Но только через полгода, когда кончилась зима и море стало открытым для безопасного плавания, карфагеняне направили на Сицилию флот.
Собрали около четырехсот судов, но, к сожалению, не все были военными, часть из них - суда транспортные, грузовые, на которые погрузили хлеб и фураж, - за полгода гарнизоны всех карфагенских крепостей на Сицилии заметно истощали.
Прибавилось забот и посланникам Барки: они быстрее соорудили несколько посудин и подготовили для отправки свои продукты, но с парой-тройкой триер отправляться одним на Сицилию стало рискованно: все карфагенские гавани на острове контролировались теперь римским флотом; нечего было и думать прорываться сквозь их заслон к берегу, только погибнуть напрасно, не доставив осажденным ни фунта груза.
Пришлось Бомилькару с Итобаалом ждать, пока окончательно не сформируют карфагенскую эскадру, чтобы влиться в ее состав и курсировать вместе.
Бомилькару это ожидание оказалось сложнее других: он, вроде, был в армии и одновременно дома. Но дома жена, полугодовалый сын, от которого с каждым днем все труднее и труднее было оторваться. А ведь сбор могли объявить в любое время...
Сына они с Йааэль назвали Ганноном. Ганнон бен Бомилькар. И спорить не надо, по чьим стопам он пойдет, когда вырастет: конечно же, он станет воином, как и его отец! Да и Йааэль пока не видит его на другом поприще, - что значит быть дочерью полководца.
И все же Бомилькар, подготовив свои корабли для Гамилькара, не стал сиднем сидеть, помогал Ганнону бен Гану, чем мог. Своим усердием, знакомствами, связями, потому что различных проблем оказалось немало. Что за времена настали? На новый флот едва набрали наемников!
Гордий, который собаку на этом съел, а в свое время привлек Ксантиппа, сетовал на нежелание многих бывалых вояк снова воевать за Карфаген: почти на всех прежних фронтах римляне потеснили карфагенян. Что там у них на Сицилии и вокруг нее осталось? Поговаривают, что даже жалованье сицилийским солдатам удачи (понятно почему) карфагеняне стали задерживать.
Власти обратились к гражданам - добровольцев никто не отменял. Сложнее оказалось в срочном порядке укомплектовать экипажи кораблей. Ни опытных матросов, ни обученных гребцов для такого количества подготовленных к отправке кораблей не было и близко. На весла посадили государственных рабов (сняли со строительства жилья, храмов, с полей), - чтобы выкупить рабов у частников, денег в казне тоже не оказалось.
Новым командам приходилось совершенствоваться в гребле и слаженности действий наспех в небольших бухтах и гаванях поблизости от Карфагена.
Член Главного Совета Бодмелькарт-тихий злорадствовал: "Казна истощена! Известно, по чьей вине!" - намекая, что во многом по недальновидности Барки: уцепился за жалкий клочок горы и - ни тпру ни ну! Вот кого первого следует притянуть к суду! Вот кто прежде всех должен ответить за все потери на Сицилии за последние годы!
Гасдрубал Красивый попытался было возразить Бодмелькарту, мол, окутано тайной, сколько денег из казны за последние три года ушло на постройку высоток по склонам Бирсы (финансового отчета еще никто не видел!), - а ведь известно, что строительство - дело, разорительное даже для богачей! Могли бы больше снабжать сицилийцев, - что же те варятся в собственном соку?! Но его речь гудом забили сторонники Бодмелькарта.
Ганнон Великий, избранный в этом году одним из суффетов, жестом прервал недовольство коллег. Но прервал не потому, что хотел заступиться за Гасдрубала (Гасдрубалу он тоже не дал слова вымолвить), а чтобы вернуться к главной причине сегодняшнего собрания. Следовало решить, кого назначить командовать сформированным флотом и какую задачу прежде всего ему надо поставить.
Чего хотят римляне? Взять наши крепости? Разгромить Барку? Или подготовиться к рейду на Карфаген, как уже неоднократно это делали? Готовы ли мы сегодня встретить римлян на нашей собственной земле во всеоружии?
Зал снова зашумел. Ганнон Великий поднятой рукой еще раз утихомирил Совет.
- Уверен, никто из нас не желает видеть римских захватчиков у стен нашего города, а поэтому, думаю, следует назначить на этот ответственный пост опытного адмирала. Я предлагаю Ганнона бен Гана, хорошо известного своими заслугами: в своё время именно он пленил под Липарами Сципиона Азину и достойно сражался под Акрагантом и при Экноме.
- И в обоих последних случаях потерпел сокрушительные поражения, - не удержался и выкрикнул со своего места Гасдрубал Красивый. - Возражаю! Был бы он так хорош как адмирал, Регул не высадился бы на нашем побережье!
Ганнон Великий недовольно зыркнул на выскочку:
- Вы можете предложить другую кандидатуру, молодой человек? Всем известно, что наши опытные флотоводцы, включая так обожаемого вами Барку, находятся на Сицилии. Ганнону бен Гану, если его изберут (а я нисколько не сомневаюсь в этом) будет поручено только доставить груз и корабли в целости и сохранности к берегами Сицилии, а там уже передать их в руки тех, кто обладает реальным знанием обстановки и возможностей наших тамошних войск. Вряд ли кто из нас, включая и вас, молодой человек, - Ганнон повторно заострил внимание слушающих на слове "молодой", - достаточно точно разбирается в сложившемся на Сицилии положении.
Гасдрубал Красивый вынужден был согласиться с ним.
- Выношу кандидатуру Ганнона бен Гана на общее голосование! - не стал больше препираться с Гасдрубалом Ганнон Великий.
Члены Совета стали тянуть руки. И без подсчета было видно, что за старого адмирала большинство.
- Так тому и быть, - завершил Ганнон Великий.
В месяц Hyr , год правления суффетов Ганнона Великого и Адонибаала, сына Сафона, карфагенская эскадра во главе адмирала Ганнона бен Гана отчалила от берегов Ливии навстречу своей судьбе.
10
Когда посыльный вышел из командирской палатки, Лутаций на радостях выпил целую чашу неразбавленного вина: из Рима пришло уведомление, что ему и Фальтону продлевают полномочия на Сицилии. Ему - в качестве проконсула, Фальтону - пропретора. Значит, до прибытия новых консулов они еще смогут основательно потрепать пунийских шакалов.
Если быть откровенным, за предыдущий год, как бы он ни хотел, ничего серьезного сделать не смог, переломить сложившуюся ситуацию не получилось. Да, он блокировал подвоз припасов в осажденные Лилибей и Дрепаны (что уже немало), перекрыл кислород даже хваленому Барке, но крепости не взял, Барку из Эрикса не выбил. Теперь с этим решением сената: боги дали ему еще один шанс?
По-прежнему заставляя матросов регулярно упражняться, Лутаций не давал спуску и пехотинцам. Со стороны суши еще выше поднял вал, почти сравнял его с уровнем крепостной стены Дрепан, добавил к установленным на валу катапультам стрелометы, а со стороны бухты подогнал вплотную к одной из прибрежных башен небольшие двускатные "черепахи" с бронзовыми таранами внутри. Ими солдаты начали методично разбивать башню.
С кораблей и с берега, чтобы обороняющиеся не смогли разрушить или уничтожить "черепах", защитников башни постоянно обстреливали лучники. Контролировали и выходящие в гавань ворота - из крепости могли неожиданно выскочить через них и напасть на солдат в "черепахах", а то и поджечь их факелами.
Каменные стены Дрепан крушились без особого труда, легче, чем кирпичные, потому что в кирпичных стенах конец бревна увязал и уплотнял глину, а не раскалывал кладку.
В некоторых местах в расщелины стены римляне закладывали хворост или поленья, поджигали, тогда колол камни огонь.
В свою очередь, несколько стрелометов на стены установили обороняющиеся, но римским кораблям, которые стояли на якорях, их стрелы ущерба не наносили.
Лутаций в четыре смены, от рассвета до заката, заставил своих лучников и пращников, сменяя друг друга, отгонять пунов от стен, не давать им ни минуты покоя.
Вскоре часть стены, соединенная с башней, обрушилась, но образованная щель оказалась больно мала, чтобы просунуться в нее даже одному солдату.
Пунийцы бросились тут же заделывать ее, но Лутаций приказал обстрелять каменщиков, а "черепаху" передвинуть левее и продолжить разбивать стену.
К сожалению римлян, с заходом солнца работы пришлось прекратить, а тараны отогнать. Но пунийским ремесленникам спать не довелось: всю ночь, подсвечивая себе место светильниками, они заделывали брешь, удивляя осаждающих римлян. И так было не один раз.
Карталон, комендант Дрепан, понимая, что противник не успокоится, стал возводить вторую стену за первой. Чем больше препятствий, тем надежнее. Сдаваться защитники Дрепан не собирались.
Когда рухнула угловая башня, Лутаций скомандовал к штурму и в первых рядах бросился на ее обломки.
Подтянули лестницы, зачастили лучники, солдаты по камням стали взбираться наверх.
Но и на стенах не спали: метали копья, рубили и сбрасывали, где было возможно, лестницы нападающих, грудью прикрывали обрушенный проход, как спартанцы у Фермопил.
В расселине завязалась жестокая схватка, но и сквозь нее было видно, что свежая возведенная стена станет не меньшим препятствием.
- Вперед, вперед, вперед! - подбадривал своих солдат Лутаций и уже готов был вырвать знамя легиона у знаменосца и швырнуть его через головы врагов в расселину, чтобы римские солдаты, оправдывая свою честь, ринулись его спасать, как из века в век делали римские полководцы, чтобы переломить ход боя. Но только он подскочил к своему знаменосцу, как острая боль пронзила его бедро - пунийский наемник метнул в него дротик, и Лутаций, не заметив его, не смог прикрыться.
- Консул ранен! Консул ранен! - тут же закричал знаменосец, и самые ближайшие к ним легионеры бросились к Катулу, подхватили его на руки и, прикрывая щитами сверху и с боков, спешно унесли обратно в лагерь.
Сломленные таким известием, легионеры начали отступать, благо вслед за этим один из трибунов приказал трубить отступление. Атака захлебнулась. Защитники Дрепан торжествовали.
Раненого Лутация, который поначалу потерял сознание, унесли в консульскую палатку. Врачу удалось извлечь железный наконечник (древко дротика сломали еще когда консула поднимали). Рана оказалась серьезной, но не смертельной.
11
Лутацию делали очередные примочки, когда в его палатку ворвался без доклада Валерий Фальтон. Претор, взъерошенный, в полном боевом облачении, формально поприветствовав консула, сходу сообщил, что дозорные доложили о прибытии пунийского флота на Гиеру. Наблюдатели насчитали судов триста, не меньше, может, даже больше, как военных, длинных, так и грузовых. Куда направятся дальше, - непонятно, но то, что они до краев набиты грузом (на что указывает низкая осадка), говорит, прежде всего, что пуны решили все-таки помочь своим осажденным на Сицилии, доставить им хоть какие-нибудь припасы.
Фальтон был уверен, что пунийский адмирал все же не решится сразу направиться к окруженным Лилибею и Дрепанам, а поначалу, вероятно, попытается связаться с Баркой, ведь Эрикс не так плотно заблокирован. К тому же у Барки гораздо опытнее, провереннее вояки, готовые в любую минуту ринуться в бой. Адмирал скорее всего попробует взять к себе на борт этих прожженных Гамилькаровых псов.
Лутаций был согласен с претором, но отдавать бразды правления в его руки совсем не желал, - ну что же, напрасно он, что ли, находится здесь, и вся предстоящая слава победы над варварами - а он в этом нисколько не сомневался - достанется какому-то претору, пусть и знаменитого патрицианского рода? Он, Лутаций, не менее, а может даже, и более амбициозен, хоть и плебей! Боги любят дерзновенных! К тому же в Риме наверняка сенат уже рассматривает новые кандидатуры консулов, и вопрос только времени, когда его (впрочем, как и Фальтона) освободят от нынешних обязанностей. Тем более, в Риме остался Авл Постумий, второй консул, который может беспрепятственно, по закону, провести следующие выборы.
Лутаций рукой отстранил от себя лекаря и попытался было подняться на ноги, но только повернулся на бок, жуткая боль пронзила его раненое бедро и спину. Сжав губы, чтобы не крикнуть, он опустился обратно на лежак, потом, превозмогая боль, сказал:
- Готовьте носилки, я плыву вместе с вами.
- Но... Вам ведь нельзя, не желательно, - попытался облагоразумить его лекарь. - Может быть только хуже!
- Мне решать, что для меня хуже, а что нет, - раздраженно бросил Лутаций.
- Послушай, Лутаций, мне кажется, тебе следует все-таки прислушаться к мнению врача. Рана у тебя серьезная. С такой раной, не думаю, что тебе будет комфортно находиться на борту корабля, - как можно мягче попытался выразиться Фальтон.
- Какой, к бесу, кофморт! Я что, по-твоему, об удобствах только мечтаю? Мечтал бы об удобствах, не рвался быть консулом и отправляться на войну!
Лутаций попытался подняться, но боль снова резанула бедро. Лутаций сцепил зубы, потом, переведя дух, сказал:
- Вели подать носилки и грузи меня на шлюпку в первую очередь. На Эгусе разберемся. Но я должен быть рядом с вами, пусть и не участвуя в бою. И кроме того, - чуть отдышался Лутаций, - пошли гонцов также в Лилибей и к Эрицинской бухте, пусть свои корабли тоже отправят к нам, - любая триера сейчас не будет лишней.
- Как скажешь, Лутаций.
Фальтон вышел. Лутаций раздраженно бросил врачу:
- Ступай и ты, мне уже легче, позову, когда понадобишься.
Лекарь тоже без возражений покинул консульскую палатку.
Лутаций заскрежетал зубами. Этот выскочка Фальтон... Бесили его вечная патрицианская заносчивость, до ослепления начищенный шлем и кираса, неизменно выглаженная туника и дорожный плащ, накинутый на плечи. У Лутация даже тога комкалась в складках... Но речь не о том: чем он так обидел богов, что они готовы забрать у него даже стремление к славе, даже потенциальную победу, отдать их в руки других?
- Юпитер всемогущий! Воинственный Марс! Чем я так вас прогневал? Скажите, я исправлю ошибку! - взмолился Лутаций к всевышним, но боги молчали. А боль в бедре не проходила, только теперь была не острая, а ноющая, которая будто скручивала мышцы ног. Закончится ли она когда?
Фальтон, выйдя из консульской палатки, сам успокоился с трудом, хотя и не подал вида: заносчивый плебей, наделенный верховными полномочиями, своей самонадеянностью может довести армию только до разгрома; Лутаций не хочет и не желает прислушаться к голосу разума. Если бы он почаще вникал в дела отцов, запомнил бы навсегда, к какому краху привела римлян самонадеянность двух военных трибунов с консульской властью в войне с Лабиками .
Соперничество между трибунами, возникшее еще в Риме и подогреваемое одинаковым стремлением к полновластью, разгорелось в военном лагере с новой силой: единодушия не было у них ни в чем, каждый стоял на своем мнении, каждый принимал во внимание только свои решения и приказания, отвечал другому презрением на презрение .
Ничему, видно, история людей не учит...
Фальтон приказал собрать у себя трибунов. Выступать немедленно, снимать с рейда весь флот и на полных парусах двигаться к Эгусе, сегодня уже пунийцы от Гиеры не отчалят, дозорные наблюдали, как их корабли заполнили гавани Гиеры, располагаясь на ночь. Это позволит им не торопясь добраться до Эгусы, где гавани и шире, и удобнее, чем на Форбантии, к тому же с Эгусы будет хорошо просматриваться внутренняя акватория всех Эгатских островов, и пунийская эскадра не сможет пройти незамеченной в сторону Сицилии, какой бы путь она ни выбрала.
Валерий приказал выстроить весь легион дрепанского гарнизона, трибунам и центурионам отобрать лучших солдат для погрузки на корабли. Осадную технику велел в видимости неприятеля не демонтировать, чтобы тот не догадался, что они выходят из гавани с намерением вступить в бой. Снимут баллисты и онагры на Эгусе - до утра достаточно будет времени.
Солдаты были распределены по судам, под покровом сумерек их погрузили на шлюпки и, не зажигая огней, без лишнего шума доставили на корабли.
Как только корабли загрузились полностью, один за другим на веслах они покинули дрепанскую гавань.
Отойдя с милю от Дрепан, распустили паруса и поймали попутный ветер в сторону Эгусы. В гаванях для блокирования портов оставили только по несколько десятков кораблей для отвода глаз.
Вскоре к дрепанской эскадре присоединились и пентеры из Лилибея и Эрикса.
Фальтон был рад: Нептун не послал на его флот ни одной бури, ни один из кораблей не оказался поврежден.
Как только с бортов были демонтированы осадные орудия и сооружен лагерь для ночлега, Лутаций приказал построить свое подразделение, а его вынести из консульской палатки.
Он облачился в полное боевое снаряжение, но, когда два дюжих раба взяли его на руки, адская боль снова прошила бедро.
Лутаций приостановил рабов.
- Погодите, дайте отдышаться.
Рабы остановились. Лутаций перевел дух. Не сдаваться! Он не изнеженный сибарит, он воин, консул, не последний в Риме человек, малодушным никто его не назовет. К тому же пуны, будем надеяться, еще не пронюхали об их прибытии. Для них римская эскадра за скалами Эгусы станет полной неожиданностью. Пусть даже ветер дует сейчас в сторону Ливии, а утром его направление переменится и им благоприятствовать не будет, - лучшего момента может не случиться. Если, как думает Фальтон, пунийская эскадра направляется к Эриксу, то там они разгрузятся (наверняка трюмы пунийских кораблей забиты припасами для армии Барки), а на борт возьмут отборных солдат, которым все равно, где воевать: на суше или на море. Кем сейчас заполнены палубы пунийских пентер, неизвестно. В любом случае на наших кораблях отобранные, лучшие легионеры, которые горят жаждой сразиться где и с кем угодно. Стоит ли упускать случай? Нет, надо отдавать приказ к бою, нерешительность может стоить поражения и новых долгих лет противостояния.
- Квириты, - обратился он к строю, превозмогая боль в бедре. - Да, да, вы не ослышались. Я обращаюсь к вам не просто как к солдатам, я обращаюсь к вам именно как к гражданам, квиритам, защитникам отечества, ведь даже здесь, за сотни миль вдали от Рима, мы отстаиваем прежде всего его честь, его славу и величие, которые даровали нам предки.
Когда он начал говорить, куда и боль ушла. Он думал теперь только о славе и почетной обязанности, которая выпала на их долю вдали от родины: о защите Великого Рима, который никогда не сдавался, даже, когда его пытались поставить на колени, унизить, а то и истребить. Рим всегда находил силы подняться и дать отпор любому неприятелю, будь то галл или грек, этруск или самнит.
Лутаций так распалился в воображении, что совсем позабыл, что он не на форуме и ранен. Боль резанула с прежней силой, поэтому он поспешил закончить свою пафосную речь, кормчим сообщил, что на следующий день состоится морское сражение, и лично объявил отбой: трубить нельзя было ни в коем случае, враг тоже остер на слух, а в ночной тишине любой звук, раздавшийся на Эгусе, может долететь до самой Гиеры. Тишина сейчас лучший друг легионера.
Тем не менее, Лутаций не спал всю ночь, хотя раненое бедро его почти не беспокоило. Он думал, раз ночь прошла более-менее спокойно, он и командовать сможет, и быть в гуще боя. Но, когда с рассветом попытался самостоятельно подняться с ложа, боль вернулась, острым копьем впилась в ногу. Он чуть не крикнул, но вовремя сдержался: нечего рабам видеть консула слабым.
Лутаций лег навзничь, втупился в верхний край палатки, который был слабо освещен небольшой масляной лампой. Видно, сегодня ему не придется вести своих солдат в бой. Но он не оставит их, у него есть еще и другие, не менее важные обязанности: священные обязанности военачальника испросить благоволения богов, без которого битва не будет успешной.
"Без птицегадания ничто не обходится ни в войне, ни при мире, ни дома, ни в походе", - говорили древние.
Полководец всего лишь посредник между войском и богами, поэтому волю богов он должен выполнять неукоснительно.
Лутаций приказал вынести его из палатки на авгуралий и привести к нему пуллария со священными курами - он лично будет наблюдать за поведением птиц.
Солнце еще не показалось, но горизонт вдали просветлел. Хотя над Эгадами и нависли тучи, в сторону Сицилии дул сильный ветер, море было неспокойно, волны громко бились о прибрежные скалы.
Когда солнце поднимется, наверняка, буря усилится, что создаст еще одно затруднение для римского флота. С другой стороны, Лутаций понимал, другого такого случая может не представиться. Несмотря на бурю, необходимо дать пунам бой, иначе они достигнут Сицилии и помогут своим осажденным. Тогда все предыдущие усилия Лутация: блокирование оставшихся под пунами сицилийских городов, - окажутся напрасными. И так понятно: еще немного, и защитники крепостей - по крайней мере, Лилибея и Дрепан - не выдержат осады и сдадутся. Все к этому шло. Прибывшая пунийская эскадра может вселить в них новую надежду, и теперь только от него, Лутация, зависит их дальнейшая судьба. Поэтому, как бы то ни было, этот бой следует развязать, поддержали бы только его решение боги. Где же этот нерадивый пулларий, когда я еще за ним посылал?!
Но вот и он.
"Не замедлил появиться", - с ехидством подумал Лутаций.
Две ухоженные курицы - одна пестрая, другая чисто-белая - сидели, не подавая голоса, в накрытой тонким покрывалом клетке. Только когда пулларий снял покрывало, открыл клетку и выпустил божьих птиц, они закудахтали, выбрались и набросились на посыпанное перед ними зерно, как голодные.
Нечего было и спрашивать пуллария, успешны ли гадания! Куры не засиделись в клетке, с аппетитом клевали зерно, не кричали дурно. Боги благоволят римлянам - иного и быть не может!
Лутаций повелел принести жертву. Она тоже была принята богами.
- Скорее, скорее, поднимайте солдат! - обрадованно стал отдавать распоряжения Лутаций. И снова без звука труб.
Трибуны и их помощники ринулись будить своих подчиненных.
Над консульской палаткой взметнулся флаг как знак предстоящей битвы.
В мгновение ока солдаты в полном боевом снаряжении собрались на площадке перед палаткой консула.
- Квириты! - не теряя настроения, обратился к ним Лутаций. - Мы провели гадания, и все присутствующие при этом, словно почувствовали, что молитва наша услышана, боги на нашей стороне. Юпитер Всеблагой Величайший, несмотря на приближавшуюся бурю, повелевает нам начать сражение и не останавливаться до тех пор, пока враг не будет сокрушен полностью. Помните, что рок дарит нас покровительством богов, когда мы воюем, а не пользуемся благами мира. Помните, что боги помогают римлянам и посылают их в бой при счастливых предзнаменованиях. Так не огорчайте богов и меня, принесите победу римскому народу! Как говорил наш доблестный Камилл, прозванный вами вторым Ромулом: "Через миг начнется схватка и пусть каждый сделает, чему научен". Во имя Рима и в память об отчей и собственной нашей доблести уничтожим вражеский флот пунов! Вперед, и пусть слава никогда не покидает вас, доблестные воины!
Могли бы солдаты крикнуть боевой клич в поддержку решения консула, но в утренней тишине любой звук далеко разносится по округе. Они лишь застучали глухо щитами о колени, давая полководцу понять, что он услышан.
- Вперед, на врага, во имя Рима! - махнул Лутаций рукой в сторону Ливии.
Легионеры развернулись и несколькими вереницами устремились в бухту для погрузки на корабли.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
