или на Донбасс". Пригрозили, что жену уволят с работы, а дочерей отчислят из института.
- Не верю я этому. Мой знакомый из Днепра год назад демобилизовался. Весной понял к чему идёт Украина и смылся в Крым. В августе вернулся домой, вклеил за день фото в паспорт и снова в Крым. Боялся, что на границе задержат. Пронесло. Кто не хочет воевать, тот не воюет. А эти хотят и рыбку съесть и на кол не сесть. По-моему: взял в руки оружие, пошёл на брата - лежи в кустах, корми червей.
- Я рассказываю то, что видела. Многие из сёл. Им сказали: "Россия напала на Украину", - и послали защищать Родину. Они законопослушны до идиотизма. Здесь поняли, что к чему и теперь не знают, что делать дальше: сдаваться или убегать. Дома посадят как дезертира, а здесь непонятно что. Они видят, как украинские Грады стреляют по направлению Донецка и Ясиноватой. Видят, как танк с украинским флагом стреляет в сторону блокпоста ДНР, разворачивает башню и лупит по коксохиму, а потом танкисты говорят, что террористы обстреляли коксохим. Я им говорю, что с балкона видела, как они по коксохиму стреляли.
- И что танкисты?
- Улыбаются. Им плевать на моё мнение. Они меня за человека не считают. Нацики и правосеки на русском принципиально отказываются говорить. Твердят одно и то же: "Вы нашу зэмлю захопылы. Мы вас будэмо за цэ ризаты и рваты". Я говорю: "Я здесь родилась, выросла и работаю". А они: "Вы нашу зэмлю захопылы". Я спрашиваю: "Ты где родился?" "Во Львове". "Если я захватила твою землю в Авдеевке, то ты захватил мою землю во Львове?" "Нет", - говорит. "Если во Львове твоя земля и в Авдеевке твоя, то моя где?" "Вали в Рашу", - говорит. "Но я здесь родилась". "Значит, делай то, что тебе говорят". "Я не рабыня". "Вы тупые ватники. Не понимаете своего счастья и мешаете нам получить его для себя и для вас". "Если я буду делать то, что вы мне скажите, я буду умной?" "Мы вам нашу зэмлю не виддамо".
- М-да. Для укропа, выращенного без солнца в бендеровских схронах, логика железная.
- Там много интересных кадров. Ваши пациенты точно среди них есть.
- Они что медкомиссию не проходят?
- Не знаю. Саша, например, снайпер, был контуженный. У них было десять снайперов. Они не пили. Остальные не просыхали. Менялись военные каждые 10-12 дней. Снайпера по очереди дежурили на крыше десятиэтажки. Особо не скрывались. Курили открыто на крыше, и окурки бросали вниз. Саша был из Сум. Ему 24 года. Дежурил только один. В глаза никогда не смотрел. Стрелял по всем. Он подходил к нам вечером и говорил, что заступает на дежурство, и чтоб на улице никого не было в комендантский час. "У меня тепловизор и мне в падлу разбираться, кто свой, а кто чужой", - говорил он. Однажды ранил в ногу своего же. Тот пьяный лазил ночью, водку искал. Саша со скуки и для тренировки собак отстреливал. Он что, по-вашему, нормальный?
- Странновастенький.
- Был ещё один дёрганный. Его в первом же бою под "Царской охотой" контузило. Там ополченцы укропов здорово покромсали. По сей день их трупы в бассейне и по посадкам лежат. Они оттуда кто куда разбегались. По зелёнке и к нам. Один говорил: "Я вас ненавижу. Когда демобилизуюсь, то приеду и всех перережу". Сейчас ему, якобы, запрещают это делать.
- Расскажи что-нибудь весёленькое.
- Там всё весёленькое до слёз. Выхожу я как-то утром из своего дома, а у меня посредине двора надпись на украинском: "Вхид заборонэно". Я так и не поняла, куда вхид и кому заборонэно. Подошла, ноги о надпись вытерла и пошла дальше.
- И никто ничего?
- Нет. Ещё мама одна бегала вечером и кричала, что её тринадцатилетнюю дочь изнасиловали. Девочка после девяти вечера постоянно ходила к ним мобильник заряжать, сгущёнку с ними ела, домой носила, а потом вдруг её изнасиловали.
- Может, у них сгущёнка кончилась, и они не расплатились?
- Может. Мама из неблагополучных.
- А что ещё?
- Они каждый вечер к нам во двор приходили с автоматами и стреляли вверх или нам под ноги. Это у них называлось "ватников кошмарить".
- Зачем?
- Не знаю. Может спьяну, может, силу и власть показать, а может, хотели прогнать нас и вещи наши спакойненько, без слёз и крика, забрать. Я уверена, что они обстреливают города для того, чтобы жителей прогнать и ограбить их дома и квартиры.
- Мне Свистюк говорил, а он родом из Черновицкой области, что его родственница из Тернополя уже приезжала в Донецк, чтоб себе и родственникам квартиры в центре, недалеко друг от друга, присмотреть. Им сказали, что в Донецке много брошенных квартир и кто хочет, тот может уже переезжать.
- Очень может быть. Они считают, что прививают нам любовь к Украине. Один пьяный придурок поймал у нас во дворе шестилетнего пацана и выпытывал: "Ты за нас или за ДНР?" Одной рукой пацана держит, а другой - в воздух из автомата стреляет. Мне под ноги стреляли. Один раз пьяный укроп автомат к моему виску приставил и спрашивает: "А ты что, не боишься?" "Нет". "А если пристрелю?" "Стреляй". Однажды так довели, что я пошла к ним на блокпост (возле моего дома) и стала требовать, чтобы меня пристрелили. Они смеялись. Стакан водки налили и дали. Я его об БТР разбила. Кричу: "Стреляйте, сволочи!"
Закуривает вторую сигарету от первой.
- Смелая вы женщина.
- Истерика это, а не смелость. Меня снайпер от них еле увёл. Я не хотела уходить, пока меня не застрелят. Он меня тащит, а я его по ногам каблуками бью. Сидел со мной на лавочке перед домом, успокаивал. Снайпера не пьют. Вам, кстати, патроны к автомату нужны?
- Нет.
- Я бы подарила. У меня много. Они бывает целый день водку пьют и в карты играют, а в отчёте пишут, что отразили пять атак террористов. Проигравший расстреливает БП, то есть, боеприпасы, в воздух или по зелёнке, чтоб расход показать. Однажды так женщину в ногу ранили. Когда же стрелять лень, разбрасывают патроны. Я насобирала во дворе.
Она достаёт из чемодана коричневый, бумажный прямоугольный параллелепипед с цифрой "12" на боку, сколотый с торцов скрепками. Тяжёлый для своего размера. Сквозь бумагу легко прощупываются 35 патронов, компактно, пулями навстречу, упакованных. Любопытство пересиливает, и я беру на память сувенир об АТО.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
