СТИХИ

К этим стихам требуется небольшое пояснение, потому, что сам я не был участником войны, так как родился в 45-м. Но мои сверстники настолько пропитаны тем - самым великим и самым трагическим событием в жизни страны, что в каждом из нас война продолжает жить отдельно, в каком бы возрасте мы ни были. И происходит это потому, что почти ещё десятилетие после 45-го фронтовики продолжали возвращаться домой. Кто из плена, кто из других стран, куда им удавалось бежать из плена, а кто и из наших лагерей, куда тоже попадали бежавшие из плена. Поскольку таков был приказ Главнокомандующего - вне зависимости от того, как человек оказывался в плену, он был виноват, что туда попадал.

Но ведь "солдат - всегда солдат", какое бы воинское звание он ни носил, и в каких бы обстоятельствах ни побывал. Поэтому рассказы о войне шли постоянно, и почти все мальчишки моего поколения формировались под влиянием этих людей, а также, книг и фильмов о них. Мы хотели в армию, чтобы стать такими же защитниками страны, какими были наши кумиры-победители.

Кроме этого, о тех событиях - и первых днях войны, и "войны из окопов" рассказывали мне и мои родители, которые были на фронте, и их боевые товарищи, часто приходившие к нам. А позже многое узнал и от отца моей жены Валентина Николаевича Шапошникова, закончившего войну в Вене в 45-м четырежды орденоносным боевым офицером. О нём у меня есть отдельная повесть "Ветеран" и очерк "Перебирая наши даты...". Так что в прозе публикации о войне у меня были. И не только те, которые приведены, но и в нескольких других повестях и рассказах о военных действиях, буднях и послевоенных судьбах тех, кто "сохранил нашу русскую речь" тоже написано.

И вот, когда писал о людях, кому мы обязаны тем, что ходим по этой земле, и каждый, из 15-ти бывших республик, может говорить на своём языке, иной раз случались стихи, которые вкладывал в уста человека, прошедшего ту войну. Случались они всегда неожиданно. И мне казалось, что стихотворение немножко дополняет образ фронтовика, о котором идёт речь, и ту обстановку, в какую он попадал в военное и послевоенное время. Но каждое из них - именно о том, о чём мне рассказывали и продолжают рассказывать те, к сожалению, уже немногие кумиры моего поколения - победители той войны. Поэтому в этих стихах нет ничего придуманного и воображаемого, а только поведанные ими факты. Ну и, конечно же, личное отношение к тем событиям и людям.

А обнародовать этот цикл отдельно мне захотелось по двум причинам. Во-первых, поклониться тем, кто из них ещё жив и тем, кто ушёл уже в вечность. И, во-вторых, напомнить желающим в бывших республиках, вытеснить русский язык из своего лексикона, что, если бы ни эти люди, кто "в сорок первом шли в солдаты", о своём языке они, скорее всего, вообще бы забыли, а учили бы немецкий, чтобы выполнять приказания господ.

Ну и, кроме того, мы ведь уже третье десятилетие ищем национальную идею, которую, увлёкшись набиванием карманов, вмиг утратили. Какое-то время эту утрату не замечали, и уповали, что с переходом на "новые рельсы" всё образуется. Но когда обнаружили, что эти "рельсы" ведут в никуда, поскольку без духовной идеи заводят в тупик, стали усиленно её искать. Но пока безрезультатно.

И вот подумалось: а как же те, кто, несмотря на все злодеяния "кожаных курток", бывших до октября 17-го "ничем", а потом ставших "всем", и, несмотря, на такую подготовку к войне, когда в её первые недели "нас били как слепых котят", принесли нам весну 45-го. И мы стали единственной страной, которая "повернула немецкий сапог", ступивший в неё однажды. Ведь такое могло случиться лишь при невероятной силе духа. Так, куда всё это выкинули нынешние "идеологи". На одну лишь сегодняшнюю армию посмотреть - не хватит печали.

Вот и хотелось сказать тем, кто в "сороковые, роковые" стал гордостью страны, что гордостью они и остались. И нашей национальной идеей, думаю, останутся. А ещё извиниться за тех, кто лишь раз в году вспоминает о ветеранах, кому мы обязаны возможностью ходить по этой земле. И добавить, что, несмотря на нынешнее наше состояние, когда из защищённого ими в войне и преумноженного и в мирной жизни "всё расхищено, предано, продано", не все о них забыли.

И низко им поклониться.

***

В дальнем прошлом города и страны,

И ракет сигнальные огни,

Лишь ночами тихо ноют раны -

Непогоду чувствуют они.

Не дают забыть себя "трофеи",

Что солдат принёс домой с войны -

Трудно повернуть бывает шею,

И зияют шрамы вдоль спины.

Но и это тоже бы терпимо,

Жаль вот только - нету той страны,

А какая есть - проходит мимо.

Здесь мы, видно, больше не нужны.

***

Гул танков, и вжалась пехота.

Расчёт - артиллерия бьёт.

Война - это та же работа,

Но там, где душа не поёт,

Поскольку душа не приемлет

Такой поворот бытия.

И стоном уходим мы в землю,

Чтоб дать ей еще одно "я".

Уходим мы в память, и в этом,

Наверное, будни войны,

Закаты уходят в рассветы,

И холод бежит вдоль спины.

А там, где и любят, и ждут нас,

Где нам и уют, и тепло,

Пусть весточкой станет попутной

Хоть кто-то, кому повезло.

***

Война пришла к нему с изнанки,

Где, в добавленье всех невзгод,

В его петлицы лейтенанта

Вмешался сорок первый год.

А лейтенант хотел в то лето

Узнать лишь - кто тому виной,

Что с ТОГО раннего рассвета

Платить пришлось такой ценой.

Ведь нам внушали - если завтра

Враг нападёт, он будет бит...

Но разворочена казарма,

И командир уже хрипит...

А лейтенант, лишённый взвода,

Отправлен рядовым в штрафбат.

Но и от этого исхода

Не смог понять - кто виноват.

Так и узнал войну с изнанки,

Где, в добавленье всех невзгод,

В его петлицы лейтенанта

Вмешался сорок первый год.

***

Поговорили ни о чём,

И помолчали о заветном.

Потом взлетели две ракеты,

И стало сразу горячо -

В дыму рассеивает взгляд -

Свои, чужие, крик и скрежет

Без промежутков, только между

Воронками гудит земля...

И вдруг всё стихло - бой угас.

И мир уже не так был тесен -

Вокруг ни слов, ни слёз, ни песен.

Ни сил... Ни большинства из нас.

***

В военных буднях всё первично,

И потому в письме домой

Пишу о том, что здесь отлично,

А я сегодня выходной.

И это к истине так близко,

Поскольку тихо третий час...

Вот только в танке возле Минска

Лишь двое выжили из нас,

И потом пропитались спички.

Но, всё равно, в письме домой

Кто выжил, сообщит: "Отлично,

И я сегодня выходной".

***

Нам только выполнить приказ

И за высотку зацепиться,

А пулемёты косят нас

И вниз укладывают лица.

Всё это будто бы во сне -

И васильки, и стон, и лица,

Но есть приказ, и нужно мне

За этот выступ зацепиться.

И хоть осталась горстка нас,

Ещё чуть-чуть, и мы осилим.

Но там ведь тоже дан приказ,

И на кону лишь "или-или".

Потом - такая тишина,

И в ней мотивом колыбельным

Высотку чувствует спина...

И выдох входит в мир отдельный.

***

На войне не бывает измен -

Только встречи и только разлуки,

Потому что сплетённые руки

Так легко превращаются в тлен.

Оттого нет любовных интриг,

А приходит туда только данность,

Переходит она в благодарность -

Будто в вечность уносит тот миг.

АЛЕКСАНДРУ ПЕТРОВИЧУ МЕЖИРОВУ

Мы живём на повышенных нотах,

Потому что с обеих сторон,

Постоянно строчат пулемёты,

И не слышно окрестных ворон.

Да и к лучшему: с криком вороньим

Неизвестно с какой из сторон

Могут сразу пойти похоронки

Даже, если здесь нет похорон.

А их нет, потому что не можем

Мы уйти из повышенных нот...

Это будет значительно позже,

Когда речь прекратит пулемёт.

***

Почему вдруг смолкли пулемёты,

Почему подмога не идёт,

И молчит радист из третьей роты

Будто бы воды набрал он в рот.

А молчит он, потому что провод

Перебит, поскольку был налёт.

И потом - один для связи повод,

Чтоб сказать: "Подмога не придёт".

Да и сам радист теперь не сможет

Дописать своё письмо домой -

Третьей роте, видно, всей положен

В этом месте вечный выходной.

***

Всё пройдёт. Ну а то, что останется,

Будет с теми, кто дальше пойдёт.

Прячут лица случайные станции,

Что ушли в "недолёт-перелёт".

А у нас и землянки остужены,

Потому что их нечем топить.

И ремни затянули потуже мы,

И почти уже нечего пить.

Только чуть бы ещё продержаться нам,

Чтоб смогли эшелоны уйти -

Что поделаешь: эвакуация.

Ну, а нам - по другому пути.

Но у всех - полустанки и станции

Да и свой "недолёт-перелёт".

Знаем только- лишь тот, кто останется,

Будет с теми, кто дальше пойдёт.

***

Ко всему, наверно, привыкаешь,

Но нет-нет, и в переулках фраз -

Тихо так: "Вы знаете...,ты знаешь,

Мне сегодня не хватает вас".

Может, вас и обошла удача,

Может, кто-то где и сплоховал,

Только всё могло бы быть иначе,

А не так, как было - наповал.

Сорок первый - это не подарок,

Сорок пятый - это ТА весна -

Путь ваш к ней оборван, но так ярок,

Что ему лишь вторит тишина.

Только к ней никак не привыкаешь,

Потому и в переулках фраз -

День за днём: "Вы знаете..., ты знаешь...,

Мне всё также не хватает вас".

***

Ветер стонет жалобно и долго,

В переулке поднимает пыль.

И дрожит у матери иголка,

Да склонился над столом костыль.

Мать и рада - дождалась сыночка,

Хоть и инвалид, а всё же, жив.

Только плачет потихоньку ночью,

Потому иголка и дрожит.

А солдат - он, как и был солдатом,

Так и тут - опять уже в строю,

Дел ведь много - покосилась хата,

Половицы "дышат и поют"...

И теперь он, как бы ни болело,

Сам себе отдал уже приказ:

То, что было - было. Делай дело -

Время всё расставит лучше нас.

Жаль лишь, что не дождалась невеста,

И друзей почти уже и нет.

Но ведь он остался, значит вместо

Них теперь держать ему ответ.

Вот и держит. А дурные вести...

Но не стоит вечно горевать.

Только жаль - не дождалась невеста,

И до срока постарела мать.

***

Память вольно сохраняет даты,

У неё особенная власть -

Вот и клён украсил в сорок пятом

Осень, что тебя не дождалась.

В летнем парке - духовой оркестр,

И печаль с надеждой пополам,

Где друг с дружкой кружатся невесты -

Тех, кого война с собой взяла.

Этот вальс амурскими волнами

Чуть качает и слегка дрожит.

Он и тем, кому остаться с нами,

И кем память станет дорожить.

И хотя мелькают наши даты,

Но не все. И остаётся в нас

Эта осень в дальнем сорок пятом.

Что с тех пор тебя не дождалась.

***

Стоит черёмуха невестой,

И отгремел уже салют,

Но вместе с радостным известьем

Дожди, как будто, слёзы льют.

Но вот и выплаканы слёзы,

И наступает сенокос,

А на селе одним вопросом

Остался главный тот вопрос.

И не какое будет лето,

А кто ещё придет домой,

Хотя и время для ответов,

Похоже, вышло той весной.

Так и останутся невесты

У дальних лет сороковых,

Где похоронки будут вместо

Тех, кого нет уже в живых.

И лишь как прежде, год от кода,

Стоит в черёмухе весна,

Да гранью этого исхода

Остались только имена.

***

Май сорок пятого - особый:

Веселье, горе, ордена...

Но и потом хотелось, чтобы

Звучали ваши имена.

Они украсили колонны,

Соединившие весну.

И список этот поимённый

Протянут через всю страну.

Вас каждый день уводит в вечность,

Где в пенье птиц уходит стон...

А нам осталось лишь при встрече

Отдать вам свой земной поклон.

***

В высоком звании солдата

Прошел он через всю страну,

И под Берлином в сорок пятом

Встречал ту самую весну.

Его бомбили и лечили,

Однажды свой попал снаряд,

И даже в спину как-то били,

Куда дышал заградотряд.

Потом прислали похоронку,

Но в этом он не виноват -

Что трое суток в той воронке

Лежал контуженым солдат.

А от воронки до Берлина -

Почти четыре года путь.

Хоть не дошла и половина,

Но память в силах их вернуть.

И потому, как знак крылатый,

Слова те рядышком стоят:

"Нет выше звания солдата,

Да и надёжней, чем солдат".

***

Не часто падает звезда,

Но постоянно есть надежда,

Что не погаснет она прежде,

Чем ты успеешь загадать.

О чём-то главном: Может быть,

О том, чтоб больше мы не знали

Тех криков, что из-под развалин

Солдаты слышат как мольбы...

Да, видно, каждому свой путь.

И тишина прошила душу.

Теперь её так больно слушать,

Но время не перевернуть.

Оно врывается в твой дом

Бедой из писем треугольных,

Хоть и без этого невольно

Ты часто думаешь о нём...

Теперь другая правит жизнь -

Другие имена и песни.

А те, что были на их месте,

Уходят в память или ввысь.

***

Конечно, всё идёт вперёд -

Другие песни, сны и лица,

В погоны перешли петлицы,

И канул сорок первый год.

А вслед за ним и сорок пятый -

Пришли героями солдаты...

Но в том они не виноваты,

Что мы их стали забывать.

И имена их называть

Всё чаще только раз в году.

Как будто память не в ладу

С тем, что не будь их в сорок первом -

В его невиданном аду,

Когда всё было как в бреду -

Ведь от Москвы и до Берлина

Их не дошла и половина...

Но канул сорок первый год,

А вслед за ним и сорок пятый...

Вот только не такой исход

В своей стране бы ждать солдату.

***

Друзья уходят в одиночку

И парами. И день за днём.

И я не в силах ставить точки

В их бесконечности проём.

И нас всё меньше днём и ночью,

Хотя всегда - и день, и ночь -

Я не прощаюсь с ними, точно

Могу им чем-нибудь помочь.

Не успеваю. Только память

Берёт их бережно хранить -

Уже стоят их именами

И гипс, и мрамор, и гранит.

А я теперь и днём, и ночью

Смотрю в бессрочный тот проём.

И вижу их поодиночке

И парами. И день за днём.

***

У входа строгая охрана -

Видно, высокий кабинет,

Но там уже для ветерана,

Похоже, времени и нет.

И после очереди долгой

Опять ни с чем идёт домой.

А на Дону и в устье Волги

Он шёл без очереди в бой.

Шёл, где сильней была охрана,

Но никакая из преград

Там не смущала ветерана -

Даже в боях за Сталинград.

И вот теперь у кабинета

Впервые, через много лет,

Он ощутил и без ответа -

Его страны той больше нет.