(Конец 80-х, Кишинев) 

1.

Прошиты дни
вибрирующей нитью
надрывных слухов.
Я не верю им.
Не верю, что пора кровопролитья
сгущается над городом моим.

Но все ж
непредсказуемым разбродом
грозит разбухшая, как никогда,
вражда не между властью и народом,
а межнациональная вражда.                      

2.

Этой ночью тревожной
думал: 
слухи не так уж глупы,
и казалась возможной
смерть от рук разъяренной толпы.

Этой ночью бессонной
всякий - близкий, далекий ли - звук
для души напряженной
был предвестьем неслыханных мук.

Пронеси ее мимо,
Боже, дикую эту волну!

...Страх ни с чем не сравнимый -
страх за сына
и дочь, и жену...

3.

В чем-то ты уже не тот,
и в душе - 
следы надломов,
потому что прожил год
в ожидании погромов.

Страшен поворот судьбы -
рев национал-стихии,
бесноватый клич толпы:
"Чемодан - вокзал - Россия!"

Русский - оккупант и зверь,
вот и весь их сказ недлинный.

...Вновь стиральною машиной
подопрешь входную дверь

на ночь; 
будет под рукой
молоток - твой друг надежный...

В чем-то ты
уже другой,
ибо понял: все возможно.

4.

Человек не может 
быть самим собой: 
человека гложет 
страх перед толпой. 

Ночь угрозой дышит 
с четырех сторон. 
Топот ног он слышит, 
вопли, стекол звон... 

Он в окно слепое 
смотрит, в злую тьму. 

Нет ему покоя. 
Жизни нет ему.

5.

Вот он, 
час испытаний, 
он уже начался. 
И потерь, и метаний 
пролегла полоса. 

Нету выбора, нету, 
нет иного пути: 
мне пристрелянной этой 
полосою идти...