Okopka.ru Окопная проза
Бикбаев Равиль Нагимович
Чудовище

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 9.09*44  Ваша оценка:

Чудовище

   От автора:
   Все что изложено, в данном повествовании является авторским вымыслом, а любое сходство с реальными событиями и людьми - совпадением.
   "1.Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральном законе порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.
   2. Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность.
   3. Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого"
   статья 49. Конституция Российской Федерации
   "Закон, что дышло как повернешь, так и вышло"
   Народная пословица
  
   Молодой человек в неприметной одежде надел черную матерчатую шлем - маску, достал пистолет и первым выстрелом превратил мирный рынок в поле боя. Война пришла в город, а молодой человек был ее бойцом. Он умел воевать.
   Навести ствол, задержать дыхание, плавно указательным пальцем потянуть спуск. Видно в прицеле как исказилось чужое лицо. Первый выстрел, и один из продавцов падает на грязную замусоренную землю, зажимая руками живот. Повело ствол метил то в голову. Бывает. Главное что попал. Успокойся, бей точнее.
   Соседи первой жертвы бросились бежать. Но боец был отличным стрелком. Второй выстрел, дернулся от отдачи пистолет, задергался, валясь на прилавок, еще один мужчина. Третий выстрел, и третья живая мишень, убегая получила пулю в затылок. Четвертый выстрел, и последний беглец стал трупом. Три секунды, четыре выстрела, четыре смерти. Отлично по "огневой". Все. Счеты сведены. Пора уходить.
   Боец отступил к машине, и когда он отъезжал от поля боя, ударил по напряженным нервам протяжный крик, за ним еще и еще, крики слились в рев страха, паники, ужаса.
   Знакомое дело, на войне всегда так кричат. Боец скривил в гримасе лицо, и поправил себя, кричат те, кто остался жив те, кто не ожидает увидеть смерть так близко. Чужую смерть, потому, что когда увидишь свою, уже не до крика.

Глава первая

   Вода была непроточная, тухлая лужа, а не вода, такими же тухлыми и непроточными были и мои мысли. Я стоял на мостике, что соединяет два берега канала с романтическим наименованием "Кривая Балда" и смотрел вниз на покрывавшую воду тину.
   Судья объявила перерыв в судебном заседании и отправилась в совещательную комнату, вкусить свой обед, а я улизнув от своего клиента, двинул смотреть на воду, чтобы не слушать в очередной раз жалобы своего доверителя, на несправедливость жизни вообще и на законы в частности.
   Дело моего клиента было "тухлым" заведомо проигрышным, о чем я его добросовестно предупредил, еще до того как он нанял меня представлять свои интересы в суде общей юрисдикции. На его недоумение, я ему пояснил, что справедливость и законы, это разные вещи и порекомендовал ему нанять другого специалиста. Клиент тяжко вздохнул, подумал и заплатил мне гонорар. Деньги порядочные люди отрабатывают, а у меня репутация порядочного юриста.
   И вот я стою на мосту, любуюсь тухлой водой, разглядываю болотных жаб и прекрасно понимаю, что сделать толком ничего не могу. Закон был почти готов повернуться к моему клиенту - ответчику задом, а к истцу передом.
  -- Как христианка, заявляю вам, не делайте этого! - услышал я звонкий девичий голосок.
   Боже милостивый, достали уже эти сектанты! Я повернулся к обладательнице звонкого голоска, так себе девица ничего особенного, личико свеженькое росточка среднего все где надо выпирает. Порывшись в кармане вытащил деньги демонстративно отделил от пачки самую мелкую купюру и протянул ее девице - сектантке - побирушке:
  -- Возьми деньги и отстань от меня и без тебя тошно.
  -- Уверуй! - уставившись на меня заявила кареглазая девица отводя мою руку с деньгами, - и тебе станет легче.
   Как же, как же! Если бы все, было так просто.
  -- Больше денег не дам! - твердо заявил я наглой побирушке.
  -- Самоубийство тяжкий грех перед Господом! Одумайся ...- проникновенно начала проповедь девица.
   Вот так, мы с самого начала мы не только не поняли, но даже и не слушали друг друга.
   Не внимания ее рассуждениям и не вступая в спор, я повернулся к перилам моста и перегнувшись через них, продолжил любоваться тухлой водицей.
   Девица схватила меня за плечо, я резко обернулся и увы, не успел сказать ей пару "ласковых" слов. Она меня опередила с размаху влепив пощечину. Я онемел. А наглая девка проникновенно прошептала:
  -- Так для вас будет лучше! Главное привести вас в чувство, вернуть к жизни, потом вы мне сами спасибо скажите!
   Конечно я сказал, не потом, а тут же, да еще как! Самым цензурным было слово "Чудовище".
  -- Я не требую наград за добрые дела в ближней жизни, - с христианским смирением тихим голосом ответила мне девица, - но верую что они, зачтутся мне перед престолом Его!
  -- Сгинь с глаз моих! Чудовище! - заорал я, и чтобы избежать нанесения ей оскорбления действием, а проще сказать, не залепить нахалке ответную оплеуху, убежал под защиту закона, то есть бегом вернулся в здание суда.
   После общения с Чудовищем мое сердце билось как бешеное, а мысли были полны горечи и злобы.
   Секретарь после перерыва пригласила стороны в зал судебного заседания. Рассмотрение гражданского дела продолжилось. Мои щеки пылали, глаза горели, а выступление было преисполнено горького пафоса.
   Судья смотрела на меня с интересом, а слушала с некоторым недоумением. Дело в том, что мы не раз сталкивались на процессах и раньше я в своих выступлениях все больше напирал на логику, а не на эмоции.
   Рассмотрение дела закончилось. Судья объявила резолютивную часть решения суда. Дело моего клиента, к моему глубочайшему удивлению, было выиграно.
  -- Значит все-таки закон и справедливость, однородные понятия, - счастливый, довольный клиент тряс мою руку.
  -- Нет правил без исключения, - хмуро процедил я, - вот ваш случай как раз исключением и стал, и не надейтесь на его повторение.
   Я сухо с ним попрощался, развернулся и ушел из суда домой.

Глава вторая

   Мы, проявляя трогательное единодушие в целях и методах воспитания, вместе с женой, за завтраком, зудели нашему сыну о вреде компьютерных игр.
  -- Ты испортишь осанку, так много сгорбившись, сидишь за компьютерным столом, - начал я воспитательный процесс, одновременно намазывая булочку маслом.
  -- И глаза испортишь, - поддержала меня жена и ближе ко мне пододвинула тарелку с нарезанным сыром.
  -- Нельзя все свободное время проводить в виртуальном мире, - продолжил я.
  -- Это приведет к необратимым последствиям для твоей психики, - вносила в воспитание ребенка свою лепту жена.
  -- От компьютера у тебя могут в будущем возникнуть мужские проблемы! - стращал я ребенка.
   Ребенок не отвечая, продолжал завтракать, а мы усердно портили ему аппетит и настроение. Услышав очередной педагогический пассаж: "Надо больше заниматься уроками ... Умеренно бывать на свежем воздухе ... Заниматься спортом...". Дитятко не выдержал и выбежал из-за стола. Мы довольно переглянулись, на сегодня родительский долг был исполнен.
   Дело в том, что мой сынуля, вступил в изумительный подростковый возраст. Изумительный, потому что все родители наивно изумляются, куда это делся ласковый, милый, почти послушный ребенок, и откуда взялся не признающий родительского авторитета, не реагирующий на воспитательный процесс, мятежник. Помните Лермонтова? Ну, мы с вами еще в школе учили наизусть его стихотворение "Белеет парус одинокий". Так вот все произошло, как классик и предсказывал:

А он мятежный ищет бури,

Как будто в буре есть покой!

   "Мятежный" ищущий бури ребенок, вернулся на кухню, где мы продолжали завтракать и бросил на стол загрузочный диск с последней игрушкой. Наверно ему очень хотелось сказать нам: "Нате! Подавитесь!", но "Мятежный" сумел сдержаться. Я так в его годы не сдерживался, когда на мне отрабатывали педагогические приемы. Полюбовавшись на поднятую им бурю, "Мятежный" снова убежал к себе в комнату. Через десять минут входная дверь хлопнула, и даже не сказав нам, "Пока!", "Мятежный" отбыл грызть гранит наук. Я кротко пожаловался супруге на ребенка: "Это ты его так воспитала!", на что она мне заметила, что мой ребенок не только юридический наследник, но и де-факто, унаследовал "лучшие" черты моего характера, а вот эти свойства как раз воспитанию и не поддаются. Короче виноват во всем, оказался я. Утро в семейном кругу удалось на славу.
   На работе, уединившись в своем кабинете, я включил компьютер, вставил в дисковод, неосмотрительно брошенную "Мятежным", игрушку, и загрузил игру.
   Посторонний зайди он ко мне, увидел бы ласкающую глаз картину: "Юрист обдумывает, сложнейший правой казус, от полноты и глубины мысли морщит лоб, от усердия не отрывается от монитора, и не реагирует на внешние раздражители".
   На деле я сражался с игровыми компьютерными монстрами, и даже перешел на второй уровень, где и безнадежно застрял. Истины ради уточню, играть в этой программе меня обучил "Мятежный", в те часы, когда меня не одолевал педагогический зуд, а дома царили мир и согласие. Сынуля, "Мятежный" то есть, он ведь в принципе мальчишка не плохой, и если его попросить, то своими знаниями охотно делится, вот он и выучил меня - себе на голову. Кстати, сам "Мятежный", когда начинает эту игру, то только разминку начинает на четвертом уровне.
   Сгорбившись, не жалея глаз, не думая о возможных проблемах, тех самых которыми стращал свое дитя, я продолжал виртуальный бой.
   "Опять тревога! Опять мы ночью вступаем в бой!" - запел сигнал сотового телефона. Эта песню памятную мне с войны в Афганистане, я сначала с большим трудом отыскал, потом записал на диск, а затем закачал в мобильный телефон.
  -- Да! Слушаю, - не скрывая раздражения, оторвали такие сякие от наиважнейшего дела, отозвался я.
  -- Привет! - хрипловато поздоровался знакомый голос и тут же напористо перешел к делу, - У моего друга, дочка закончила юридический факультет, возьми ее к себе на стажировку.
  -- Пусть приходит, - кислым тоном согласился на его просьбу я. Не люблю я стажеров, возни много, толку мало и вообще я один предпочитаю работать.
  -- Она скажет, что от меня, - предупредил мой приятель и отключился.
   Я вернулся к игре, на работе был застой, старые дела в судах еще не рассмотрели, новые я пока не брал, можно со спокойной душой продолжать совершенствовать навыки владения новыми компьютерными программами. Этой фразочке "совершенствует ... владение ... новыми программами" меня тоже "Мятежный" обучил, когда объяснял, почему так много играет.
   В дверь негромко постучали.
  -- Входите, - пригласил я, не отрывая рук от клавиатуры, а глаза от монитора. В игре наступил кульминационный момент, мой электронный Альтер - эго, как никогда был близок к победе.
  -- Я от Руслана Абишевича, - прозвенел девичий голосок.
   Я отвел взгляд от монитора и остолбенел, на пороге моего кабинета, стояла Чудовище. Девушка тоже меня узнала, неуверенно улыбнулась и воткнула нож - воспоминание в еще свежую рану:
  -- Так вы не утопились? - пролепетала она, - Ах как я так рада, что сумела удержать вас от рокового шага!
   А вот я был совсем не рад. От посетительницы перевел взгляд на монитор, ну конечно, так и есть, моего Альтер - эго сожрали монстры.
   "Это знак судьбы!" - мрачно глядя на экран монитора, подумал я, а мой внутренний голос тут - же потребовал: "Спровадь это Чудовище как можно быстрее!".
  -- Присаживайтесь, - предложил я Чудовищу, и когда она уселась на жесткий стул, начал допрос, - Почему вы решили стать юристом?
  -- Хочу бороться за справедливость и защищать невинных! - огорошила меня ответом Чудовище, и уверенно расположилась за моим столом попирая ягодицами стул для клиентов.
   "Господи меня помилуй! - с раздражением глядя на Чудовище думая я - Что ж это мне за наказание такое? Бороться за справедливость, и защищать невинных! Да еще в юриспруденции! Это ж надо такое придумать! Откуда оно вылезло, это ископаемое, что в России в третьем тысячелетии, заявляет мне о таких вещах! Все люди как люди, думают о деньгах, о карьере, или вообще не о чем не думают, а это Чудовище видите ли, мечтает о справедливости"
  -- Для начала запомните, - нанес я первый удар по Чудовищу, - юрист, думает только о том, как защитить клиента и получить за это деньги, а вот священнослужитель должен думать о справедливости. Может вам переучится пока не поздно?
  -- Нет, - отказалась Чудовище и представилась, - Вы, не спросили! Так я вам сама скажу, меня зовут: Любовь Петровна. А вас? - И стала учить меня хорошим манерам, - И еще - это не вежливо, по отношению к девушке, не назвать первым свое имя.
  -- Ммм..., - промычал я, стараясь держать себя в руках, нашелся с ответом, - Для меня вы не девушка, а ..., - чуть было не сказал Чудовище, - стажер.
  -- Какой же вы юрист! - с возмущением продолжала поучать меня Чудовище, - Если не верите в справедливость, не готовы защищать невинных, а думаете только о деньгах.
  -- Все юристы только об этом и думают и Каина осудили, только потому, что у него не было толкового адвоката, - парировал я выпад Чудовища и нанес ответный удар, - А если я плохой, то вы голубушка, можете поискать другое место для стажировки.
   Чудовище промолчала, потупила глазоньки и после короткой паузы спросила:
  -- А мы когда на суд пойдем?
   Видали такую?! Мало того, что поучает, так еще и заявляет "мы", компаньона нашла!
  -- Ждите! Я сейчас подойду, - коротко распорядился я и выскочил из своего кабинета на улицу.
  -- Ты кого мне прислал! - заорал я в мобильник, вызвав на связь своего знакомого, - немедленно звони ей, и скажи, чтобы она убиралась! Где ты вообще откопал этот анахронизм?!
  -- Ты уж постарайся, потерпи, - тяжело вздохнул голос в телефонной трубке.
  -- Но почему ко мне! - возмутился я и предложил, - Отправь ее на стажировку в коллегию.
  -- Была она уже там, - печально вздохнула трубка, - на второй день ее попросили, другое место поискать.
  -- Нет! Нет!! И еще раз НЕТ!!! - категорично заявил я, - не буду терпеть! Забирай это чудовище!
  -- Я тебя прошу! - голос в трубке сменил просительный тон, на жесткий и уверенный, - Когда ты просил, разве я тебе отказал?
   Крыть мне было нечем, что верно то верно, он мне помог.
   Деньги нормальному человеку нужны всегда, но в принципе можно обходится и тем, что есть. Вот только бывают моменты, когда эти проклятые бумажки просто необходимы. Вот такая ситуация была и у меня в начале "славных" девяностых годов минувшего века. Моя мама тяжело болела, ей было нужно отличное питание, дорогие лекарства, хороший уход и квалифицированная врачебная помощь. Я в то время был нищим учителем, которому месяцами не платили зарплату. Денег у меня не только не было, но даже надежды не осталось хоть каким то образом их заработать. Впору с автоматом на большую дорогу идти, вот только и автомата тоже не было. Вот тогда я к нему и пришел. Мы не то, что друзьями, даже приятелями не были, так шапочное знакомство по институту, я ему помог с экзаменами, он мне поставил бутылку и все, разбежались. Но он был браконьером в третьем поколении, занимался красной рыбой и черной икрой, и деньги у него водились. Выслушав меня, он вышел из комнаты и вернулся, держа в ладони пухлую пачку. Я начал заикаясь блеять о расписках, сроках возврата, попросил принести ручку и бумагу, что бы все зафиксировать в письменной форме. Он обидно расхохотался мне в лицо, а потом пояснил, что взять с меня нечего, следовательно, от расписок толку не будет, значит, чтобы вернуть деньги, придется вышибать мне мозги, что не выгодно, так как он верит, что я этими самыми мозгами денег заработать сумею и займ верну. Через некоторое время, переучившись на юриста и заработав на первых процессах, я денежный долг вернул, а вот моральный нет.
  -- Понимаешь, - разъяснил мне ситуацию с Чудовищем, мой благодетель, - я ее отцу покойному должен, он меня здорово выручил, от тюрьмы спас, в бизнесе на первых порах помог, вот я его дочке долг и отдаю. Так ты что решил?
  -- Что решил? А то ты не знаешь! По долгам платить надо!
   Вот так Чудовище у меня и осталась стажироваться. И я сильно надеялся, что это временно.
   Стала Чудовище таскаться со мной по процессам, сидеть в кабинете при приеме посетителей, а в свободное от этих занятий время, читать мне проповеди, исполненные наивности, христианского милосердия, тупости и полного не понимания, как права, так и жизни. Я терпел. Вот только характер у меня испортился окончательно.
   Мой приятель, когда мы встретились, пояснил, что отец Чудовища был мужиком умным, оборотистым, а вот ребенок у него только один был -дочка. Как это почти всегда бывает, друг друга они обожали. И когда папаша отправился в лучший мир, оставив вдове и дочери многозначное состояние, то его доченька ударилась в религию, где нашла и утешение и духовных отцов. Маменька Чудовища доченьки не препятствовала но, будучи женщиной практичной, состояние полученное от мужа, по ветру благотворительности не пустила. А так как Чудовище о лихих браконьерских делах своего папеньки ничего не знала, то и пребывала в счастливой уверенности, что встретится с папенькой в раю, каковой рай и старалась заслужить в сей земной юдоли, выбрав кратчайший путь в райские кущи, посредством правовой защиты униженных и оскорбленных.
   Что вы подумаете, если увидите, как с немолодым мужиком постоянно таскается юная, бестолковая девица? Вот именно, вот это самое мои знакомые и подумали. А так как большинство из них добрые люди, то естественно они не могли не поставить в известность мою законную половину, о том, что и ее не миновала печальная участь жены, седому муженьку которой саданул бес в ребро.
   Первый тревожный признак надвигающейся бури я почувствовал, когда "Мятежный" объявил мне полный бойкот, без объяснения причин, а супруга стала посматривать эдак задумчиво, выбирая между полным разрывом, и гипотической возможностью закрыть глаза на буйство мужниной плоти, дескать, перебесится и успокоится. Супруга у меня славная, но есть у нее своя изюминка, больно любит читать женские журналы, а в каждом журнале масса советов как вернуть загулявшего друга, на супружеское ложе. Воспитание жена получила в советские времена и печатному слову верила, как истине в последней инстанции.
   И вот прихожу я вечером домой, усталый, весь вымотанный после тяжелейшего судебного процесса, злой после общения с Чудовищем, выпивший для снятия стресса коньяка в баре, а меня встречает раскрасавица в вечернем платье и торжественно ведет за стол заставленный всевозможной вкуснятиной. Свет в комнате выключен, на столе горят свечи, на праздничном сервизе исходят паром горячие блюда, обещает сладостное забвение и радости бытия - бутылка шампанского. Раскрасавица - жена, сообщает, что "Мятежный" сегодня ночует у бабушки и мы в квартире одни. Авторы статей о возврате мужей, могли бы умилиться, и поставить моей супруге твердую оценку "отлично", за добросовестное исполнение их рекомендаций.
   А я ... эх да что там говорить, от усталости думал не о романтическом ужине при свечах, а о том, как бы поскорее принять душ и завалится спать. Есть я отказался, перебил аппетит бутербродом в баре, а коньячком от меня шибало аж за версту.
   Советы психологов из журналов полетели в одну сторону, а праздничный сервис в другую. Что мне говорила супруга, это наше личное дело, но каждое свое пожелание вывод и предложение, она подкрепляла мощным ударом посуды о пол. Бух! Снарядами взрывались тарелки, засыпая меня фарфоровыми осколками. Ах! Гранатным разрывом лопались бокалы. Шандарах! Ядерным взрывом рванула бутылка шампанского.
   По окончании разгрома, я был депортирован из супружеской постели на пол, и на ночь глядя, получил поручение готовить документы на развод.
   Утром кости скелета ныли от ночевки на напольном ковре, душа стенала от несправедливости, лицо было помятым и отечным. Жена не разговаривая со мной демонстративно собирала свои вещи.
  -- Что с вами? - вопросом встретила меня Чудовище на работе.
   Я решил быть беспощадным и поведал о вине Чудовища, в погибели моей семейной жизни. Честно говоря, я надеялся, что Чудовище добровольно исчезнет из моей жизни, и все постепенно вернется на круги своя.
  -- Но ничего же не было! - покрылась красными пятнами Чудовище, - и быть не могло! - уверенно заявила Чудовище, бесцеремонно разглядывая меня, а затем полюбовавшись в свое отражение в зеркале, добавила, - Полный бред!
   Понимаете, в те дни, когда я смотрю в будущее и в зеркало с оптимизмом, то снисходительно отмечаю: "Да, далеко не красавец, но могло быть и хуже". В другое время при утренних гигиенических процедурах, замечаю, что из зеркала на меня смотрит усталый, пожилой, поседевший и окончательно разочарованный в жизни даже не орангутанг, а его скверная копия.
   Поэтому я первый раз согласился с Чудовищем:
  -- Да! Это полный бред!
   Не могу сказать, что это мне сильно польстило, но дома меня и таким любят, а если даже только представить себя и Чудовище то ... бр... спаси и помилуй меня Господи.
  -- Я пойду и все объясню вашей жене! - Чудовище решительно направилась к выходу.
  -- Давай иди, - вяло подбодрил я ее, - у нас дома из посуды только чугунная сковорода осталась, начало двадцатого века, раритет, вес десять кило, приданное жены, вот ее то ты и отведаешь. Да и еще, - остановил я Чудовище, - сначала к гинекологу зайди и возьми справку.
  -- Какую еще справку! Зачем? - остановившись на выходе из кабинета удивилась Чудовище.
  -- Справка это доказательство, - я решил отомстить Чудовищу, за все полученные по ее вине неприятности, - что у тебя как у христианки, не только со мной, но вообще не с кем не было, а будет только после венчания.
   Чудовище вспыхнула и хлопнув дверью, убежала.
   Работать не хотелось, а так как я сам себе хозяин, то повесил на дверь кабинета табличку "Все ушли на фронт!" и сбежал.
   А направил я свои стопы в картинную галерею, полюбоваться на красавиц, чье очарование увековечил Кустодиев. Повздыхал у полотен, умиротворился и отправился в краеведческий музей.
   В музее старшим научным сотрудником работал мой однокурсник, сохранивший верность науке. Когда мне хреново, а особенно когда на работе неприятности, я всегда его проведываю, что бы поплакать о своей загубленной научной карьере. Однокурсник встретил меня радостно улыбаясь и потирая руки, но рад он был не лицезрению моего унылого лица, а принесенному пакету. Дело в том, что воспитание я получил в те ветхозаветные времена, когда приходить в гости без подарка было просто неприлично, вот и в этот раз я принес банку кофе, торт, шоколад и пачку голландского трубочного табака.
   Рыдаю я о науке, стенаю о рыночных преобразованиях, что вынудили меня, добывать хлеб насущный на судебных ристалищах, а однокурсник пьет кофе, курит трубку, и утешает:
  -- У меня диссертация давно готова, а вот денег ее защитить нет, что до археологических раскопок, то, - мой собеседник безнадежно махнул рукой, - средств нет и не будет, так копаюсь по мелочи ...
  -- Но ты хоть любимым делом занимаешься, а я ..., - продолжил нытье я и тоже замахал руками, как ветряная мельница.
  -- Зато у тебя семья есть, - продолжает он меня утешать, - а я один, не одна баба не соглашается со мной жить, как услышит, про то сколько я получаю.
  -- Скоро и я один останусь, - совсем уж опечалился я, - жена разводиться хочет, а я ей уже исковой заявление приготовил о расторжении брака.
  -- Как разведешься, приходи ко мне работать, - мой собеседник оживился, - есть вакансия на младшего научного сотрудника.
  -- Да ты что! - испугался я, - а мою семью кто кормить будет?
   Старший научный сотрудник провинциального краеведческого музея заливисто по мальчишески расхохотался, он всегда так забавлялся, точно зная, что наша беседа тем и закончится. Он мне предложит вернуться в науку, положить живот свой на алтарь археологии, а я испугаюсь окровавленного научного жертвенника и убегу.
   С тяжелым сердцем, так солдат после самоволки идет в казарму, возвращался я в отчий дом.
  -- Привет пап! - с улыбкой встретил меня "Мятежный" и поинтересовался, - Как дела?
  -- Нормально, - буркнул я и с тревогой посмотрел на супругу, она тоже вышла из кухни меня поприветствовать. Сковороды в ее руках не было, я перевел дыхание.
  -- Ты знаешь? Приходила твоя сотрудница и все мне объяснила, - жена чуть смущенно улыбнулась. Но супруга как истинная женщина все равно, признала виновным в семейной ссоре, только меня, - А мог бы и сам все разъяснить, тогда бы и недоразумения не было, - попрекнула она меня.
   Если бой посуды, многословная характеристика моих достоинств и ночевка на полу, это только недоразумение, то что же тогда скандал? Но уточнять я не стал.
  -- Ты мне и слова не дала сказать, - с видом оскорбленной добродетели заявил я.
  -- Я немного погорячилась, - частично признала она и свою вину, - но все уже закончилось, иди ужинать.
   Вот тут-то я и проявил "лучшие" качества своей натуры: мелочность; мстительный эгоизм:
  -- Новую посуду, купим из тех денег, что отложили тебе на шубу.
  -- Не придется тратиться, - фыркнул мой сынуля, - Любовь Петровна, подарила маме фарфоровый сервис на десять персон, а мне ... - он сунул мне в руки диск с новейшей игрушкой.
   После ужина, во время семейного чаепития супруга, разглядывая новую посуду, поделилась со мной:
  -- Какая хорошая девушка с тобой работает, мне она понравилась.
  -- Да неужели? - возмутился я, и решительно заявил, - И не надейся! Я ее второй женой в дом не возьму. Даже если ты мне разводом пригрозишь!
   Сынуля поперхнулся чаем и рассмеялся, мы тоже. Инцидент был исчерпан.

Глава третья

  -- Я рассматриваю ваш подарок моей семье, как аванс за стажировку, - нагло заявил я Чудовищу, когда бодрый и энергичный пришел на следующий день на работу.
   Если вы думаете, что мое сердце преисполнилось благодарностью, за ликвидацию последствий ее пребывания в моем кабинете, то вы меня совершенно не знаете. Быть в долгу у Чудовища? Вот только этого мне и не хватало!
  -- Рассматривайте, как хотите, - Чудовище покраснела, - я только понять не могу, как у такого как вы, - интонацией она подчеркнула всю степень своего неуважения к моей личности, - может быть такая хорошая жена и просто замечательный сын.
   А я этого и сам понять не могу, но ставить в известность об этом Чудовище, не собираюсь.
  -- Не надейтесь вползти в мою семью и не рассчитывайте на моего сына, он еще несовершеннолетний, - не остался в долгу я. Чудовище стала пунцовой. - Займитесь изучением ранее рассмотренных дел, - вернул я Чудовище к стажировке.
   Взялся за гуж, так учи, так я определил для себя цели пребывания Чудовища в своем обществе. Да, я ее не переносил. Но знания и профессиональный опыт старался передать, кстати именно поэтому Чудовище от меня и не сбегала.
   Чудовище схватила папки из архива и укрылась за ними, чтобы не видеть меня, и не подвергать мучительному испытанию такую добродетель как уважение к старшим и христианское смирение.
   В дверь кабинета робко и как-то неуверенно постучали. Я внутренне поморщился с таким стуком к юристам входят только безденежные клиенты с безнадежными бытовыми делами. Чудовище пошла открывать дверь и приветливо предложила посетителям зайти. Зашли две женщины.
   - Здравствуй сынок! - тихо сказала та что постарше. Я сделал "морду кирпичом", терпеть не могу когда меня "сынком" называют. Потом присмотрелся к посетительнице, еле узнал. Кивком ответил на приветствие, предложил присесть. А как же она постарела! Совсем дряхлая стала. Я рассматривал сидевшую в моем кабинете тетю Веру, машинально отвечал на обязательные вопросы, о здоровье, семье и успехах. Перевел взгляд на ее сноху, а ведь она моя сверстница. Пришибленная жизнью, усталая, бедно одетая, немолодая женщина, неуверенно попыталась мне улыбнуться. Улыбка не получилась, видать давно практики не было.
  -- Так что вас ко мне привело? - попытался я направить разговор в деловое русло, и помочь посетителям преодолеть первое смущение. Увы, но ко мне со счастливыми известиями не ходят.
  -- Сереженька! Кровиночка моя! Внучок! - заплакала тетя Вера, - арестовали его, в убийстве обвиняют, в тюрьме он. Да ты сынок, читал поди в газетах, об убийстве на рынке.
   Она продолжала плакать, сноха подхватила рев. Две женщины тряслись в рыданиях в моем кабинете, а Чудовище поспешила к ним с водой и валерьянкой.
   Преступление всколыхнуло наш город, такие убийства, у нас еще не происходили. Днем почти в центре города, на глазах у многочисленных свидетелей, убийца спокойно как на стрельбище расстрелял четырех торговцев и скрылся. Дело как говорится, получило широкий общественный резонанс. СМИ исходились визгом крича о русском фашизме. Многочисленная восточная диаспора требовала крови. На поиски преступника была брошена вся милиция. Подозреваемого быстро нашли, задержали, и он по сообщениям прессы, дал признательные показания.
   - Так что это Сережка? - ахнул я, - да не может быть!
   Не может? Да если все припомнить, то очень даже может быть.

Глава четвертая

   Припомнить. Да уж есть, что вспомнить.
   С Валькой я познакомился на курсах парашютистов на которые нас направил военкомат, в порядке допризывной подготовки. Романтика играла в мыслях и в ж..., мы рвались служить в десант.
   Вы были счастливы? А вот я был, когда преодолев страшную пустоту в животе, подошел к люку учебного самолетика и по толчку инструктора ринулся вниз с тысячеметровой высоты. Парашют раскрылся и счастье полета заполнило меня до отказа. Приземлившись и погасив купол парашюта, я посмотрел в небо, и также как много лет назад князя Андрея на поле Аустерлица, так и меня, поразила чистая синева неба. Высокого неба. Вечного. Неба, в котором под белыми куполами парили мои товарищи по группе. Сейчас то я понимаю, что тогда после своего первого прыжка, был по настоящему счастлив. А было мне в ту пору семнадцать.
   Мы совершили по три учебно-тренировочных прыжка. Курс обучения был закончен.
  -- Увидимся осенью, - Валька небрежно пожал мне руку и пошел к девушке, которая поджидала его, у края летного поля.
   Я ему слегка позавидовал, меня в ту пору, кроме родителей никто не ждал.
   Областной военкомат, где мы дожидались отправки в армию, располагался в задании, где до революции, размещался женский монастырь. Мы с Валькой попали в команду, сформированную для пополнения 103 "Витебской" дивизии ВДВ. Октябрь 1979 года - осенний призыв.
   Где-то в Москве решали вопрос о вводе наших войск в Афганистан, в Генеральном штабе уже определили, что Кабул будут захватывать десантники, Витебская дивизия.
   А мы во дворе бывшего монастыря смеялись, почти не таясь пили водку и ждали захватывающих армейских приключений.
  -- Я женился, - Валька смущенно улыбнулся и предложил, - пойдем с женой познакомлю.
  -- Марина, - представилась юная женщина, уделив мне только мгновенье своего внимания и тут же забыла о моем существовании. Она не отрываясь, смотрела на своего красавца - мужа.
  -- Молодо - зелено, - вздохнула стоявшая рядом с Мариной дородная тетенька, - и куда торопятся, могли бы подождать, пока Валентин из армии вернется. Вот ты, - обратилась она ко мне, - Женат?
  -- Нет.
  -- А девушка тебя провожает?
  -- Только мама, - сказал я, - вон она стоит, - показал пальцем на свою маму, стоявшую у ограды военкомата, - Я к ней пойду.
  -- Иди, - одобрила меня женщина, - это хорошо, что ты с матерью время перед службой, разделяешь. Баб то много, а мать одна! А вот мой Валька, все от жены оторваться не может, а мне так огрызки остаются. Меня тетя Вера зовут, а с Валькой на службе дружите, чай земляки!
  -- Обязательно! - беззаботно засмеялся я и побежал к своей матери.
   От маминого внимания, неловких прощальных слов, поцелуев, меня оторвал усиленный мегафоном приказ: "Внимание! Команда N 35. Строиться!"
   Мы, толкая друг друга построились, мальчишки в старой одежде, мальчишки ждущие приключений, мальчишки добровольно напросившиеся в десант.
   Офицер сопровождения, о чем-то пошушукался с работником военкомата, подошел к строю, отсчитал три крайних шеренги, в одной из которых стоял и я, и приказал: "Шаг назад! - я сделал шаг, - Кругом!" - встал спиной к тем, кто остался в строю. "Остальные направо! - приказал офицер, те кто остался в строю, повернулись, - К машинам! Шагом марш!"
   Запела "Славянка" и наши товарищи, среди них и Валька, ушли служить, а мы ... мы остались.
   - Весной призовем! - пообещал нам военком, - А пока перебор, - пошутил, - в армии на всех вас места не хватает.
   В январе 1980 года наша армия вошла в Афганистан. Первой после спецназа, захватывала Кабул, Витебская дивизия. По стране ползли слухи, о цинковых гробах из Афгана, а моя мама денно и нощно молила Аллаха, что бы миновала меня чаша сия.
   Весной 1980 года призвали и меня, и я дал маме, честное слово, что добровольцем в Афган, не пойду.
   Да вот только судьбу не обманешь и по кривой не объедешь, после учебки, меня и сотню моих сослуживцев отправили в Афганистан, пополнять поредевший после боев и болезней личный состав Отдельной Десантно-штурмовой бригады.
   Героем я не был, но и за чужими спинами не прятался, служил как все, не лучше, но и не хуже других.
   В мае 1982 года демобилизовался. Вернулся домой. Моя мама от счастья плакала, все трогала меня, не могла поверить, что вернулось чадушко, ненаглядное. Ночью молилась, благодарила Аллаха, Милостивого, Милосердного, что уберег ее сына от смерти. Ну, а я гулял, что там скрывать, пил напропалую, и к прочим грехам прикладывался. Навещал товарищей, встречался с девчонками, и с гордостью замечал удивленные взгляды и, почтительный шепоток за спиной: "Десантник! С Афгана вернулся!" Что было, то было. В радостной круговерти возвращения, почти забылась грязная изнанка войны. Все-таки мужчина и в двадцать лет, во многом остается глупым наивным мальчишкой.
   В этом доме, счастьем и не пахло, я пришел навестить Вальку, дверь мне открыла старая выбеленная сединой женщина, увидев молодого солдатика в парадной форме десантника, отшатнулась.
  -- Тетя Вера! - радостным пьяным голосом закричал я, - Вальку позовите! Скажите, что друг с армии вернулся!
  -- Не дозовешься теперь Вальку, - женщина заплакала, - Убили Вальку в Афгане.
   Вот она и вернулась эта проклятая война, дома меня достала, стала бить по мне слезами матери потерявшей сына.
   - Что мнешься! - Женщина краем грязного фартука вытерла лицо, - Помню я тебя, проходи в дом, помянем сыночка моего.
   Бутылка водки, четыре стопки, жалкая закуска, и Валькина фотография в траурной рамке.
   Молча выпили, помянули.
  -- Слава Богу! Хоть ты живой вернулся, - с горькой, как водка радостью сказала мне тетя Вера.
   Я промолчал. В соседней комнате заплакал ребенок и, неся его на руках, вышла к столу Марина.
  -- Вот так сыночек, бывает, - тетя Вера повернулась к снохе, взяла на руки внука, сказала, - А Валька сына так и не увидел, только в письме попросил Сережкой его назвать. Внучок то мой, уже сиротой на свет появился.
   Малыш увидев меня прекратил реветь, потянулся к значкам, что украшали мою форму, я взял его на руки. А какой он легкий, хрупкий, еще повредишь ему чего ненароком, я испугался и вернул его бабке. Сережка обиженно заревел, Марина отвернулась. Я отвинтил с кителя два знака "Парашютист - отличник" и "Гвардия" и отдал мальчишке. Тот успокоился.
  -- Ничего, - лицо у тети Веры собралось жесткими морщинами, - Вырастим! Правда, Марина?
   Вдова моего товарища кивнула.
   Нет моей вины, что я жив, а он убит. Вот только чья в этом вина, хотел бы я знать? Мне было тяжело за этим столом. Я скомкано попрощался и ушел. Больше я их не навещал.
   Жизнь шла своим чередом, я работал, учился, женился, баюкал на руках своего сына, снова учился и работал, и незаметно старел. А Валька лежит в цинковом гробу, под гранитным надгробием на Аллеи Славы. Высечен, на могильном камне его портрете, он остался молодым.
   Ранней весной, в марте девяносто девятого года, тетя Вера, нашла мой номер телефона, и позвонила:
  -- Это я, тетя Вера! Может, вспомнишь? - жалкий тон просительный.
  -- Да! Да! Конечно, я вас отлично помню, - виновато отозвался я, - Что случилось?
  -- Сереженьку в армию забирают. Помоги!
  -- Как в армию? Он же еще ребенок!
  -- Ему восемнадцать, повестка уже из военкомата пришла! Помоги мне сынок!
  -- Сейчас приеду. Вы где живете?
  -- Ой, спасибо сыночек! А живем мы там - же, адрес у нас ...
  -- Я помню...
   Я даже и представить себе не мог, что сегодня, в период торжества демократии и рыночной экономики, еще есть дети, что с уверенностью в своей правоте, употребляют такие слова как "Честь", "Долг" и "Родина". Сергей волнуясь говорил, я слушал, оглядывая бедную жалкую остановку в комнате. Рядом со мной на продавленном диване, сидели его бабушка и мать. На стене пожелтевшая Валькина фотография. А как они похожи, отец и сын.
   Значит отца убили, а теперь и до сына добрались. А вот вам хрен! Выслушав мальчишку, я стал ему доказывать, что как сын, убитого на войне солдата, как единственный кормилец своей бабушки, он имеет полное право на отсрочку от призыва. Что я сам соберу все необходимые документы, и представлю их военкомат, а если потребуется и в суд. Его мать и бабка согласно кивали, и с надеждой смотрели на меня.
   Мальчишка упрямо покачал головой. Пойду служить! Россию защищать! Как отец!
   Ох, не так надо говорить с упрямыми юнцами, не так, но я не выдержал, срываясь на мат, сказал ему все что думаю, о Родине и тех, кто ее представляет в органах власти. В моей обвинительной речи был не только голый сарказм, но и многочисленные факты.
  -- Бабку пожалей! Мать пожалей! - кричал я на упертого сопляка, что примеривал себе рыцарские доспехи, и терновый венец, - Если тебя дурака убьют или искалечат, то с ними что будет! Думаешь, если тебя убьют, то твой отец, там, на небесах, рад будет? Да был бы он жив, он бы тебя выпорол, ремнем бы дурь выбил!
  -- Мой отец погиб, - мальчишка, посмотрел мне прямо в глаза, - А вот ты жив! Если все так рассуждать будут, как ты учишь, то кто Русь защищать будет? Такие как ты что ли?
  -- Сережа! - вскинулась тетя Вера, - он то тут причем, он свое честно отслужил.
  -- Честно отслужил, - повторил мальчишка, усмехнулся и как припечатал, - А вот теперь моя очередь!
   Все, что я смог для него сделать, это написать письмо своему бывшему командиру, с просьбой добиться его перевода в свою часть. Псковская дивизия ВДВ. Хоть поможет на первых порах, защитит если, что.
   В мае 1999 года, гноем, кровью, ненавистью, смертью, прорвался чеченский нарыв. Десантуру бросили в бой. Мой бывший командир теперь уже полковник командовал одним из соединений. Серега был рядом с ним. Рядом, да не совсем, парень служил в разведроте.
   Вторая чеченская компания, по отзывам тех, кто воевал и в первой и во второй войне, немного от первой отличалась. Стали наши воевать, как умеют, а политики, на первых порах не вмешивались, а иные и помогали, тем российским солдатикам, что встали на защиту своей страны.
   Очухались! Когда жареный петух клюнул! Впрочем, у нас всегда так бывает.
   Видать немного ошибался я, не один Серега помнил, что не только жалким никому не нужным словом являются такие понятия как "Родина", "Честь" и "Долг", остановили наши ребята, заразу войны, не пустили ее дальше в Россию.
   Серега отбухал, отвоевал всю войну. Отмолили его бабка и мать от смерти. Вернулся домой живым.

Глава пятая

  -- Сыночек миленький! - причитала тетя Вера, - не к кому нам больше обратиться, никому мы не нужные. Помоги! Христом Богом тебя прошу, помоги! - замолчала, стала судорожно рыться в старенькой сумке, - Ты не думай, не даром, мы заплатим, я вот пенсию недавно получила, золота собрала, все возьми только помоги.
   Положила на мой стол два обручальных кольца, золотую цепочку с крестиком, тоненькую перехваченную резинкой пачку с мелкими купюрами. Золотой запас русской семьи. Деньги последней надежды.
   - Спаси Сереженьку!
   Я по характеру жесткий человек, при острой необходимости могу быть жестоким, от всяких там чувств, прячусь в бронежилет профессионального цинизма. Вот только почему так сильно сдавило сердце, не вздохнуть. Я встал из-за стола, отвернулся от посетителей стал смотреть в окно. Тетя Вера по своему истолковав мое движение, продолжала добивать:
  -- Знаю что мало, так мы еще соберем, квартиру продадим, не сомневайся, будут еще деньги. Только помоги!
   Давненько с того дня когда я проводил в последний путь свою маму, не пробовал я соленого вкуса своих слез, не прыгали мои губы, не испытывал я чувства бессильного отчаяния.
   Не поворачиваясь от окна, прохрипел:
  -- Ему по закону бесплатный адвокат положен, вы только бланк заполните, что поручаете мне его защиту. Деньги уберите, а то от ведения дела откажусь. Любовь Петровна! - обратился к Чудовищу, - помогите клиентам бланк заполнить.
   Заполнив необходимые бумаги, посетители ушли. Я намочил носовой платок минеральной водой, протер лицо, выпил воды, закурил, чего обычно в кабинете не делаю, и уперся бессмысленным взглядом в мерцающий монитор.
  -- Неужели вы будете защищать, убийцу! Фашиста! - негодовала Чудовище.
   Сорвался я, уж больно много тяжести навалилось, заорал:
  -- Дура! Чудовище! Что ты в жизни понимаешь?! За мамкиной юбкой сидишь, горя не нюхала! Вон отсюда! Вон! Убирайся ...!
   Хлопнула дверь, глотая слезы, убежала Чудовище. Скатертью дорога.
   Если я один закрывшись на кухне, пью водку, слушаю песни Афганской войны, то мои близкие знают, лучше папеньку не трогать, вопросы не задавать.
   Летит моя хмельная память, по горным тропам Афгана, и опять я молодой и здоровый иду в головной походной заставе батальона, рядом мои товарищи, а впереди бой. Лети дальше разбуженная водкой память, лети, вот горят подбитые БМД, а в них смертным воем заходятся экипажи, не смогли ребята выскочить, люки заклинило, заживо сгорели. Не успели мы к ним на помощь, не успели... Жара, жжет тело раскаленная броня, и я в противогазе, вытаскиваю из мертвой машины сгоревшие тела наших ребят, а потом ..., потом рвет меня от жуткого запаха жареной человеческой плоти, бледный санинструктор трясущейся рукой сует под нос нашатырь, а я согнувшись в рвотных спазмах отталкиваю его. Давай память, давай ... показывай, как стою я в штабной палатке, без ремня, весь распоясанный, под арестом и от безнадежного отчаяния крою матом офицеров, а ждет меня трибунал и дисциплинарный батальон, за отказ бросить на убой, на бессмысленную гибель свой взвод. Да я не был героем, но и за чужими спинами не прятался. Эх, память, память, что ж нам с тобой делать?
   Утром в кабинете следователя прокуратуры, угрюмый отекший я знакомился с материалами уголовного дела. Следователь был так себе, юрист конечно хороший, но флюгер, куды начальство скажет туда и вертится. Хотя ... не мне его судить, сам то не лучше, не раз за деньги, отмывал добела черного кобеля.
  -- Я вынес постановление о проведение судебно-психиатрической экспертизы, - следователь отвел глаза, - если вы решите вопрос с экспертами, то новую назначать не буду. Думаю, что для всех так будет лучше.
   Все ясно, заплати экспертам, парня признают невменяемым, от уголовной ответственности освободят. Да все будут довольны. Никого общественного резонанса, что взять с больного человека. Только и я не вчера в право пришел, знаю, что почем.
   Читали наверно, или в кино видели, как умница адвокат, доказывает, что обвиняемый, на момент преступления был психически неполноценен, а стало быть, не подсуден. Разносят позицию обвинения медицинские термины, потрясают научными трудами эксперты, прокурор разводит руками, судья выносит постановление не подсуден. Умница адвокат срывает аплодисменты. Дело выиграно. И так конечно бывает. Вот только судьба освобожденного от уголовной ответственности подсудимого, как правило, остается за кадром фильма или за страницами детектива.
   Так я вам поясню, что дальше бывает. Дополнительно, в рамках уголовного дела, выносится решение о признании гражданина недееспособным, и постановление о принудительном лечении в психиатрической клинике, в обстановке полной изоляции, так как больной представляет опасность для окружающих. Как у нас в клиниках лечат, говорить не буду, сами знаете. Только остановлюсь вот на каком моменте, лекарства - нейролептики подавляют, или как врачи говорят, купируют нервную систему. Вводят их по определенной схеме. Для больных они конечно нужны, но здорового человека быстро превратят в психически неполноценного. И не думайте, что помещенного в клинику по решению суда, можно быстро вытащить, за такими больными кроме врачебного осуществляется и прокурорский надзор. Освобождение как излечившегося произойдет только на основании решения суда. Такие больные как камни, годами весят на шее у родных. Вытягивают из них все деньги и силы. Врача поблагодари, медсестре поднеси, санитарке дай, эх ... да что там говорить, не дай Бог вам все это узнать.
  -- Преступник действовал с заранее обдуманным намерением, это говорит о его полной вменяемости, - холодно и спокойно ответил я следователю на предложение запереть Серегу, в дурдом, превратить в сумасшедшего, обречь парня на пожизненное заключение в палате для "буйных", и заодно медленно, но верно уморить его близких.
  -- Вопрос уже решен, - немолодой усталый следователь с изумлением посмотрел на меня.
   Ну, чего тебе надо? Выиграешь дело, получишь бабки, а что дальше не твоя печаль забота, говорил мне его взгляд. Он меня тоже не с лучшей стороны знал.
  -- Если вопрос будет решен таким образом, я потребую проведение новой экспертизы с привлечение независимых специалистов, я не дам запереть здорового человека в сумасшедший дом, - жестко и уверенно заявил я. Да и доведись до дела так и сделал бы.
  -- Я был о вас лучшего мнения, - покачал головой следователь, - Вы, что по материалам дела не видите, что ваш подзащитный полностью признал свою вину, а его признание подтверждено фактами. Прокурор будет требовать пожизненного заключения, и у меня есть все основания полагать, что это требование будет судом учтено. - Следователь бросил обтекаемые юридические формулировки, и уже на "ты" со злобой мне бросил:
  -- Ты, что парня угробить хочешь? Ты же знаешь, что с ним на зоне сделают, лучше дурдом чем, это...
   Да я знал. Не знаком со статистикой такого рода, такие данные закрыты, но фактически приблизительно треть осужденных отбывающих наказание на территории нашей области, это выходцы с Кавказа. Ждала Серегу на зоне не благородная смерть в бою, а кое-что похуже, только потом его все равно бы убили. Иллюзий, что можно что-то изменить, я не питал.
  -- Я не дам упрятать его в дурдом, - упрямо повторил я.
  -- Как знаешь, - холодно закончил разговор следователь, - пусть это на твоей совести будет.
   Следственный изолятор временного содержания, СИЗО, в просторечье тюрьма, где под стражей ждал суда Серега, носит поэтическое имя "Белый лебедь". От сумы и от тюрьмы, не зарекайся, учит народная мудрость. Многие у нас в городе отведали казенного гостеприимства в лебедином доме. Мне тоже пришлось не раз там побывать, пока ... тьфу, тьфу... в только качестве защитника.
  -- Я так и знал, что ты его дело возьмешь, - выталкивая фразы офицер управление исполнения наказаний Министерства юстиции Российской Федерации, вел меня по выкрашенному в свинцовый цвет коридору, в комнату для свиданий, - что мог я для него сделал, дальше уж ты давай.
  -- Спасибо, - я протянул майору конвертик, в нем барашек в бумажке.
  -- Не надо, - отказался офицер. Брови у меня в искреннем недоумении взлетели вверх, скорее река потечет вспять, чем сотрудник СИЗО откажется от благодарности. - Я в первую чеченскую компанию в СОБРе (Специальный отряд быстрого реагирования МВД РФ) воевал, - офицер остановился у комнаты, быстро открыл дверь, не глядя на меня сказал, - три пули получил, хотели комиссовать, отправить на пенсию с голоду умирать, ребята помогли тут пристроится. Жить можно.
  -- Извини, - я убрал конверт, протянул ему руку, - не знал.
  -- Мы друг о друге, много не знаем, - офицер, сжал мою ладонь, - Я тоже не знал, что ты в Афгане был. Думал так, обычное дерьмо, за бабло преступников защищаешь, вот и стриг тебя по полной программе. Все хватит! Проехали! Что надо будет скажешь, а парню помоги.
   То, что тюрьма человека не красит, это все знают. Тут другое главное, кто и как себя настроит. Для кого это дом родной, кто ломается и превращается в "чмо", другие собрав волю в кулак борются в этом аду за жизнь и достоинство, иные только о том и думают, как любыми способами свалить отсюда. По разному бывает.
   Конвоир ввел парня в комнату, ушел.
  -- Здравствуй Сережа! - поднялся я со стула, - Узнаешь меня?
  -- А законник! - парень зло усмехнулся, - Что пришел спасать? - уселся на табурет, - Только не нуждаюсь я в спасении. Не нуждаюсь! Понял?!
   Заросшее серой щетиной лицо, не молодой парень - старик. Кривит лицо гримаса, всего перекашивает. А глаза у парня мертвые. Знаю я, когда у людей такой взгляд бывает, видел пару раз. Мертвые глаза - мертвая душа. Умерла душа и тело жить без нее не хочет. Все конец!
  -- Надо жить мальчик, тебя мама ждет, бабушка, - бесполезно, впустую говорю, нет проблеска, не хочет душа возвращаться. Не могу найти нужные слова.
  -- Жить? А зачем!? Не нужна мне такая жизнь, - равнодушно отвечает Серега.
  -- Расскажи мне Сережа как дело было, - прошу мальчишку.

Глава шестая

   Большая машина, черная, стекла тонированные, что в салоне не видать, только сквозь бешено во всю мощь колонок кричащую музыку, слышен гортанный гогот. Идет мимо нее молодой парень и слышит:
  -- Помогите! Хоть кто ни будь, помогите! - прорвался крик девчонки, и был заглушен, ударом и воплем торжествующей гадины, - Заткнись сучка!
   Бьет Серега ногой по темному стеклу, разлетаются осколки, видит в салоне машины четверо ... насилуют, русскую девчонку.
   Выскочили из машины, набросились на парня, четверо на одного.
  -- Русская свинья! Твою мать ...! На куски порвем!
   Был Серега из той уже почти вымершей породы, что будет один, хоть против четверых, хоть против сотни драться, если в душу ему наплевать, если на его глазах ... будут русских девчонок насиловать. Да и драться он умел, даже не драться, воевать, насмерть биться. Хорошо он насильникам наглые морды попортил, но и сам получил. Патрульная машина, мимо проезжала, всех задержали и в отделение.
   Одного из нападавших Серега опознал, встречался с ним в Чечне, взяли боевика, что расстреливал российских солдат попавших в плен. Передали местной милиции для содержания под стражей. Чтобы судили, чтобы все значит, по закону было. Как бежал боевик, из-под стражи, только местные законы знают, да американские президенты, которых на зеленых бумажках рисуют.
   Девчонка заявление написала об изнасиловании, четверых задержали, Серега дал показания о бандите. Девчонку Серега домой проводил.
   Через два дня, у парня еще кровоподтеки с лица не сошли, забирают его в милицию, прямо на улице взяли.
   В отделении дает дознаватель прочитать ему заявление, а там детским почерком, аккуратный такой почерк, все буковки старательно выведены, все и расписано, как напал Серега на девчонку, разорвал ей платье, бил несовершеннолетнего ребенка склонял к половым отношения. Но вступились за невинное создание благородные горцы, отбили гражданку России, а тут и родная милиция подоспела.
   Помертвел парень, как же так кричит. А ему вежливо так объясняют, что заявление гражданочки подтверждено фактами, заключениями, и свидетельскими показаниями. А других заявлений в милиции не видели и о них не слыхивали. "Да это же бандит он наших ребят расстреливал, - кричит Серега, - он же в Чечне против нас воевал". Его поправляют: не бандит и боевик, а заблудшее дитя Российской Федерации, которое в заблуждении своем раскаялось, было на основании закона амнистировано. И претензий закон, к этому уважаемому дитяти России, не имеет. А вот против вас гражданин будет возбуждено уголовное дело, тут вам не война, тут все по закону делать надо, вот вам мера пресечения "подписка о невыезде", погуляйте, подумайте о смысле жизни, а когда надо будет, мы вас вызовем. Вот так душа у Сереги и умерла.
   Знаю я, как дела такие делают, очень хорошо знаю, сам до такой низости не опускался, но правовой механизм вполне представляю.
   Четверым задержанным предъявили обвинение и по ходатайству адвоката, избрали меру пресечения "подписка о невыезде", а в деле, что на них завели, фамилия потерпевшей, ее адрес, фамилии свидетелей и их адреса. Все строго в соответствии с процессуальными нормами. На основании тех же норм, адвокат имеет право, знакомится с материалами дела и делать из них выписки. Какие выписки сделал тот гаденыш, не знаю. Но потерпевшую навестили, четверо отпущенных на свободу достойных гражданина России. Они же навестили и свидетелей.
   Вот вы как поверите в защиту закона, если даже задержанные на месте преступления насильники гуляют на свободе?
   Девчонка забрала первое заявление и написала новое, свидетели показания изменили. Дело о нападение и попытке изнасилования, получило новый поворот.
   На следующий день, после предъявления Сереге обвинения, неизвестный расстрелял на рынке тех самых ..., что девчонку насиловали, да российских солдатиков убивали. Ну а СМИ закричали о русском фашизме. Так значит, дело было.
   - Ну и на х... мне такая жизнь, нужна? - равнодушно спросил Серега, закончив рассказ, посмотрел на меня мертвыми глазами, - ты теперь понял, кто войну выиграл? Кто кого сажает, кто у кого баб насилует.
  -- Но ты же не сдался Серега!
  -- Да неужели? Не сдался, - с горечью повторил он, - Ну и где я теперь? Надоело все! Скорей бы конец. Знаешь, о чем жалею?
  -- !?
  -- О том, что меня в бою не убили, там хоть ребята рядом были, а здесь ..., - он безнадежно махнул рукой, опять омертвел, напоследок сказал, - А ты больно то, не старайся, я все равно скажу, как было ... пусть судят...

Глава седьмая

   Первым делом я решил навестить девчонку, что подставила Серегу под статью об изнасиловании. Хотелось в глазки ей посмотреть, да и узнать кое-что, а может и совесть у девчонки проснется, расскажет, как было, не мне - суду.
  -- Ты кто? - толстенький лысоватый мужичонка настороженно рассматривал меня, через узкую щель приотворенной двери. Вот уж чем-чем, а совестью от него и не пахло, несло от него потным ужасом. А раз так то ..., я сильно толкнул дверь, расширил проход, спокойно уверенно зашел в квартиру. Мужичонка в испуганно раскрыл рот:
  -- Ты что, что надо?
  -- Поговорить, - через маленький коридор я прошел в комнату, без приглашения уселся в кресло, представился, - Я адвокат.
  -- Раньше то другой приходил, - мужичонка чуть успокоился, но продолжал настороженно рассматривать меня. - Ведь мы все уже написали, как сказали, так и написали, вы же обещали, что оставите нас в покое, - мужичонка, ладонью пригладил редкие волосики на голове.
  -- Я другой адвокат, я представляю интересы того, на кого ваша дочь подала заявление.
  -- Ааа..., - протянул и чуть смутился мужичонка, и сразу визгливо потребовал, - Уходите, немедленно уходите, нам нечего вам сказать, уходите, а то милицию позову.
  -- Зови, - нехорошо улыбаясь разрешил я, - только, сначала в ритуальные услуги позвони, узнай почем нынче похороны, денежки подсчитай, подумай, по карману ли тебе такие расходы. Заодно припомни, что стало с теми, кто к тебе приходил, где они теперь, такие все из себя крутые, если газет не читаешь, то телевизор уж наверняка смотришь.
   Видал я, как проводят активные допросы, как страхом ломают людей, раньше то в Афгане, все глазки отводил, брезговал, ручки боялся замарать, чистоплюй. А вот дома пришлось увиденное припомнить, стояла на кону, Серегина жизнь, не до чистоплюйства мне стало.
   Нагло, не вставая с кресла, плюнул в центр напольного ковра, подбодрил мужичка:
  -- Что застыл? Звони, жалуйся, тебе сразу охрану как президенту организуют, не пожалеют времени, средств не пожалеют, грудью на твою защиту встанут, от пуль своими телами закроют.
   Мужичонка превратился в студень, бледный такой, потный, все ладошками пот утирает, вот только тот все выступает и выступает.
  -- Зови дочь! Поговорю с ней и уйду, - приказал я.
   Студень безропотно позвал:
   - Анюта! Выйди доченька, с тобой поговорить хотят.
   Фигура у девчонки женская, сформировавшаяся, а личико без макияжа, детское испуганное, стоит в своем доме, присесть боится, трясется вся, а рядом родитель ее застыл. Не мужик, так существо мужского пола, дочь в своем доме и то защитить не может, а самое страшное, не хочет.
  -- У тебя, что в школе по литературе? - с фальшивой лаской спрашиваю. Девчонка испуганно захлопала ресницами, не ожидала такого вопроса, не поняла смысла, "не въехала" так кажется сейчас говорят.
  -- Оценка, какая? Дура! Отвечай! Быстро! - ору я, не до сантиментов мне, не до тонких психологических этюдов, говорю, как дубиной бью, с размаха, без пощады.
  -- Тройка, - трясущимися губами отвечает девчонка.
  -- Плохо, - сожалею я, - Ну да ничего дело поправимое. - Достаю из портфеля лист бумаги с отпечатанным на принтере текстом, приказываю, - вот твои новые показания, выучишь наизусть, лучше чем стишок в школе, и на суде расскажешь, все расскажешь, - повышаю голос, - как было, расскажешь, в том числе, сучонка, и о том как показания меняла, как на невинного человека заяву написала, и кто тебя этому научил. Поняла?!
  -- Боюсь я дяденька, - хнычет девчонка, - боюсь!
  -- А вот это правильно, - одобряю девчонку, - Бойся, смотри и папаша твой весь трясется, и всю жизнь вы бояться будете, если всех ваших защитников, по вашим же заявкам, пересажают. Боятся и ж...пы свои подставлять, лишь бы вам жизнь оставили. Да ты не плачь дура, не переживай, не ты одна такая, много вас, потому и е...т вас во все дыры.
  -- Ты нас жизни не учи, - вмешался папаша. Видали такого? Осмелел! - Тебе легко говорить, а нас кто защитит?
  -- А кто тебя мужика защищать должен? - удивляюсь я, - вот ты себя и свою семью и защити! Возьми ствол и увидишь, что пуле плевать, кто крутой, а кто нет.
  -- Нас органы защищать должны. Закон должен, - встрепенулся папаша. Не хочет ствол брать. Понятно ... опасное это дело.
  -- Закон милок, - отвечаю я доморощенному теоретику государства и права, - до тех пор бумажкой будет, не годной даже для внутреннего употребления, пока такие как ты, мочится под себя будут, при малейшей опасности. Закон его мало принять, его еще и защитить надо, вот только тогда и он тебя защитит.
  -- Да я ... - начал было папаша. Ишь, как его разобрало, в дискуссию вступить пожелал, доказать мне, себе и дочери своей, что обос... шись, перед теми, кто дочку его изнасиловали, прав он. Что другие должны его семью и дом защищать.
  -- Да, я ..., - повторил папаша собираясь духом.
  -- Головка от х..., - жестко, нагло, уверенно прервал я его, - или будешь делать, как я скажу, или тебя тоже как мясную тушу разделают. Понял?
   Какой весомый аргумент, сразу он все понял, головенкой закивал, до печенок проникся, аж пятнами весь пошел, вот как хорошо все понял. Не прощаясь, я ушел.
   Да что же это с нами со всеми происходит? Ведь деды наши нацистам шею свернули, предки наполеоновскую армию на мужицкие вилы подняли! А мы? В своем доме, в страхе смотрим, как насилуют наших дочерей, Россию насилуют, смотрим и только поглубже в норы забиваемся в тщетной надежде, авось до нас не доберутся. А если кто встанет на защиту, так мы его, не насильников, а именно его, дубиной закона по голове ..... раз! Не высовывайся, а то вдруг нам стыдно станет и увидим мы свое трусливое мурло в зеркале чужого поступка, и поймем, что насилуют то .... с нашего молчаливого разрешения.
   Закон! Закон, а вот хрен тебе закон. Не сдамся! Хоть одного, да вытащу!

Глава восемь

   Вы знаете, лекарство от смерти, форму бессмертия? Нет?! А вот я знаю! Да и вы тоже, если все вспомните. Не валяется это лекарство на дороге, но найти его можно, если только не испугаетесь пойти за тридевять земель, прямо в пасть к Бабе - яге. Не хотел я туда идти, но пришлось.
   Пришлось, пойти к девушке, с которой встречался Серега, адрес мне тетя Вера дала.
  -- Я вам, что декабристка? - с раздражением сказала симпатичная девица, выслушав мою просьбу, - Нашли дуру?! Кто этого народовольца просил вмешиваться? Тоже мне герой. У меня своя жизнь и калечить ее из-за этого чокнутого я не собираюсь!
   Какая образованная девушка, глядя вслед уходящей девицы, удивился я, даже знает кто такие декабристы и народовольцы, большая это редкость по нынешним временам, а вот все остальное нет, увы не редкость. Да не обязана она продолжать встречи, не обязана поддержать Серегу. Подумаешь, переспали пару раз, тоже мне великое дело! Так это сейчас ничего не значит.
   После этого разговора я сидел дома и тупо уставившись в монитор компьютера, перебирал в памяти знакомых девушек. Только не думайте, что я бабник, и все мои знакомые имеют отношение к походам "налево". Нет. Просто у меня по работе и по былой преподавательской деятельности в университете, действительно много знакомых девушек. Вот только не одна из них для решения моей задачи не подходила, иные давно замужем, другие уж точно не декабристки.
   Дома мне создали режим наибольшего благоприятствования, по пустякам не дергали.
  -- Пап! - не выдержав моего молчания, спросил "Мятежный", - как там Любовь Петровна поживает?
  -- Она ушла на другую работу, - сдержанно ответил я. Не буду же я говорить мальчишке, что выгнал стажера, предварительно обматерив.
  -- Жаль, - чуть огорчился "Мятежный" - Хорошая девушка.
  -- А что тебе она понравилась? - со вспыхнувшим интересом спросил я, и пояснил, - Я имею ввиду как девушка.
  -- Ага, - улыбаясь признался "Мятежный", - жаль только, что старовата. А то бы я ...
  -- Вроде рановато, - неуверенно заметил я, - тебе в таком плане девушками интересоваться. Я то думал, что ты все больше компьютерами интересуешься.
  -- Ну, ты даешь! Одно другому не помеха, - искренне изумился "Мятежный".
   И используя новейшие медико-сексологические термины, не только объяснил мне, чем мальчики отличаются от девочек, но и рассказал о том, как они могут общаться, вступив в волнующий период полового созревания.
   Я покраснел, "Мятежный" довольно ухмыльнулся. Я стал что-то мямлить, но "Мятежный", точно унаследовал от меня некоторые свойства характера, и в лоб спросил:
   - А ты сам то, во сколько начал?
   Честно говоря, я начал чуть раньше "Мятежного", но признаваться не собирался. Дудки вам молодой человек, а не чистосердечное признание! Поэтому сделал вид, что занят работой и мне совсем не до воспоминаний. "Мятежный" продолжая довольно ухмыляться, как же посадил папеньку в лужу, оставил меня в покое.
   Знаете в этом плане, ничем особенным они от нас и не отличаются, я вот бывалоча ... Стоп! Преждевременно тебе мемуары составлять, пока силы еще есть, рано, а то боюсь, они не совсем полными получатся.
   Мемуары рано сочинять, а вот насчет Любовь Петровны надо подумать, вроде как подходит она. Молодая приятная на вид девушка это раз, дура это два, верующая это три. Подходит не подходит, чего тут гадать, выбора то все равно нет. И самому на разговор настроиться надо. Не дура, а наивная бескорыстная девушка. Верующая, вот пусть свое христианское милосердие в деле проявит. А как проявит хорошенькая девушка милосердие к молодому парню, так и попрет, так и попрет причем обоих. Или так будет или я вообще в жизни не разбираюсь.
   На следующий день, с утра я звонил в квартиру Чудовища.
  -- Вы?! - открыв дверь и увидев меня возмутилась Чудовище, - Да как вы посмели?! После того, что между нами было?
  -- Вы же посмели придти ко мне домой, после того, как между нами ничего не было, - преспокойненько, скрывая замешательство, ответил я, - вот и пришел с ответным визитом. Пригласите? Или как истинная христианка начнете пощечины отвешивать?
  -- Проходите, - в ниточку поджала губы Чудовище, посторонилась и пропуская в дом, не удержалась от сварливого замечания:
  -- Обувь снимите и тапочки наденьте.
   Ухоженная квартирка, чистенькая, аккуратная, вот только сразу заметно, что живут здесь одни женщины. Духа мужичьего не чуется в комнатах.
  -- Вот значит ты каков! - поприветствовала меня в комнате маменька Чудовища, - совести совсем нет, глаза наглые, хорош, - я скромненько потупился, признавая, да хорош, очень хорош, - А ты знаешь, - негодующе спросила женщина, - что Любаша, после того как ты ее выгнал и оскорбил, три дня рыдала, а ты ...
  -- Мама! Я сама с ним разберусь! - железным голосом оборвала женщину Чудовище. А тон, то каков?! Как мечом рубит! Стальной у девицы характер. Бедный Серега! Кого я тебе сватать собрался. Прости Серега, только у меня, да и у тебя выбора нет, одна надежда на Чудовище осталось.
   Маменька в свою очередь поджала губы, и стала заметно, как они похожи, дочь и мать, не чертами лица и фигурой, мимикой. Представляю как папеньки Чудовища, тяжело жилось. Взглядом облив меня презрением, маменька Чудовища, тем не менее пошла исполнять долг гостеприимства, ставить чайник, поить гостя, дважды неприятного и тем что незваный и тем что татарин, чаем или кофе, на выбор.
  -- Вы зачем пришли? - начала допрос Чудовище, - Осознали свой отвратительный поступок и пришли извинится?
  -- У меня очень сложное дело, и требуется ваше участие, - я решил не обращать внимание на тон Чудовища.
  -- Я еще не слышала ваших извинений, - давила меня Чудовище. Молодец девчонка, умело использует, временное преимущество.
  -- Я проявил несдержанность, - тихо говорю я.
   Прямо не образец российского хама третьего тысячелетия говорит, а литературный герой девятнадцатого века.
  -- И только? - чуть подняла брови Чудовище.
  -- Извиняюсь!!!! - все-таки не выдержал, повысил голос, - Ты это хотела услышать!? Извини! Хорошая девочка, прости плохого дяденьку, с истрепанными нервами.
   Чудовище отвела от меня негодующий взгляд. Я посмотрел в ту же сторону.
   В углу в серебреном окладе под неугасимой лампадой, юная женщина, любовалась своим сыном. Вот только вид у нее печальный. Грустит молодая мать, видно знает, что вырастит сын, уйдет из дома, а там ждет его в конце пути терновый венок и мучительная смерть на деревянном кресте. Святая дева Мария, так зовут эту женщину в Новом Завете, Марйам так ее именует в Священном Коране и ставят вровень с пророками. Знает она цену любви и предательства, знает цену материнских слез. Все женщины мира, просят ее о милосердии и заступничестве и понимает она их и помогает, как может.
  -- Хорошо. Я вас, прощаю, - вновь обратила на меня взгляд Чудовище, - Я готова продолжить работу. Вот только убийц я защищать не буду! Фашистов тоже. Вы знаете, от чего мой отец умер? Его убили, расстреляли на дороге, в машине.
   Знаю милая, знаю, побольше твоего знаю! Был твой нежно любимый папенька, прекрасным отцом, и таким же прекрасным дельцом - браконьером. Росла ты милая на красной рыбке и черной икре, как в прямом, так и в переносном смысле. Вот только не поделили лихой бизнес компаньоны. Вот и дождалась ночью на дороге твоего отца засада. Папенька твой, справедливым мужиком был, многим по жизни помог, да и делиться с кем надо не забывал. Вот и нашли дружки его, тех кто засаду устроил, и тех кто им заплатил. Через месяц выловили их рыбацкими сетями, трупы уже раки объели, а прокурор дал заключение о несчастном случае, утонули мол по пьянке. Вот только даже по пьянке, груз к своим ногам никто не привязывает и в речку не ныряет. Тихое было дело, вот только звон на всю округу пошел. Все кому положено узнали о браконьерской вендетте. Так-то милочка. А вот твои уши пожалели, в ту пору было тебе только пятнадцать годков.
  -- Я поэтому и решила юристом стать, - продолжала свою речь Чудовище, - не защищать убийц, а разоблачать и судить.
   Не стал я рассказывать девушке о том что знал, о ее папеньке и обстоятельствах его перехода в мир иной. И про тех, кто за ним на высший суд последовал. Это дело родственное, меня оно не касается. Но те, кто груз привязывал к ножкам киллеров и их заказчиков, и по сей день тебя и маменьку твою навещают. И если ты не знаешь, то твоя мать то точно, обо всех обстоятельствах осведомлена.
  -- А фашисты?! Да как вы можете!!! - говоря аж задохнулась от возмущения Чудовище, голос повысила, - после той войны! После тех жертв, что ...- девушка замотала головой, ткнула меня, - видно ваши родичи на той войне по тылам прятались, а вот мой прадед ...
   В точку ты попала Любовь Петровна, прямо в "яблочко". Прятался мой дед на той войне ...
   Прятался в окопе, на передовой. С ревом заходили на бомбежку "Юнкерсы". Одна надежда, что защитит от разрывов от клокочущего визга осколков, окоп, старательно вырытый малой саперной лопаткой. От жары и бомб горела русская земля. Август одна тысяча девятьсот сорок второго года. Первый внешний обвод обороны Сталинграда. Тогда нам тоже кричали: "Das russische Schwein - русская свинья". Здоровые сытые наглые, отлично вооруженные, перли они по нашей земле, а мы отступали.
   В прикрытии осталась рота, в которой служил мой дед. Окопались. Военная задача простая была, задержать противника, дать основным силам оторваться, уйти из окружения. По военному простая, а вот по жизни и совести, нет. Знали они что их ждет, не заградительные отряды, совесть их остановила на последнем рубеже.
  -- Эй Ибрагим, дай воды, - услышал просьбу немолодой со скуластым лицо и раскосыми глазами солдат, вылез из окопа, в котором прятался. Только отбомбили их позицию "Юнкерсы", еще тянуло от воронок вонью взрывчатки. От удушающей жары от пережитого страха, пить хотелось неимоверно. Ссохлость горло, саднило от жажды. Солдат остегнул от ремня флягу в запыленном чехле и протянул товарищу:
  -- На Ванька пей.
  -- Да тут на донышке осталось, - солдат побултыхал флягу, с сожалением вернул, - Тебе самому не останется.
  -- Скоро танки в атаку на нас пойдут, так я воды в райских садах Аллаха вдоволь напьюсь, - засмеялся Ибрагим, - пей не стесняйся.
   Теплая вода, от металла фляги, аллюминием пахнет, да только слаще вина она, в раскаленной степи.
  -- Тут еще на глоток есть, оставил я тебе, - Ванька сделал маленький глоток, прополоскал горло, проглатил водичку, вернул посуду, - ты тоже выпей может больше и не придется. Слушай вот у нас в раю яблоки, арфы, музыка небесная, а у вас?
  -- У нас!? Вот слушай как в Священном Коране написано:
   41. Уготована им доля, щедро отмеренная:
   42. Плоды разные, и оказано им почтение.
   43. В садах наслаждения.
   44. На ложах, друг против друга лежат блаженные.
   45. Их обносят чашей вина, коего там моря разливанные.
   46. Прозрачного, - для пьющего наслаждение.
   47. От него не теряешь разума и не узнаешь опьянения.
   48. И с ними жены целомудренные большеглазые, им верные.
  -- Здорово это у вас, - улыбнулся молодой солдатик, - тут вы нас косоглазые обошли, и жены большеглазые вам, и вина прозрачного - для пьющего наслаждение, пей, сколько влезет, все условия вам создали для отдыха. Пошел бы я в мусульмане, да только ... - по мальчишески хихикнул солдат, -боюсь резать, отхватят еще под корень, и тогда зачем мне жены целомудренные большеглазые, мне верные.
  -- Резать не обязательно, мы не иудеи, достаточно сказать: "Ашхаду алля иляха илляллах уа ашхаду анна Мухаммадан расулюллах. Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, Свидетельствую, что Мухаммед Посланник Аллаха", поверить в это, и все, ты мусульманин. - Ибрагим засмеялся зажмурил от палящего солнца и без того узкие глаза, - Вот только придется тебе, браток, без водки обходится.
  -- Нет, не согласен, - в притворном ужасе, комично замахал руками солдат, - В своей вере остаюсь, у нас это дело разрешается.
  -- А разве ты Ванька не комсомолец?
  -- Меня бабка тайком крестила, - юный солдатик достал матерчатый самодельный кисет ловко сделал две самокрутки, одну протянул Ибрагиму. Закурили. - Когда последний час приходит, хочется верить, должна быть у человека надежда, а ... Ты вот как думаешь?
  -- Также, вера есть надежда, а надежда есть вера.
  -- Слушай, а вот у вас как зовут на поле брани убиенных, у нас их мучениками почитают, а у вас?
  -- Шахидами их называют, если кто за веру погибает, то место его у престола Аллаха в садах для праведных, так нас Коран учит. А мы здесь как раз за веру животы и положим, да за землю, за семьи наши, это есть вера наша общая, одна на всех, одна как смерть ...
   Приказом врывается в разговор, хриплый голос:
   - Эй вы! Хватит болтать! Скоро все узнаете! Танки на нас пошли. К Бою!!!
   Не надолго, они противника задержали, всего то на час, да вот только на войне другой отсчет времени, измеряется там все убитыми врагами, погибшими товарищами, лентой в раскаленном пулемете, да исполненным приказом. Часть, отход которой они прикрывали, вырвалась из окружения. Потом пополненная, перевооруженная, вернулась на фронт. До Берлина дошла.
   А они почти все полегли, русские, татары, мусульмане, христиане, атеисты, все полегли в родимую землицу, и приняла она их, перемешала косточки, вот только жаль могилки не осталось. Не осталось, зато мы остались, а за нами наши дети, потом внуки пойдут, все нормально будет. Все будет нормально если и мы не дрогнем в последнем бою и только тогда будет кому оставаться на нашей земле.
   Ушла в историю и в нашу вечную память раскаленная степь под Сталинградом, и я опять в этой квартире смотрю на девушку и прошу:
  -- Любовь Петровна, я вас прошу сходить со мной, посмотреть, послушать, и только потом принять окончательное решение.
   Думает девушка, прикидывает, подвоха ищет, и соглашается:
  -- Хорошо, но учтите, я свое мнение менять не собираюсь!
  -- А я и не прошу вас, мнение менять, только посмотреть, послушать и подумать.
   Повел я девушку, показать грязную изнанку войны, запашок ее смердящий понюхать, кровь и гной войны своими глазами увидеть.
   Перед военным госпиталем, зашел в магазин, купил пару блоков хороших сигарет, несколько литров минеральной воды, столько же водки. Под удивленным взглядом продавщицы вылил воду, в пустые пластиковые бутылки налил водку. Уж я то знаю что солдату надо, и как это надо пронести.
   В палате для раненых хохот, радуются мальчишки водке, сигаретам, одобрительно смотрят на девушку, украдкой показывают мне поднятый вверх большой палец. Молодец мол, классную ты телку снял. Пацаны! Что с них возьмешь?
   Ничего не возьмешь, кроме жизни, да здоровья покалеченного. Я то их легко понимаю, хоть и в отцы по возрасту гожусь, сам такой был. Ничего не спрашиваю, мальчишки сами, выделываясь перед девчонкой, рассказывают:
  -- ... тут по БТРэру как шмальнут из гранатомета, так от водилы только куски полетели, меня зацепило, колонную в ущелье зажали и пошли ...
  -- А у нас снайпер, пятерых завалил, так мы с ребятами в засаду, на третий день поймали и как ему ...
  -- Жратва, помои ... так мы раз в аул, за едой и на засаду нарвались ...вот меня и шандарахнуло, а ребят поубивали ...
  -- ... суки, гады ... днем мирные, а ночам нам в спину стреляли ... так мы взяли и как ...
  -- ... базу ихнию разгромили, а там русские не солдаты мирное население, те что от войны убежать не успели, они их как рабов держали, издевались, били, голодом морили, вот наш командир и говорит: "Плевать мне на все приказы! Давайте ребята ..." Ну мы и дали! Когда назад шли, так наши все плакали, не верили, что из этого ада вырвались ... А на другой день, я на мине подорвался ... вот теперь без ног, протезы жду...
  -- ... наш взвод заслоном стоял, а тут они прут, сотни две, обшаробаненные все, ну под наркотой то есть, ... кричат нам: "Мы вас русских свиней ..." А взводный у нас, летеха, только после училища, командует: "Огонь!!!" Так мы так со всех стволов дали, да так, что они сразу в лес и свалили ... Жаль только лейтенанта убили...
  -- ... мы на переформировке когда стояли, к нам одна старушка приходила, то белье возьмет постирать, то картошечки печеной принесет. Она раньше врачом работала в Грозном, так вот у нее на глазах соседскую семью русских полностью вырезали, сначала мать и дочь изнасиловали, а потом штыками покололи ... Мы потом спросили: "Бабуля ты, что к внукам то не едешь? мы на дорогу денег соберем" А нам: "Так мне тридцать лет, только ... какие уж там внуки, а мужа и детей у меня убили"
   Не выдержала Любовь Петровна рассказов зашмыгала носом и убежала, через полчаса вернулась, соков принесла, печенья, конфет, колбасы, под сумками аж позвоночник прогнулся. Плачет, уговаривает: "Кушайте мальчики, ешьте родненькие, сил набирайтесь, а я еще принесу, вы только скажите что надо"
   Тут мальчики родненькие и сказали, чего им не хватает, и что бы они хотели получить. Девушка, вся красными пятнами пошла, и самому резвому сок из стакана на голову вылила. А мальчишки дальше хохотать, а Резвый, тут же ее замуж пригласил. "Я подумаю" - улыбаясь обнадежила его девушка и мы ушли.
   Психиатрический стационар, палата для "буйных" как штрафной изолятор на зоне, решетки, обитые листовым железом двери, замки. В камере - палате кричит закутанный в смирительную рубашку человек:
  -- Всех вас ...! Перебью гады! Рота в атаку ... вперед! Огонь! Огонь...
   Нет вашей роты, товарищ старший лейтенант, полегла ваша рота в бою, а вас раненого, потерявшего сознание, нашли на поле боя. Думали мертвый. Санинструктор так на всякий случай пульс проверил, да кричит: "Живой он! Вызывайте вертушку, я пока перевяжу его". От полученных ран вылечили тебя ротный. Вот только душу не смогли, тебя так теперь и называют "душевнобольной". И зовет в атаку своих мертвых солдат, командир, да только оттуда еще никто не возвращался. Но не верит этому бывший офицер и захлебываясь криком и слюней, созывает своих бойцов: "Братцы! Родные! Бейте их гадов!!!", и все рвется из смирительной рубашке, чтобы лично повести в бой российских мальчишек.
  -- Да неужели ничего нельзя сделать? - отшатывается Любовь Петровна, от порога камеры, с ужасом смотрит на офицера что навсегда остался на войне.
  -- Ничего, - поживает плечами врач, - проколем лекарствами, успокоим, а вот психика его, увы ..., - разводит руками. Бессильна против войны медицина, бессильна.
  -- Я вот ... - начала рыться в кошельке девушка, и растерянно на меня смотрит, деньги то все в госпитале оставила. Я незаметно подсовываю ей купюру. - Прошу вас возьмите, - передает девушка полученную бумажку врачу, - может хоть, что-то для него сделаете!
  -- Сделаю, - обещает врач, - я вашу тысячу санитарке отдам, у нее двое детей, а зарплата мизер ..., она за это лишний раз за ним уберет, да умоет... и это все что можно сделать.
   Из больницы идем молча, и также как в августе сорок второго, так и сейчас, от пережитого, от жары, неимоверно хочется пить. Сохнет горло, саднит, достаю из пакета бутылку с водой, спрашиваю:
  -- Пить будешь?
  -- А ..? Воды? Да спасибо, - пьет из горла, успевшую степлиться воду, вот только сейчас эта вода, слаще любого вина.
  -- Деньги я вам верну! - скажите пожалуйста, какая памятливая. Конечно, вернешь, куда ты денешься.
  -- Хорошо, жду до первой пенсии, - чуть улыбаюсь. Забираю бутылку, одним глотком допиваю оставшуюся воду.
  -- А вам еще и смешно?! - недоумевает девушка, - что же вы такого смешного увидели? Тут плакать надо, а вы смеетесь!
  -- Плакать я буду, если примета сбудется, мы же с одной посуды пили, значит, дети общие будут, - хочу отвлечь девчонку, рассмешить, подначиваю. Не помогает. Тогда со вздохом объясняю:
  -- Я все это давно знаю, и у меня на совести уже мозоли выросли, всем то не поможешь.
  -- Я хочу домой, - плачет девушка.
   Нет, милая, рано, не все ты еще видала. Домой, ишь чего захотела! Я тоже домой просился, когда на первую боевую операцию в Афгане попал, когда на чужую смерть налюбовался, когда попробовал, что это такое убивать, чтобы тебя не убили. Вот только слезы свои никому не показывал, прятал, чай не баба. Мой путь домой через войну лежал. Вот я по ней и пошел. И ты пойдешь. Раз первый шаг сделала то дальше пойдешь, как миленькая поскачешь. Порода у тебя такая - русская.
  -- Нам еще в два места надо зайти, а потом я вас домой провожу, - утешаю девчонку.
   Офицеры ОМОНА гуляли, праздновали ребята, очередную звездочку полученную их командиром, по русской традиции в водочку ее макали, и сами от водки мокли.
   Сколько пойла не возьми, все равно в магазин бежать придется. Я, как и вы, это знаю, а потому захватил с собой сумку, наложил туда бутылок, зашел в гости, на огонь полученной звездочки. Поздравлять, выпить, поговорить.
   Я принадлежу к тем законопослушным гражданам, что милицию не хают огульно, но и не нахваливают. Всякий там народец есть. Подлецов хватает, но и нормальных ребят полно. Как и везде, в любом обществе, в социуме, по научному говоря. Процент кого больше кого меньше, можете сами посчитать, ну а результат зависит от степени вашего оптимизма, и математических способностей.
   Заходим в квартиру, а там "дым коромыслом". Гуляют мужики.
   Водку, девушку, офицеры встретили радостно. Хмельные глазки у них заблистали подобно звездам на парадных погонах, а ручки так и потянулись, бутылки открыть, красавицу приголубить. Девушка отшатнулась, с укором посмотрела на меня, и куды ж ты меня привел, говорил ее испуганный взгляд.
   Твердо, решительно я обозначил правовой и сексуальный статус Любовь Петровны. Ребята поскучнели, но водку открыли и за стол пригласили. Выпили. Разговоры к войне опять вернулись, да и о чем еще за бутылкой говорить, только о службе, бабах и войне. Офицеры народ к горячительным напиткам привычный, и при девушке в разговорах о женщинах, от через чур откровенных подробностей воздерживались, зато о войне говорили не стесняясь. Нанюхались они ее, нажрались под завязку, каждые полгода в гробовые командировки ездили.
  -- ... до войны в там триста тысяч русских жили, где они теперь?
  -- ... они без всяких судов наших грабили, а сколько поубивали, понасиловали... так об этом помалкивают, о компенсациях для русских даже не заикаются, а как им так пожалуйста ... когда они наших то тысячами по выкидывали, так это ничего .... им можно, а как мы кого тронь, не просто так, за дело так вони до небес ... нарушение прав человека, разжигание национальной розни, фашизм. Мы значит если бандита убийцу насильника тронем так сразу фашисты, а если они, так борцы за свободу ... угнетенные ... несчастные ...обманутые ...
  -- ... амнистию объявили, так они зиму пересидели, а летом опять пошли в спины нам стрелять ...
  -- ... вот понять не могу, да на хрен они нам вообще сдались? Отделились и флаг с волком им в руки, а свои границы мы бы уж защитили, умеем воевать, особливо, если есть за что ...
  -- ... дурак ты вот и не понимаешь, у них кто на гербе изображен? Волк! А волка, сколько не корми он все в лес глядит, в народе зря не скажут, да и мы их волчью натуру знаем ... все сзади напасть норовят, на шею взгромоздится, хребет нам сломать ... в шею вцепится ...
  -- ... да неужели наши ... не понимают, что доведись до дела, то при первой же возможности они нам первые в спину стрелять начнут ... у них даже дети с плакатами бегают, "ждите, мы скоро подрастаем!"
  -- ... а чё им понимать, не им воевать и умирать, а нам, да еще детям нашим достанется ...
  -- ... а у нас дома, что происходит? Бабки на наркоте делают, дворцы каменные строят, уже целые кварталы выросли как крепости, нам скоро так и скажут, убирайтесь это наша эта земля ...
  -- ...вот только заикнись, что каждое второе тяжкое преступление от этих ... так сразу клеймо тебе "фашист". Если они грабят и насилует ... так газетенки и политиканы помалкивают в тряпочку, а если кто им сдачи даст, или отмазку устроит, так визжат как резаные ...
  -- ...ох, не кончится это добром ... у любого терпения предел бывает ...
   Широко раскрыв глаза, слушает девушка, смирилась с неизбежным матом, только чуть морщится. А они уже привыкли к ней, внимания особого не обращают, кипят в рассказах, пожар водочкой заливают, кончается хмельное пойло, да и разговоры затихают, все сказано. Живы пока? И слава Богу. А что дальше? там видно будет.
  -- Ты чего пришел? - хозяин отозвал меня в сторону, - Случилось чего?
  -- Случилось! - говорю, - про дело на рынке слыхал? - он утвердительно кивнул, - я защиту осуществляю, мне надо ...
  -- Да ты с ума сошел! - возмущенно заявил он, выслушав просьбу, - тут не только погонами, головой дело пахнет. Нет, я на это не пойду.
   Я его понимаю, ему легче под пули встать, чем карьерой поступится, бросить на кон звание, должность, да и свободой тоже рискнуть придется. Было бы ради кого, а то не брат, не сват, даже не знаком он с Серегой. Вот только воевали рядом, да и звание у них одно - защитник.
  -- Твое право, - отвечаю, - ну бывай, мне пора.
  -- Ты не кипятись, ты пойми .....
  -- Все я понял, - зову девушку, не подавая руки, ухожу.
   На лестнице, догоняет меня крик:
   - Подожди!
   Вот и последняя встреча на сегодня. Звоню по телефону, вызываю изнасилованную девчонку, назначаю встречу. Выходит она на свидание, одна без "героя" папаши.
  -- Расскажи, как все было, - прошу.
   Жестоко это травмированную психику жертвы, новым расспросам подвергать. Жаль мне глупую испуганную беззащитную дурочку, струсила она, да только у кого ей было помощи просить, опоры искать, если родной папаша - защитник, и то сдрейфил. Жаль, да вот только Серегу мне еще жальче.
  -- Затащили они меня, в машину средь бела дня ... полно народу видело, никто не вмешался ...Платье рвут, гогочут, лапают, .... свои суют, я не даюсь, так они бьют, силком ноги раздвигают ... я кричать, тут парень стекло разбил, вмешался ... драка началась, их четверо, он один, думала убьют ... тут машина менты приехали, всех повязали..... в милиции я заявление написала, - перевела дух девчонка, проглотила рыдание, продолжает, - Через сутки ночью они к нам в квартиру врываются, смеются, говорят: "У нас все куплено, за все заплачено. Или ты заяву назад заберешь, и новую напишешь, или мы тебя прямо тут ... во все дыры, а потом убьем и тебя и всю семью, и нам за это ничего не будет", папа рядом стоял все слышал, говорит мне: "дочка пожалей себя, плетью обуха не перешибешь. Я согласилась. Страшно мне было. Дальше адвокат ихний заходит, диктует, что написать надо .... утром я в милиции старое заявление забрала, новое отдала ... через день узнаю, что убили этих насильников, как они меня днем, так и их средь бела дня положили ...
   Закончила девчонка рассказ, ревет, просит:
  -- Вы у парня того за меня прощение попросите, а на суде я все как было скажу, не сомневайтесь ...
   Поздно уже, ночь на дворе, не скоро рассвет. Провожаю я Любовь Петровну домой. Молчим. Ночью почти пустой город, все по домам попрятались. Тихо то как. И я начинаю рассказывать о счастье первого прыжка в вечное небо, о Вальке, тете Вере, Марине. О войне той войне, которая для нее уже почти забытая история, а для меня как будто вчера все было. О том, как заживо сгорел в боевой машине десанта Валька. О том, как и мне, пришлось много раз себя ломать, привыкать к войне, ох и нелегкое это дело. О том, как уже без отца родился Серега, и видел он его лицо только на старых фотографиях и могильном надгробье. О том, что есть еще в России мальчики, для которых Родина, Честь, Долг, это не только слова.
  -- Смотрите, рассвет скоро! - девушка показывает на первую светлую полоску на восходе. Я даже не заметил, как быстро время пролетело. Вот уже и светает.
  -- За ночью, девочка, всегда рассвет наступает, и не только в природе, в жизни тоже так бывает, вот только этот рассвет от нас уже зависит, - говорю и сам удивляюсь. Что это я? Куда ж это меня на сентиментальные обобщения потянуло, старею что ли? Наверно, старею, раз гуляя ночью с девушкой, думаю не об этом самом, а о юриспруденции, да к тому же еще поучаю. Прописные истины, выдаю за откровения. Смотрю на девчонку, устала она, бледная вся.
   Да тяжело тебе девочка сегодня пришлось, тяжело. Да только жизнь и с такой стороны знать надо. Знать, понимать, как трудно порой судить бывает, ой как трудно, да надо. Надо выбор делать милая, на чьей ты стороне.
  -- И чем же я могу вам помочь? - сделала свой выбор девочка. Молодец!
  -- Не мне, подзащитному, - отвечаю, - Юридическую сторону я на себя беру, вот только не успеваю я к парню в СИЗО ездить, а ему надо и покушать отнести, и самое главное подбодрить, помочь поверить, что все хорошо будет, а то он совсем руки опустил. Тут женщина, любому мужчине, сто очков вперед даст, лучше нашего брата вы с этим делом справляетесь. Только я вас умоляю, о событиях на рынке с ним не разговаривайте, и вообще всячески этой темы избегайте. А то не выдержит у парня психика, и будет он как тот "душевнобольной" на пожизненное заключение обречен. С кем надо я вас в СИЗО познакомлю и документы оформлю.
  -- А что его родные и близкие подержать не смогут? - недоумевая спрашивает Люба.
  -- Так!? - шутливо негодую, - оценку "два" вам за стажировку поставлю. Забыли вы девушка закон. А он гласит, что свидания с близкими родственниками у подозреваемого ограничено, а вот общение с адвокатом, нет. Встречайся, сколько хочешь. Правда, все передачи сдают в определенное время, и их обязательно проверяют. Но я уже договорился с кем надо, и вам препятствия чинить не будут, и отдельное помещение для встреч предоставят. Деньги на расходы я вам завтра выдам. И еще ...
  -- Что? - растерянно спрашивает девушка, остановившись на пороге своего дома.
  -- Спасибо Люба!
  

Глава девять

   С этим человеком я познакомился когда преподавал гражданское право в университете, а он вел там практические занятия по криминалистике и проводил семинары по оперативно - розыскной деятельности. Случайно или нет, но он мне мимоходом заметил, что работал в составе оперативной группы КГБ в Афганистане и как раз в то время что и я там служил. Особистов я никогда не любил, чекистам не доверял. И довольно презрительно заметил, что особисты в Афгане первыми мародерами были. Даже хуже, потому как норовили наши трофеи себе присвоить. В выражениях я не стеснялся, рубанул матом по военному. Он обиделся, потом заспорил и мы разругались. А потом, потом я совершенно случайно нашел в Интернете и прочитал книгу бывшего сотрудника одной из забугорных спецслужб, среди прочего там приводились факты о работе наших контрразведчиков в Афганистане. Неплохо наши ребята работали, очень неплохо и это по оценке человека который им противостоял. А уж методы работы ... так мы все там далеко не ангелы были, причем с обоих сторон. Там же в книге отдельной главой приводился довольно жутковатый рассказ перебежчика об одном из таких офицеров майоре Константине Гришко по кличке: "Пензяк" Вообще то клички у животных бывают, а у наших офицеров были оперативные псевдонимы. Рассказ изобиловал такими подробностями, что я сразу понял: это подлинник. После прочтения книги я сопоставил кое какие детали в том числе и описание внешности "Пензяка", потом взял бутылку коньяка и пошел извиняться перед своим коллегой по преподавательской деятельности. Извинения и коньяк были приняты и после лекций прямо на работе укрывшись на кафедре "Уголовного права" мы добре выпили. Потом когда пили уже вторую выставленную им бутылку, перешли на "ты" и тут то я ему и показал сделанную распечатку.
   - Вот ведь сука, - мрачно заметил мой собеседник прочитав откровения перебежчика, - Как был дерьмом так и остался. Паскуда.
  -- Ты его знал?
  -- В одной группе служили, - помолчав нехотя признался он и ожесточенно добавил, - вот уж гад так гад был. Мародер, как профессионал полный ноль, трус. А в Афган напросился чтобы орденок получить, карьеру побыстрее сделать. Ан нет, оказалось что тут работать надо да и шкурой рисковать приходилось. Вот он и пошел своих сдавать. Сначала ребят начальству закладывал, потом как быстро подловили его с этим делом, стал выход на противника искать.
   Неожиданно он весело засмеялся.
  -- Знаешь кто ему все контакты обеспечил? Сам то он самостоятельно их найти не смог, "профессионал" х...ев.
  -- ?! - лицом я выразил крайнюю степень заинтересованности. Да и в самом деле любопытно было.
  -- Я! - опять заулыбался мой собутыльник, - через свою агентуру вывели его на информационную сеть противника, потом дезу через него спихнули, затем напугали разоблачением и он с мокрыми штанами и якобы секретными документами побежал в Пакистан. А уж там у америкосов х... и бабки сосал. Когда те после серии провалов поняли, что их облапошили, хотели "героя" ликвидировать. Потом его протестировали в том числе и медикометозными методами и убедились, что он далеко не герой и знать не знал что нам уж давно все известно. В общем обычным дерьмом он себя по всем параметрам показал. Тогда там и решили: "с паршивой овцы хоть шерсти клок" вот и превратили его в идейного перебежчика не в силах терпеть произвол КГБ и с риском для жизни протестовавшего против войны в Афганистане. Тут он себя и показал во всей красе. Всех кого мог грязью полил. Вот ты его х... прочитал? И что скажешь?!
  -- Я кажется уже перед тобой извинился, - слегка обиделся я, и подытожил, - сам же видишь, пьем вместе.
  -- Да и эта бутылка уже кончается, - вздохнул он, - надо за новой в магазин идти. Ты как? Пойдем?
  -- У нас на кафедре есть заначка ее вскроем, - пьяно и хрипловато засмеялся я, предложил, - пошли от уголовного права по нисходящей перейдем к гражданскому, мне студенты арманьяк подарили ...
   Тихо стараясь не шататься и не дышать в сторону проходивших мимо нас студентов, мы шли на второй этаж здания где располагались кафедра "Гражданского права". Цель у нас была ясная благородная и понятная каждому мужику хоть с дипломами хоть и без таковых - догнаться. Ясная это понятно, а в чем же благородство то было? А в том что мы не орали во всё горло песен, хотя хотелось, не вызывали с занятий коллег женского рода с просьбой разделись нашу радость, хотя этого хотелось ничуть не меньше чем орать песни. Пьяными скромными интеллигентными мышками прошмыгнули мы лестничным маршам и коридорам. Вот только имеет ли право именоваться интеллигентом - отставной гэбешник и бывший десантник? Сомнительно, весьма сомнительно. Как чекист и боец невидимого фронта крался по коридору мой компаньон, как фронтовой батальонный разведчик выдвигался я. И оба провались, фигурально, а не буквально. Возле дверей кафедры нас застукал ректор. Было стыдно. Было так стыдно, что как не в чем не бывало я спросил:
  -- Слушай, а почему у тебя в книжке фамилия Гришко, у тебя же совсем другая фамилия?
   Честно говоря в этом состоянии мне было глубоко наплевать почему в книге его назвали не настоящим имением, надо было что-то говорить вот я ляпнул первое что пришло в голову. Экс контрразведчик мигом подхватил мою пьяную мысль и дал ей продолжение многозначительно ответив:
  -- Все оперативники работали там под чужими именами.
  -- А пьете вы под своими? - строгим, но с оттенком обреченности тоном поинтересовался ректор.
   Знаете чем наш провал закончился? Мы в усмерть напоили ректора. Он попытался депортировать нас из университета в кабак. Мы согласились уйти только под его личным конвоем и под твердые гарантии, что хоть минуту, но он с нами за столом посидит. А там рюмка "за маму" - за процветание ВУЗа, рюмка "за папу" - за выживание отечественной науки. Строго по науке пил наш ректор: "Первая ... ик - колом. Вторая соколом! Остальные мелкими пташечками!!!" Напившись он за кабак и заплатил. Очень хорошо, ловко его экс контра раскрутил.
   Друзьями с Костей после этой пьянки мы не стали, так хорошие знакомые не более того. Потом я ушел из университета заниматься частной практикой, а Костя продолжал вести занятия и выпивать. Встречались от случая к случаю. А тут ...
   Он с уныло равнодушным лицом слушал, что я говорил, только под припухшими веками глазки бегали.
  -- Не могу, - отказался "Пензяк" и глядя на мое вытянувшееся лицо, сухо пояснил:
  -- Я давно в отставке. Сейчас совсем другие люди погоду в управлении делают. Без прямого приказа сверху, они на это дело не пойдут. Другое поколение сам понимаешь ...
  -- Про нас тоже говорили другое поколение, - так же сухо ответил я.
  -- А разве нам есть чем гордится? - усмехнулся Костя, - страна то при нас развалилась.
   Я молча смотрел на него. Отечные мешки под глазами, обрюзгшее сероватое лицо, рыхлая фигура. Солдат проигравший войну. Он как мог защищал безопасность своей страны. Только ударили его в спину и он не смог и не захотел подняться. И свою жизнь он проиграл, один живет без семьи. И квартира в которой мы стоя разговариваем у него неухоженная. Не родной дом, а так место для ночлега.
  -- Давай мы не за все поколение отвечать будем, а за себя, - прервал я неловкое молчание, - что до молодежи то я не верю что все они равнодушное дерьмо. И когда пришлось то воевали ничуть не хуже нас, в том числе и твои коллеги.
   Костя не ответил и больше ничего не сказал. Не сказал, но сделал. Как он все провернул, я не знаю. Тебе есть чем гордится "Пензяк", ты нашел в себе силы встать. Да мы проиграли свою войну и при нас развалилась страна, а вот капитулировать после поражения или нет, это уж каждый для себя решает.

Глава десять

   В принципе все готово, а вот теперь пора Серегу в СИЗО проведать. И как там стажер с делом справилась? Неделя прошла, как она вахту приняла. Таскала передачи, общалась с подзащитным, пока я юридические детали шлифовал. Вот интересно получилось или нет? Иначе все зря будет и беготня и звонки.
   Знакомый офицер увидел меня заухмылялся. Пока от КПП он вел меня по коридору тюрьмы в помещение для свиданий, все посмеиваясь, рассказывал:
  -- А твои то, ребятишки не промах, что девочка, что мальчик. Быстро узнали, что по чем.
  -- Да ну?! - фальшиво удивляюсь я, и чтобы поддержать разговор, дать возможность человеку выговорится, поделится пикантными подробностями, спрашиваю, - Что же они такого натворили?
  -- Как ты и просил я ему для свиданок, комнату отдельную предоставил. Не положено конечно, да ладно. Девочка первый день горячий обед в судках из трех блюд притащила и Библию. Твой, раньше почти не ел ничего, курил только, исхудал, кожа да кости. Помощница твоя все его упрашивает и уговорила. Стал он в пище пластмассовой ложкой ковыряться, а девчонка ему: "Ложку за маму, ложку за папу, последнюю ложечку за бабушку. Кушай маленький, поправляйся". Я за дверью стоял, слушал, так обхохотался весь. А парень весь обед смолотил. Ушла. Вечером опять приходит, костюм новый спортивный приносит, белье мужское даже не распакованное, туалетные принадлежности, ужин. Наши на проходной, ее уже без пропуска и досмотра, пропускают. Бабы-контролеры, только вздыхают. Дальше она уговаривает его, побриться, умыться, в порядок себя привести. Твой мнется, не хочет при девчонке заголятся, да щетину бритвой скоблить, а прет вонью от него как от козла, сам знаешь, как в камерах с гигиеной. Отказывается. А ужин уже без всяких уговоров съел, только за ушами трещало. Девчонка, твоя она что шибанутая?
  -- Нет. А что?
  -- Так она ему, вместо юридических консультаций, Библию читать начала, парень морщится, но слушает. Куда ему деваться, все веселее, чем в камере. А у нас, за дверью уже половина персонала тюряги собралась, посмотреть втихоря, да посмеяться.
  -- Вы не имеете права подслушивать разговор адвоката с клиентом, - раздраженно замечаю я.
  -- Ой, кто бы говорил! - ухмыляется офицер, и насмешливо продолжает, - Так мы и без досмотра не имеем права допускать, и помещения отдельные не по первому желанию предоставляем, а по графику. Передачи, не хочешь ли, в приемные часы через окошечко, клиенту своему передавать, да только то, что положено. Ты плечиками не пожимай! Молчишь? Вот и помалкивай, пока мы строго по закону, работать не начали. Лучше дальше слушай. Стала девчонка, каждый день по три раза приходить, завтрак, обед, ужин, все горячее приносила. Белье тоже каждый день ему свежее приносила. А твой клиент, каждый божий день в душ просится, мы выводим. Значит, читает ему девчонка Библию, а там голая порнуха. Вот так тексты священные, нет, ты только послушай:
   ".....как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!
Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти.
Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее; и груди твои были бы вместо кистей винограда, и запах от ноздрей твоих, как от яблоков;
Уста твои - как отличное вино. Оно течет прямо к другу моему, услаждает уста утомленных.
   Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его.
Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах ...."
  -- Это любовная лирика, а не порнуха, Песнь Песней Соломона, - сдерживая улыбку, объясняю я.
  -- Ага, лирика, пусть не порнуха, но эротика точно. Читает девочка про это самое, а сама ... вся такая задумчивая. Я по делам отхожу. Возвращаюсь. Смотрю, а они уже лобзаются. Вот как, а ты говоришь лирика ... Вот и пришли, сейчас твоего приведу...
   Привели Серегу, смотрю на него, да на пользу ему общение с Любовью пошло, той любовью что Петровна, да и с другой о которой столько написано, тоже. Выбрит, чисто одет, посвежел, поправился, а самое главное глаза живыми стали, значит вернулась душа.
   "Есть контакт, пошла мазута" - вспомнилась циничная присказка, моей юности. А раз так то пора и линию защиты с обвиняемым обсудить.
  -- Ну, как Сережа будем бороться?
  -- Будем! - чуть улыбается парень, - будем!
  -- Вот и славненько, вот и чудненько, значит так, ты теперь не только говорить, но даже и дышать только по моей команде будешь. Ясно?
  -- Ага, а теперь только вы будите приходить? - осторожно так интересуется. Стесняется прямо спросить, про девушку, и боится что вместо совместного с ней чтения Песнь Песней Соломона, будет только меня лицезреть, да российские супербестселлеры Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс, изучать. А какой прогресс в воспитании, раньше мне все "тыкал" бесцеремонно, а теперь вежливо культурно на "вы" обращается. А всего то неделя прошла! Это что же это с нами бабы делают?
  -- Любовь Петровна, будет помогать мне, осуществлять твою защиту, и продолжит посещения СИЗО, - утешаю Серегу, - вот только обсуждать с ней все, что я тебе говорю, совсем не обязательно, лучше разговаривайте на темы не имеющие отношение к уголовному праву.
  -- Вы ей не доверяете? - хмурится парень.
  -- Если бы не доверял, то с ней не работал, - заговорщицким тоном, сообщаю я Сереге домашнюю заготовку, ту что подготовил, когда к встрече готовился, предвидел я такой важный вопрос типа "верю, не верю", - Ты в тюрьме, а тут у стен есть не только уши, но и глаза, - Серега покраснел, - а вот прибор который ставит непреодолимые помехи, у меня только один, и нужен он мне постоянно.
   Полную ерунду говорю, если захотят подслушать, то подслушают, на любой прибор, свой агрегат найдется, а в нашем СИЗО так нравы вообще патриархальные, без всякой техники обходятся, через щели да дырки слушают, а против этого любая суперсовременная техника подавление технических средств наблюдения, бессильна. Но современные детективы, содержание которых насыщенно описанием технических наворотов, сделали свое доброе дело, Серега мне поверил и сосредоточенно кивнул. Все-таки пацан он еще. Достаю коробку, я ее заранее приготовил, включил суперприбор, (мне его всего за стольник мальчишки собрали, но выглядит естественно, даже чуть вибрирует и шумит) и говорю:
  -- Защиту мы построим следующим образом, а твое дело только поминутно все запомнить, в показаниях не сбиваться. Итак приступим ...
   Наобсуждались, вдосталь, до тошноты, через три часа я с ним распрощался, пообещал, что буду приходить каждый день.
   У ворот СИЗО столкнулся с Любовь Петровной. Смотрю, и у нее глазки блестят, щечки горят, в линии губ, твердость и решимость идти с Серегой на Голгофу, в ручках сумки с передачей. А вся цветет и не идет, а плывет.
   Так знакомые симптомы, зацепило тебя милочка, значит правильно все расчитано, сначала жалость российская - бабья, потом стремление утешить, затем взрыв посильнее ядерного, и все сделано дело, накрыло тебя голубушка с головой. А похорошела ты, аленьким цветочком расцвела, куда только Чудовище и делось. А еще говорят, тюрьма на пользу никому не идет, посмотрели бы вы на стажера моего, так и убедились бы, нет правил без исключения.
   Девушка смутилась подошла ко мне и стала нести такую чушь, что я сразу вспомнил обстоятельства нашего знакомства, и опять разжаловал ее в Чудовище. Передавать, что она говорила, не буду, а то скажите, что я совсем заврался, этакая помесь получилась тут тебе и Жанна д` Арк, и декабристки, и молодогвардейцы, даже Булгаковская ведьма Маргарита затесалась, а также прочие исторические и литературные личности.
   Сплюнул я мысленно, и подумал: "Хорошая ты девушка, но дура. Стал бы я тебя к Сереге подводить, если бы его Голгофа ждала. Туда как раз в его первоначальном настроении сподручно идти, если конечно ты не Сын Божий. Меньше страха, больше злобы и решимости, покончить все раз и навсегда. А вот жить продолжать, надо с тем, что ты ему даешь, с надеждой и любовью".

Глава одиннадцатая

   Мне теперь редко сны про войну снятся, но в ночь перед началом судебного разбирательства, вернулся ко мне Афган. Вижу я том сне, как плачет раненый мальчишка связист из окруженного батальона, и по рации молит о спасении: "Мы окружены, просим помощи! Просим, братцы родимые не выдавайте!!!" Строится по тревоге бригада, в полном боевом снаряжении пошли на построение солдаты. Пополнены роты, за счет тыловых подразделений, всех по приказу комбрига, поставили под ружье. Только немногочисленные посты боевого охранения выставлены по периметру части.
  -- Ты свое отвоевал, - не глядя в мою сторону говорит мне ротный, - можешь остаться, завтра вертолетом до Кабула, а оттуда в Союз - Домой! Приказ на увольнение уже подписан, ты больше не солдат. Оставайся!
  -- Оставайся сержант! - это мне боец из моего взвода говорит, - глупо сейчас, пулю поймать.
   - От судьбы не уйдешь, - отвечаю, и привычно собираю свою амуницию, проверяю оружие, - Чему быть того не миновать.
   И знаю я точно в том моём сне, что убьют меня. Стой! Куда ты дурак?! Хочу я крикнуть себе в страшном сне. Не поворачивается во сне язык, к гортани прилипает. Не слышу я юный солдатик, крика своего, и ухожу, в бой вместе с ребятами, к своим на помощь. "Да стой же ты!" - снова кричу я тому парню, что уходит в горы, только не обращает он на этот хрип внимания, а может просто не хочет поверить, что я это он, только сильно постаревший. Изо всех сил напрягаю связки гортани и кричу: "Стой!!!" и просыпаюсь от крика. Просыпаюсь и вспоминаю как убили меня в том бою. Убили, потому что убит был мой друг.
   Собираюсь на суд. Злая решимость, упорство, готовность, если надо быть беспощадным, так же как и тогда в последнем моем бою, захлестывают меня.
  -- Удачи! - провожают меня близкие. Киваю им и ухожу. Мало мне удачи, сегодня мне победа нужна.
   Зал судебного заседания. С тревогой смотрит на меня Любовь Петровна, с надеждой тетя Вера и Марина. Полон зал. Вчера весь вечер названивал я по телефону, собирал тех кто прошел горными тропами Афгана и Чечни, не все пришли, далеко не все. Но и тех, кто не забыл, что самый страшный грех на войне, это бросить своих, тоже хватает. Пусть поддержат Серегу своим присутствием, создадут нужную ауру в зале, уверяю вас не последнее это дело.
   Вводит конвой Серегу, как зверя сажают его в клетку. Киваю ему. Держись!
   Объявляет секретарь: "Встать! Суд идет"
   Обычные процессуальные формальности. Проверка явка участников процесса ... все налицо. Слушается дело по обвинению ...состав суда ... Отводы? Нет. Дальше ... Разъяснение прав и обязанностей ... ясно, знаем ... государственный обвинитель зачитывают обвинительное заключение. Да, содержание понятно.... нет, подсудимый не признает себя виновным. Полностью? Уточняет судья. Да полностью.
   И давит, давит на всех тяжелая атмосфера судебного помещения где рассматривают дело об убийстве. Я тоже за своим столом сжимаюсь под этой тяжестью, сжимаюсь как пружина возвратного механизма в пулемете, перед тем как дослать в ствол очередной патрон. К бою! К бою под такую мать!
   Началось процессуальное состязание сторон, обвинения и защиты. Да мы будем состязаться тот кто всегда обвиняет и тот кто защищает. Когда-то ещё в прошлом тысячелетии в прошлой стране и в прошлой жизни, я с оружием в руках присягал защищать страну. Нет той страны, но еще остались ее солдаты и их дети. И я буду, буду их защищать. И пусть нет у меня оружия, и не мечом и щитом, а жалкой бумажкой является закон, зато есть ещё люди в которых не убита надежда. Вот они сидят: в клетке напряженный бледный Серега; рядом со мной нервно пролистывает страницы кодексов Люба, сидят в зале взволнованные Марина и тетя Вера, за ними Костя "Пензяк" и другие ... мои товарищи только плохо я их вижу как расплываются их лица. А вот один из заднего ряда встав машет мне рукой и тут же одергивает его судебный пристав и он садится. Значит ты сынуля сегодня в школу не пошел? У тебя же вроде контрольная? Это кто же тебе разрешил школу то прогуливать? Ну и достанется тебе от матери ... хотя нет не достанется вот она рядом с тобой сидит. Ну извините не до вас мне сейчас.
   К бою! Государственный обвинитель холеный, самодовольный прокурор, предъявляет доказательства, комментирует их. Судья листает пухлый том уголовного дела и исследует представленные доказательства. Я по ходу процесса вяло возражаю, уточняю детали. Виновен! Виновен! Уверяют собранные в деле документы.
   "Нет, вины не признаю, - заявляет при допросе обвиняемый, - преступления не совершал". Молодец Серега! Так и дальше давай, помни, о чем мы часами говорили, не сбейся, не запутайся.
  -- Но при предварительном следствии, вы полностью признали свою вину! - обличающее басит прокурор, - Почему теперь вы отрицаете, что совершили преступление. При проведении следственного эксперимента, вы точно указали, где стоял преступник, это подтверждено заключение баллистической экспертизы, специалисты точно установили, что именно с указанного вами места, стрелял по своим жертвам преступник. Вы также указали, каким именно транспортом вы пользовались, прибыв на место преступления и, покидая его. Это также подтверждено материалами предварительного следствия. Вы также сообщили, куда именно вы выкинули орудие преступления пистолет Макарова, из которого было совершено убийство. Что вы скажите по этому поводу?
   Мнется Серега, глазки, долу опустил, это мы тоже репетировали, шепчет:
  -- Меня в кабинете следователя, пока он отсутствовал, неизвестный запугал, говорил, мол не напишешь чистосердечное признание, я тебя суну в камеру к ..., шепну им, где ты служил, так они тебя и без суда насмерть забьют. И потом перед тем как на рынок для эксперимента поехать, он мне точно сказал, что я показать должен, прямо на схеме все объяснял, и про машину он мне все рассказал, и про пистолет ...
  -- Это грязная ложь, - снисходительно уверяет прокурор, и бросает на меня быстрый взгляд, ясно какую ты тактику защиты избрал, глухая оборона.
  -- Вы лжете и клевещете на следователя, думая таким наглым способом избежать наказания, - Обличающе повышает голос прокурор обращаясь к обвиняемому, сурово заверяет, - Не выйдет!
  -- Насколько мне известно, оценку показаниям подсудимого дает суд, - кротко замечаю я.
   Прокурор замолкает, в комичном недоумении разводит руками, артист погорелого театра, блин горелый.
  -- У обвинения пока нет больше вопросов к подсудимому, - заканчивает он допрос.
  -- Если вы не совершали преступления, то где вы были в тот момент, - задает вопрос судья.
   Крупная немолодая женщина, по новой судебной моде она одета в черную мантию, скромный макияж на приятном лице и тщательно скрываемая неприязнь к подсудимому. До того как стать судьей, работала она следователем в прокуратуре и хорошо знает как работает предварительное следствие хоть в ментовке, хоть в прокуратуре. Знает Ее Честь как смрадно воняет грязное белье нашего права. И меня она хорошо знает и с прокурором, что сейчас на процессе представляет обвинение по былой работе знакома. И сейчас от своего стола пристально смотрит она на Серегу.
  -- Не помню, - сокрушенно разводит руками Серега глуповато улыбается и виновато говорит, - я в этот день водки выпил с утра, а она видать паленая была, я сразу и отъехал, только дома ночью и очнулся. Не помню, где был с кем пил.
   Переглядываются присутствующие в зале, недоумевают, с переднего ряда от молодого парня в мой адрес, злым шипением летят слова:
  -- Ты идиот! Ничего умнее не мог придумать?!
   Смотрят на меня судья, прокурор, даже секретарь оторвался от написания протокола. Во всех взглядах брезгливое недоумение, вот так защитничек, своими руками клиента топит. Видно как под мантией передергивает плечами судья. Переходим к допросу свидетелей.
   То краснеет девчонка, то бледнеет, руки трясутся.
   Ласково подбадривает ее прокурор:
  -- Расскажите, свидетельница, при каких обстоятельствах вы впервые увидели подсудимого, - он ее для усиления позиции обвинения пригласил, показать, что не только убийца подсудимый, но и насильник.
   Смотрит девчонка на Серегу и опять ревет, судебный пристав по знаку судьи, ей стакан с водой дает, слышно, как вызванивают о стакан зубы, когда девушка пьет.
  -- Вы имеете право требовать, что бы ваши показания были заслушаны в режиме закрытого заседания, то есть при пустом зале. Хотите? - с явным сочувствием в голосе предлагает свидетелю судья.
  -- Нет, - отвечает девушка и мотает головой, - пусть все знают, какого мне пришлось.
   Повторяет она то, что и раньше рассказывала, только теперь не я один слушаю. Все молча слушают рассказ о насилии и мужестве, о подлости и предательстве, и приговором всем нам и нашей стране звучат ее слова:
  -- Никто за меня не вступился все струсили. Мол не меня насилуют и ладно ... А этот парень, что защитил, так я же его и предала. Теперь то кто меня защищать будет?
   Поворачивается к Сереге бледная детское личико заплаканное, просит:
  -- Прости меня!
   Смотрю на обвиняемого. Ну что ты скажешь Серега? И тот из клетки чуть помедлив кивает девчонке. Да ладно тебе с кем не бывает. Теперь же не струсила и не предала.
  -- Вы хоть понимаете, что вас за ложные показания посадят! - кричит девочке прокурор, не ожидал такого пассажа, позиция обвинения потрескивать начала, надо выходить из положения.
   Девушка как сжалась и со страхом смотрит на холеное искривленное казенным негодованием лицо обвинителя.
  -- Заявляю суду ходатайство об исключении показаний свидетельницы, как не имеющих отношения к существу рассматриваемого дела, даже если дело и так было, то самосуд у нас не допускается, и еще надо точно установить когда свидетель говорила правду, сейчас в суде или на следствии - со сдержанным негодованием обращается к судье прокурор.
  -- Вы же сами заявили ходатайство о вызове и допросе этого свидетеля, - жестко обрывает его судья, - И делаю вам замечание, вопрос о виновности или невиновности свидетеля, в компетенции суда. Ему решать. И еще запугивание свидетеля недопустимо.
   Прокурору не до артистичных жестов, багровеет, не от смущения, от злости.
   А я знаю в чем дело, две дочки у судьи, одна в школу бегает, вторая на втором курсе института учится. Ее Честь, за пределами здания суда, обычная мама, что трясется за своих ненаглядных. Сама небось любому насильнику, не оглядываясь на закон, горло порвет за девчонок своих.
   Ходатайство прокурора отклонено. Допрос свидетелей продолжается, вот только, атмосфера в зале изменилась, и судья больше на Серегу волком не смотрит.
   Еще пятерых допросили. Трое были свидетелями того как преступник в маске на рынке стрелял, другой подтвердил, что угнали его машину которую использовал преступник, один видел как преступник уже без маски и оружия выходил из машины, которую бросил у гаражного кооператива, перед тем как уйти. Вот в этого то свидетеля я и вцепился:
   - Свидетель поясните, были у человека выходившего из машины, особые приметы на лице.
  -- Нет, не было.
  -- Может, вы видели, какие то особенности, временные повреждения, например гематомы? - все долблю и долблю я казалось бы бессмысленными вопросами
  -- Не было никаких гематом - пожилой потертый мужичок с удивлением смотрит на меня. Ну чего ты пристал, говорит его взгляд, да и что такое это гематомы.
  -- Я вас правильно понял, что обвиняемый и преступник внешне ничем не отличались?
  -- Ну вроде того ...
  -- Точнее говорите, - от своего стола требует судья делая пометки в листе бумаги.
  -- Да, это ... - свидетель еще раз смотри на Серегу - это точно он.
  -- Когда преступник выходил из машины, что было у него в руках? - задаю я следующий вопрос.
  -- Ничего.
  -- А на руках перчатки у него были?
  -- Нет.
  -- Дверь машины он захлопнул?
  -- Да.
  -- Скажите свидетель, Вы когда видели человека вышедшего из машины, находились в трезвом состоянии?
  -- Дааа, - как-то неуверенно тянет мужичок.
  -- Все спасибо. У меня больше нет к вам вопросов.
   Дальше начался допрос свидетелей вызванных по моей настоятельной просьбе. Есть такое право у защиты и закреплено оно в Уголовно-процессуальном кодексе. Еще на предварительном слушании дела я заявил ходатайство судье о вызове дополнительных свидетелей, следователя и других, что не могли дать показания, на стадии предварительного расследования. Объяснил судье почему они эти показания дать ранее не могли. Прокурор на предварительном слушании не присутствовал. Был занят на другом процессе, вместо себя никого не прислал, то ли забыл, а может, не посчитал нужным. Судья все ходатайства удовлетворила.
   Первый свидетель вызванный по моей просьбе это следователь, что вел дело.
  -- Вы назначали дактилоскопическую экспертизу транспортного средства? - задаю вопрос.
  -- Нет, ее проведение было невозможно, так как собственник машины после ее получения ее вымыл, следовательно, все отпечатки были уничтожены.
  -- Отсутствие отпечатков пальцев преступника в машине, это заключение экспертов или только ваше мнение. И почему вы не обеспечили, сохранность возможных улик? А вернули машину владельцу.
  -- Я еще раз поясняю вам, - не глядя в мою сторону бубнит следак, - что проведение экспертизы было невозможно, именно поэтому, я и не вынес постановления.
   Тут вот в чем дело, владелец угнанной машины двоюродный брат районного прокурора. Тот по свойски попросил машину не держать, вот ее быстренько и вернули. А иначе в качестве вещественного доказательства это машина надолго бы застряла на штрафной милицейской стоянке. Я это знаю, следователь знает что это мне это известно, и государственный обвинитель тоже в курсе всех обстоятельств.
   Следователь злится, ответив на вопрос злобно так на меня смотрит, ждет наверно, что я буду задавать вопросы, по поводу незаконных методов ведения следствия. Нет, дорогой я тебе не дам возможность порыдать о своей репутации, прекрасно понимаю, что доказать это не возможно, только твое слово против слова подсудимого, так пусть твои и его показания суд по совокупности полученных доказательств оценит. У меня дорогой своя линия защиты.
  -- В материалах следствия есть данные о том, что мой подзащитный, показал вам место, куда выкинул орудие преступления пистолет Макарова, это река. Скажите свидетель, вы производили, какие либо действия, чтобы извлечь из водоема орудие преступление, и приобщить его в качестве вещественного доказательства к материалам уголовного дела? - продолжаю гнуть я свою линию.
  -- Нет, это невозможно, - следователь начал потеть, сам уже видит, что совершил ошибки, не подтвердил свои выводы процессуальными действиями, проще говоря, не закрылся бумажками, а для опытного юриста это не допустимо. - Поясняю суду, что река проточная, глубина большая и отыскать небольшой предмет это не реально, - пытается оправдать он свои упущения.
  -- Вы что водолаз? Эксперт в области подводных работ? - с иронией его спрашиваю. Он молчит, не отвечает, ладони вытирать начинает, - Повторяю вопрос, - дожимаю его, не ты один дорогой, допросы вести умеешь, - На основании чего, вы сделали вывод о невозможности достать орудие преступления?
  -- Это мое внутренне убеждение, - коротко отвечает следак.
   Вот только забыл ты "родной", что в процессуальном праве внутренне убеждение только суду дозволено иметь, а все остальные обязаны только фактами, свою позицию аргументировать. Садись милый, нет у меня больше вопросов, допустил проколы, так молча сиди и обтекай.
   Заявляю суду ходатайство о вызове и допросе в качестве специалиста, водолаза из отряда МЧС. Прокурор возражает. Судья определяет, вызвать и допросить. А специалиста то я заранее попросил прийти, тут он, не надо из-за него судебное заседание переносить. Поясняет суду специалист, что теоретически возможно, найти мелкий предмет, на дне реки, а вот конкретно он сказать не может, так как проведение водолазных работ от многих факторов зависит. По ситуации надо смотреть, окончательно только по время работы водолаза под водой можно определится, о возможности или невозможности выполнения поставленной задачи.
   Прокурор уже не такой уверенно-счастливый как в начале процесса, погоди, "золотой" ты наш, алтын ты хренов, это только присказка, сказка впереди будет.
   Уверенно отвечает на вопросы, устанавливающие его личность свидетель. Офицер МВД звание майор, место службы ОМОН. Здоровенный мужик в камуфляже. Так - же уверенно без запинки отвечает на мои вопросы. Да в именно этот день, с утра он ехал с сослуживцами к месту дислокации отряда, увидел как пьяный, пытается нанести вред зеленым насаждением, посредством их полива мочеиспускающим органом, ведет себя антиобщественно, ругаясь нехорошими словами. Не смог молча проехать мимо такого безобразия, боец правопорядка, остановил машину, сделал мелкому хулигану замечание. Тот на него в драку, пришлось применить спецсредство, резиновую дубинку, обезвредить хулигана, ударить его по правому плечу, а затем задержать. Да - хулиган был доставлен в месторасположение отряда на машине, и ему было оказана первая медицинская помощь, но правонарушитель был настолько пьян, что в себя не пришел. Почему его у себя держали? Поясняю, главная задача правоохранительных органов, это предупреждение преступлений, а такого отпусти, так он с пьяных глаз неизвестно, что натворить может. Да - он узнает, хулигана того, вот он на скамье подсудимых сидит. Когда отпустили? Так почти ночью, исходя из того, что главное в законе это гуманность, пьяницу пожалели, и поздно вечером отвезли домой. Адрес узнали из паспорта, что был при задержанном. Пожалеть то пожалели, но протокол об административном нарушении составили, он протокол этот с собой захватил, если правосудию надо, так он его предъявит.
   После ознакомления, прошу приобщить протокол к материалам дела, прокурор возражает, судья определяет, приобщить.
   Соколом, со своего места взлетает прокурор, готов словесно растерзать наглого, ломающего позицию обвинения, мента. Грозно еще раз, предупредив его об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, начинает задавать вопросы. Только зря ты кипятишься государственный обвинитель, зря, на все вопросы есть ответ у свидетеля.
   Нет, о личности преступника он не знал и не мог знать, не доводили эту информацию до ОМОНа. Да и послали его командировку, недавно только приехал. Вот заверенная копия приказа о направлении в командировку, пожалуйста смотрите, все как положено. Потому и не дал показания следователю, что не владел информацией о личности подозреваемого, да следователь его и не вызывал. Почему, административный протокол, не передал территориальным органам милиции, для дальнейшего производства? Не успел, не до того было, виноват, но готов сделать это немедленно, чтобы хулиган, понес суровое, но справедливое наказание. Откуда узнал о деле? Так адвокат объявление дал в газету, все кто видел или что-либо знает, о месте нахождения, таково то, просьба позвонить по телефону, и телефон указан. Вот он прочитал, вспомнил и позвонил, пожалуйста, смотрите вот газета, а вот в ней объявление, он газету эту на всякий случай с собой прихватил, вдруг пригодится.
   Остальные свидетели, что в машине с майором ехали, показания его полностью подтвердили, и почти то же самое только другими словами рассказали. Утром видели пьяного хулигана, задержали, доставили, поздно вечером отвезли домой и отпустили. Все по закону. А больше ничего не знаем, а раньше нас никто не о чем и не спрашивал.
   Перед вызовом последнего свидетеля заявляю суду ходатайство, о его допросе в режиме закрытого судебного заседания, объясняю, с чем это связано. Ходатайство рассмотрено и удовлетворено. Даже прокурор не возражает.
   Очень интересный свидетель, в детективах, таких свидетелей "коронными" называют.
   Установили личность и место службы свидетеля, офицер федеральной службы безопасности подразделение "Т".
   Вы только представляете, что из допроса выяснилось?! Оказывается в отношении потерпевших, проводились оперативные мероприятия. А именно велось постоянное визуальное наблюдение. Связано это с тем, что получили компетентные органы информацию о возможной подготовке террористического акта, а так как ранее потерпевшие состояли в незаконных вооруженных формированиях, участвовали в противоправных действиях, то и было решено установить за ними наблюдение, с целью выяснения, а не готовят ли они теракт.
   В тот самый день, когда не установленное лицо, осуществило на рынке противоправное деяние, этот самый офицер визуальное наблюдение за подозреваемыми и осуществлял. Он не только видел преступника в маске, но и стал его преследовать, с целью установить его личность, вызвать подмогу и задержать. На машине покидает преступник рынок, офицер за ним, ведет наблюдение, а именно не привлекая внимания, движется на своем транспорте. Преступник, нигде не останавливаясь, доехал до гаражного кооператива в другом районе города, вероятно по дороге снял маску, и вышел из машины с открытым лицом. Далее преступник двигался пешком и вот тут, офицер виновато потупил голову, он его и потерял, сумел преступник скрыться, в хаосе железных гаражей.
   Проводим процедуру опознания, нет, это не он, уверенно заявляет свидетель, посмотрев на Серегу, совсем не похож, рост и сложение имеют признаки сходства, а лицо совсем другое.
  -- Но как же так? - опережая прокурора, заявляю я, - в деле имеются показания другого свидетеля, который утверждает, что именно подсудимый вышел из машины.
  -- Я с этими показаниями не знаком, свидетеля не знаю, - довольно равнодушно поясняет офицер, - но видел там пьяного мужика, бродил он промеж гаражей. У меня память специально тренирована, и я еще раз заявляю, подсудимый и человек который вышел из машины, это разные люди.
  -- Почему вы решили, что человек, которого вы встретили, был пьян? - хмурюсь я, - Вы, что тестировали его на алкоголь?
  -- Нет, - чуть усмехается офицер, - но от него так водкой несло, за сто метров воняло, а у меня обоняние отличное. Хотя, - продолжая ухмыляться самокритично заметил офицер, - сто процентную гарантию дать не могу, может он водкой только рот полощет.
   Еще одна процедура опознания, проведенная по моему ходатайству. Опознал офицер, в свидетеле, что дал показания, что именно Серега вышел из машины, того, предположительно нетрезвого гражданина, которого встретил, когда преследовал преступника.
  -- Откуда мог защитник узнать, что в тот день вы вели наблюдение за потерпевшими, - задает вопрос свидетелю прокурор, - он, что у вас работает, или информация о ваших операциях доступна каждому адвокату? Вас же по его ходатайству вызвали?
   Хороший вопрос, вот только предвидеть, что его зададут, не сложно.
  -- В соответствии с законом Российской Федерации, - с гордостью за законы нашей страны, отвечает офицер, - каждый гражданин имеет право, обратится в любое государственное учреждение с запросом. Присутствующий здесь адвокат этим правом воспользовался. Он обратился к нам с письменным заявлением, в котором попросил, сообщить, не проводились ли в отношении потерпевших оперативные мероприятия, а именно не велось ли за ними наружное наблюдение. Вот его заявление, вот наш входящий номер и дата получения.
  -- Вы так по каждому заявлению полные сведения и даете? - горек вопрос, силен сарказм прокурора, не верит он в открытость, компетентных органов.
  -- Конечно нет, - как маленькому ребенку ласково отвечает ему офицер, - ему был дан ответ, что подобные сведения могут быть предоставлены только по решению суда. Вот он нашего представителя в суд и вызвал, а так как именно я был свидетелем преступления, вот мне и поручили, рассказать суду, как было дело. Мы обязаны по решению суда предоставлять имеющуюся у нас информацию.
  -- А что же вы эту информацию следователю не предоставили, когда он это дело вел? - пытается отстоять последние рубежи обвинения прокурор.
  -- А он нас не спрашивал, - серьезно без малейшей улыбки отвечает свидетель, - более того наш руководитель заверил нас, что преступник уже пойман, так как об этом вы сами товарищ прокурор сообщили средствам массовой информации. Мы были полностью уверены в обоснованности вашего заявления.
   Что проглотил? Вот так то до суда объявлять, что виновный задержан, и понесет заслуженное наказание.
   Завял государственный обвинитель, завял, без пыла дело дальше ведет. Закончено исследование доказательств. Допрошены свидетели. По инерции ведет дело прокурор, но в прениях от обвинения не отказывается, намекает на сговор, предоставляет суду дать окончательную оценку представленным доказательствам. А то он, суд то есть, и сам это не знает.
   А из меня тоже как будто весь пар вышел, и вместо пафосной речи, ограничился в прениях, перечислением доказательств которые привел в защиту обвиняемого.
   Серега в последней речи, еще раз сказал, что не виновен, и клятвенно пообещал суду, что бросит пить.
   Все! Суд удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора.
   А у меня как пелена с глаз спала, снова вижу всех, кто сидит в зале суда, слышу их перешептывания. Но они меня не трогают, поворачиваюсь к Сереге, он устал, перенервничал, смотрит с немым вопросом: "Ну, как?"
  -- Все нормально будет! - успокаиваю парня, а сам не так спокоен, знаете судебные решения, часто не предсказуемы.
   Конечно, судья руководствуется только законом, вот только доказательства оценивает по внутреннему убеждению, а это иногда к такому приводит ... Понимаете есть у судьи выбор, может она любое решение вынести и все они будут абсолютно законны. Первое это решение по делу вообще не выносить, а вернуть его на новое расследование и тогда опять будут прессовать на допросах Серегу, начнут по новой допрашивать свидетелей и давить на них, повторные будут проводить экспертизы и очные ставки. А пока все эти процессуальные действия осуществляются, сиди-ка ты Серега в душной и вонючей камере СИЗО и будут всё продлеваться и продлеваться сроки твоего содержания под стражей. Есть такие подследственные, что без вины годами сидят. Есть и другой вариант: Серегу освободить, но даже в этом случае дело будет возвращено для нового расследования. Ну Ваша Честь, какое ты примешь решение? Что же ты скажешь нам Российская Федерация, это твоим же именем нас судят. Это от твоего имени посылают нас на войны. Это тебе теперь клянутся в верности принимая присягу. Давай Россия это твой выбор, а мы свой уже сделали.
   А время как застыло, все не выходит и не выходит из своего кабинета судья. А может и впрямь застыло наше время? Может и не хочет оно двигаться вперед? Стыдно сказать, противно об этом думать, но скажи нам Россия, сколько же раз ты предавала своих детей? Разве можно тебе верить? А без Веры, без Любви и Надежды, прахом станет наша земля. Моя Вера всегда со мной, Серегина Любовь вот она рядышком с ним застыла. И то появляется то пропадает Надежда на лицах родных парня защитившего эту страну на войне. На той войне что уже прошла и на той что все ещё идет.
   Стоя начинает зачитывать приговор судья:
  -- Именем Российской Федерации!
   Рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело по обвинению гражданина ... и исследовав все представленные доказательства, суд установил ... руководствуюсь ст. ст. ... УПК РФ постановил: подсудимый не причастен к совершению преступления.

Набатом звенят для меня последние слова оправдательного приговора:

  -- Освободить из под стражи в зале суда!
   Все, лопается во мне пружина напряжения, как я устал, как устал ...
   Бросаются к Сереге бабушка, мать, Люба. Плачут, целуют. Из зала к нему бросаются те кто, пришел поддержать своего товарища. Те, кто прошел Афган и Чечню, хлопают по плечам Серегу, кричат. А я ..., а меня оттесняют.
  -- Поздравляю, - сухо кивает мне прокурор выходя из зала, и бросает, - Интересно, сколько же вам заплатили?
   Это не мне заплатили, это я по долгам своей памяти плачу, нет на мне сияющих белых риз праведника, вот чего нет, того нет, грубый камуфляж на мне, так легче, проще жить. Только камуфляж не только у хамелеонов бывает, солдаты его тоже носят, чтобы не убили.
  -- Так значит Сереженька не виновен? - это Любовь, та которая Петровна, ко мне подошла, смотрю на нее и думаю: "Все-таки ты дурочка, и в праве так и не научилась разбираться" Отвечаю вопросом:
  -- А ты сама как полагаешь? - не дожидаясь ответа, ухожу.
  -- Отличная защита, просто отличная, - это меня коллега хвалит, остановил в коридоре суда, - Вы один прекрасно справились!
   Один? Да чтобы я один сделать то смог! Не один я был, помогли мне ребята, прикрыли. Вера и Надежда всегда были со мной. И ты Любовь помогла, вылечила Сереге душу, не даром тебя так и назвали Любовь! А то, что ты наивная дурочка, так это поправимо, не я, жизнь тебя выучит и вылечит, главное чтобы ты продолжала Любовью не только по имени зваться. А все остальное просто ...!

Глава двенадцатая

и к глубокому сожалению автора далеко не последняя

   Через неделю ОМОН отбывал в очередную гробовую командировку, я поехал провожать ребят. Купил ящик водки и пришел. Выпили на дорожку. Возвращайтесь живыми ребята!
  -- Ну как, ты доволен? - это командир отряда, меня спрашивает.
  -- Не совсем, - отвечаю, - дело до конца еще не доведено. Надо еще вот что сделать...
  -- Ну, ты и жук!!! - расхохотался офицер, выслушав меня, а потом спокойно по деловому обнадежил, - Если будет возможность сделаем. Вот только если что, я тебя защитником приглашу. Как договорились?
   Я обещал.
   В районе командировки, при проведении антитеррористической операции, ОМОН столкнулся, с группой боевиков. Это дело для них обычное. Группа было уничтожена. Вот только необычно было, то, что раненый боевик перед смертью, взял да и дал признательные показания, о том, что именно он, на почве личных неприязненных отношений, застрелил на рынке, четырех человек, своих земляков. Признание было зафиксировано в письменной форме, и надлежащим образом заверено. Потом это признание было передано в прокуратуру. Там облегченно вздохнули. Дело было закрыто, в связи со смертью подозреваемого в совершении преступления.
   Серега может спать спокойно, больше его по этому делу не дернут.

Эпилог

   Серега и Люба, взяв бабушку и родителей, уехали сразу после суда. Как говорится от греха подальше. Обустроились они в Москве. Через год я получил от них письмо и фотокарточки.
   Тетя Вера успела увидеть правнука и умерла. Думаю, она не меньше тех, кто погиб в бою, заслужила место у престола Всевышнего.
   Марина нашла работу, сейчас она воспитатель в детском садике. Мама Любы нянчится с внуком.
   Сына Серега и Люба, назвали Валентином, второго обещают назвать Петром, а если родится девочка то Верой. Ну что ж ... одно осталось сказать: Удачи вам ребята!
  

Послесловие

   Ну, ты и врать здоров! Верно, здоров. Так я вас честно предупредил, что все это авторский вымысел.
   На самом деле автор глубоко, окончательно, ну просто бесповоротно убежден, в том:
   Что, настольной книгой каждого гражданина России, от мала до велика, является, Конституция России. Каждый свой шаг, каждое своё дыхание мы сверяем с ее статьями.
   Что все юристы, безупречны, думают только о надлежащем исполнении законов, которые берегут как зеницу ока, а лелеют, как любимое дитя. А все это произошло благодаря, мудрой политике очередной самой главной, самой любимой и самой народной партии.
   По сводкам МЧС в стране, то тут то там, начинаются пожары, пока их удается гасить, но по показаниям синоптиков в природе на территории России стоит "великая суш", как бы не полыхнуло. Но это я так в порядке информации, к политике, праву, и данному повествованию, сводки МЧС и прогнозы синоптиков отношения не имеют.
   А мне все чаще хочется послать все на ...!
  
  
  
  
  
  
  
  
   КОРАН. Сура "Выстроившееся рядами". Смысловой перевод профессора Б.Я. Шидфар. Москва. Умма. 2004
  
  
  
  
Оценка: 9.09*44  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019