Едва забрезжило, адмирал Ганнон бен Ган, боясь упустить попутный ветер, тоже приказал своим кораблям выходить из гиерских гаваней и двигаться курсом на Эрикс.
Ветер благоприятствовал, хоть море уже и поднимало высокие волны. Паруса наполнились ветром, можно было убрать весла. Кормчие знали здешние течения как свои пять пальцев, опасения, что они сядут на мель, не было.
Пока римляне заняты осадами Лилибея и Дрепан, есть вероятность незаметно проскочить через Эгатское кольцо и на полных парусах дойти до бухты Эрикса. Там их главная цель, там Барка.
Рулевые четко выполняли команды кормчих, чайки носились над кораблями с неистовым клекотом. Ганнон пристально всматривался в тяжелые облака, может, ветер разгонит их и море успокоится; не хотелось быть выброшенным на скалы Гиеры или Форбантии, а именно мимо нее кормчие рекомендовали провести эскадру.
Однако, что это впереди, возле Эгусы?
Из-за скал один за другим стали появляться корабли, тоже с распущенными парусами, но двигаться не по направлению к Сицилии, а к Форбантии. Чьи это корабли? И не один, не несколько десятков, сотни, сотни кораблей шли, на глазах вытягиваясь в линию, перекрывая им путь.
Ганнон бен Ган побоялся слово произнести, но кто-то из его окружения крикнул: "Римляне!" - и всем сразу стало понятно, кто заслонил им горизонт.
На фоне мрачных туч римские паруса белели яснее ясного. Передние корабли их развернулись носами в сторону карфагенян, начали сворачивать паруса, демонтировать мачты, выпускать весла. Веером подобное действие прошлось по другим кораблям. И вот уже весь римский флот выстроился в прямую, насколько возможно, линию и пошел на веслах против ветра навстречу карфагенской эскадре с явным намерением завязать бой.
Ганнон поверить не мог: как римляне здесь оказались, как узнали, что они плывут на Сицилию?
- Приготовиться к бою! - бросил он клич, и посыльные знаками стали передавать сообщение на соседние корабли, соседние - следующим.
На палубах засуетились, потянули канаты, стали поспешно сворачивать паруса, но, наполненные ветром и влажные, они поддавались с трудом. Крайние суда, команды к которым поступили с задержкой, неожиданно вырвались вперед и чуть было не угодили прямо на тараны вражеских пентер. С трудом они свернули свои паруса, но, выпустив весла, все же не смогли во время развернуться и тут же были протаранены в бок передовыми римскими кораблями.
- К бою! - снова громогласно закричал карфагенский адмирал, продолжая недоумевать появлению на море врага.
Римляне, несмотря на встречный ветер, строго удерживали строй, шли на карфагенян плотной стеной. Растерявшиеся команды карфагенских судов то и дело ошибались, от этого их корабли где сбились в стаю, где оторвались от соседей, где никак не могли сладить с волной, перегруженные припасами, ставшие от этого неповоротливыми. Вот когда сразу же выявилась поспешность в наборе матросов и гребцов, их слабая выучка. Римские гребцы действовали слаженно, четко. Едва замечали вражеский корабль, который отбился от строя, устремлялись к нему с быстротой тунца. Не нападая спереди, с легкостью обходили, разворачивались и ударяли в бок, пока груженная карфагенская триера пыталась бороться с волной и собственной неповоротливостью.
И Ганнон заметил, что ни на одной из римских пентер не оказалось воронов, видно, римлянам они больше были не нужны, с такой выучкой они легко притирались бортом к борту карфагенян, ломали у них весла и перепрыгивали на вражескую палубу, где в ход уже пускали свои испытанные мечи.
Карфагеняне дрогнули. Окруженные несколькими вражескими кораблями, просто откидывали в сторону оружие и опускались на колени, сдаваясь. Сдавшихся буксировали к ближайшим берегам и высаживали на берег под охрану.
Дрогнул и сам Ганнон, когда увидел, как корабли его флотилии уходят на дно или сдаются, приказал поднять парус и уходить обратно к Гиере, благо ветер, пока шел бой, переменился на противоположный.
Бомилькар, наседавший на легионера на палубе римского корабля, увидев, как флагманская пентера карфагенского адмирала подняла парус и удаляется, страшно выругавшись, со всей дури рубанул римлянина мечом по шее и глянул, где дерется Итобаал. Тот, уже без шлема и без щита, с двумя мечами в руках отбивался неподалеку от наседающего на него римского увальня.
- Итобаал! - крикнул ему Бомилькар и, подхватив на бегу лежащий на палубе дротик, метнул его в увальня.
Солдат был спиной к нему, и дротик угодил ему в позвоночник, пробив тело насквозь. Итобаал еле увернулся от выскочившего из груди римлянина железного наконечника - с такой силой Бомилькар метнул копье в его сторону.
- Итобаал! - снова крикнул Бомилькар. - Уходим! Скорее на борт! Ты видишь, что происходит? - уже на бегу разя схватившего меч римского гребца, он промчался мимо друга.
С разбега он прыгнул на палубу своего корабля, однако не удержался, упал, попытался быстро вскочить на ноги, но оказался сбит с ног уже ударом римского корабля об их борт. Бомилькара откинуло к форштевню, он больно врезался спиной, но меч не выпустил.
Итобаал перепрыгнул вслед, подбежал к нему, помог подняться.
- Ты как?
- В порядке.
Их корабль застрял между двумя римскими: тем, который они брали на абордаж, и тем, который их атаковал, но не смог отойти, так как сам был протаранен в корму.
- Давай через него к нашим! - бросил Итобаал, и они с Бомилькаром, отбиваясь от нападавших, но не задерживаясь, пробились через римскую пентеру и сиганули на карфагенский корабль. Те словно только их и ждали, сразу же келевст дал команду "назад", гребцы с усилием налегли на весла и выдернули бронзовый таран из чрева римской посудины. Эти гребцы оказались порасторопнее, четко выдержали задний ход, развернулись и стали ритмично уходить с места сражения.
Бомилькар с Итобаалом с сожалением глядели на свою зажатую с двух сторон пентеру, которую увлекал под воду протараненный и сам серьезно поврежденный римский корабль.
- Вот и помогли своим, - с отчаянием произнес Бомилькар. Нечего было сказать Итобаалу.
Чем дальше они удалялись от места битвы, тем масштабнее открывалась перед ними панорама боя. Где-то уже некоторые суда горели, где-то тонули, где-то со сбитыми карфагенскими штандартами оттаскивали в сторону ближайших скал. Полный разгром. Итобаал с Бомилькаром глазам своим не верили. Еще ранним утром у них была реальная надежда увидеть своих на Эриксе, радостных от того, что они доставили им продовольствие и оружие. Теперь этой радости нет, как нет и припасов. Что они теперь скажут своим товарищам, когда их увидят?
13
Посланец из Дрепан в пастушьей хламиде, козьими тропами миновав дозоры римлян, добрался в Эрикс ближе к полудню. Ничего нового Гамилькару он не сообщил, подтвердил только известную из уст элимских крестьян новость: римские эскадры, сняв блокаду Дрепан и Лилибея, еще с вечера вышли навстречу прибывшему к Эгадам карфагенскому флоту.
Так как Эрикс с утра окутывали плотные облака и внизу горизонт совсем не проглядывался, Барка с десятком надежных солдат спустился к эрикцинской бухте. Но едва они вынырнули из облаков, перед ними открылась вся панорама идущего морского боя.
Барка оставил свой отряд на одном из скальных выступов - не было смысла идти дальше. Если бы к ним пришла какая-нибудь карфагенская пентера, Гамилькар без долгих колебаний, даже с небольшим отрядом, взобрался на ее борт и лично принял участие в сражении, но все корабли были поглощены завязавшимся боем и явно никто, если и предполагалось ранее, теперь и не думал идти за его подразделением.
Мелкими муравьями казались отсюда суда обеих сторон, и как два муравьиных отряда из разных муравейников столкнулись у добычи и стали за нее драться, так с высоких склонов Эрикса эскадры противников походили на подобных дерущихся муравьев.
В пестрой картине боя, даже находясь на удалении, Гамилькар четко различал штандарты своих и чужих. Но лучше бы он ослеп! Боевых кораблей римлян явно было больше, и они отчего-то оказались более юркими, маневренными, - почти что водомерки на пруду: быстро окружали суда карфагенян, с легкостью, так как карфагенские пентеры в этот день, непонятно почему, оказались медлительны и малоповоротливы, таранили их, иные брали на абордаж.
Казалось, добрая половина карфагенских гребцов и шкиперов только вчера взошла на борт корабля и совсем не чувствовала ни крепости рук, ни силы волны, не обладала сплоченностью, а то и вовсе теряла дух и опускала руки, сбивая общий ритм, необходимый для сиюминутного маневра.
А вот задрал нос один из карфагенских кораблей, и римская пентера, с ходу атаковавшая его, после сокрушительного удара в бок с живостью водомерки плавно отошла назад, чтобы не оказаться затянутой воронкой тонущего корабля. Ее весла только мерцали в лучах поднимающегося солнца. Еще мгновение, и она уже резко развернулась в сторону следующего карфагенского корабля и сразу же, набрав ход, устремилась прямо на него...
Что творится, грозный Мелькарт? Тебе не принесли жертву в Карфагене? Не предупредили, что готовится римская эскадра на остров? Неужели в Городе давно всем на них наплевать? Гамилькар до последнего не хотел в это верить. Но прошедшие полгода осады карфагенян на Сицилии доказывали очевидное каждым мучительным днем. Только когда гром грянул с небес они очнулись?
Словно железными тисками сдавило сердце Гамилькара. Даже слегка онемела левая рука. Он недовольно стал сжимать и разжимать левую кисть, пытаясь разогнать кровь. Потом, когда онемение руки немного прошло, пал на колени и, закрыв глаза, обеими руками до боли сжал себе виски. Он не мог больше смотреть на то, что происходило меж Эгатскими островами. Он был в нескольких милях от сражения и ничего не мог сделать. Ничего! Отчаяннее не было положения!
Он открыл глаза, но теперь с трудом различил даль - слезы застили ему горизонт, однако он не сдерживал их - сердце источало его слезы. Это был конец - к гадалке не ходи. Шесть долгих лет противостояния, шесть долгих лет упорной борьбы - и все насмарку. Одним ударом. Раз и навсегда. Так рубануть мог только Александр Великий, завидев гордиев узел. Не мудрствуя лукаво, не особо размышляя над закомуристой загадкой. А наши всё больше совещались, решали, осторожничали, тянули, - мудрили... Перемудрили! Поставили не на того петуха, оставили на выживание сицилийскую армию, забыв про Дрепаны, Лилибей, Эрикс, - по сути, бросили, предали...
Боль и обида жгли внутренности Гамилькара. Лучше бы он раньше погиб в бою, пусть даже в мелкой стычке, но не видел теперешнего позора...
Гамилькар поднялся, стер со щек слезы, неторопливо побрел к своим товарищам.
- Возвращаемся, - сказал им, выжидающе смотрящим в его угрюмое лицо. - Нам тут больше делать нечего.
14
Фальтон, окровавленный, но довольный исходом битвы, осмотрев место сражения, не позволил преследовать адмиральскую пунийскую пентеру с небольшой кучкой оставшихся кораблей.
- Им сейчас попутный ветер на родину, пусть отдадутся его воле. Забираем с Эгусы консула и возвращаемся к Лилибею, там наш лагерь побольше, надо еще пленных куда-то определить.
Лутаций даже про раненое бедро свое забыл. Он знал, он верил, что боги не обманули его, победа оказалась на их стороне. Спасибо Юпитеру Всеблагому, спасибо Марсу.
Нет, нет, ни в коем случае не задерживаемся на Эгусе. В лагерь, срочно в лагерь! Там по всем правилам в первую очередь принесем жертвы богам, потом все остальное.
Это победа! Настоящая победа! Не хуже победы Дуилия! Рим должен гордиться ими. Последствия этой битвы, он уверен, еще скажутся.
Лутаций приказал всей флотилии войти в Лилибейскую гавань.
- Мы их одной мощью подавим. И обязательно пунийские посудины на буксире! Пусть все увидят, что значит, противостоять самому Риму! Великому Риму!
Лутаций оказался прав. Не только защитники Лилибея во главе с Гисконом, но и все жители его поднялись на прибрежные стены крепости, когда по городу разнесся клич, что в их гавань победителем входит римская эскадра.
При виде этой картины почернели лица защитников и граждан Лилибея, женщины в знак траура накинули на головы покрывала, орошая под ними слезами свои лица.
Не было мрачнее зрелища, чем созерцание сотен вражеских кораблей и десятков захваченных кораблей соотечественников. Не было горше сцены высадки на берег напыщенных римских солдат, в две линейки друг против друга выстроившихся вдоль побережья до самого римского лагеря. Не было печальнее минуты, когда тысячи плененных карфагенян были прогнаны сквозь этот вражеский строй.
Эти воины были их последней надеждой. Теперь и ее римляне отняли.
Что дальше будет? Никто ответить не мог. Боги молчали. Совсем, видно, разочаровались в своих преданных сыновьях?
Гамилькар на Эриксе сказал, что карфагенянам на Сицилии больше делать нечего.
Когда? Сейчас? Вообще?
Потом приближенные вспоминали его слова как пророческие.
В конце концов карфагеняне оставили блаженный остров Тринакрию. Гамилькар словно почувствовал тогда, что так оно и случится.
В тот день Карфаген проиграл свою последнюю битву за Сицилию. Боги все-таки отвернулись от них. Неужто навсегда?
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
