Okopka.ru Окопная проза
Безрук Игорь Анатольевич
Убить вампира

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    милицейский детектив

    []
  
  
  ИГОРЬ БÉЗРУК
  
  
  УБИТЬ ВАМПИРА
  
  (По ту сторону отчаяния)
   (повесть)
  
  
  
  Пролог
  
  Сентябрь в этом году был по-особенному приятен, тих, безветрен. Несмотря на то, что солнце село и давно перевалило за девять вечера, холода совсем не ощущалось. Скачко даже не пришлось включать в салоне печку, и в короткой рубашке и летней форменной курточке было достаточно тепло.
  Они с напарником, сержантом Бутенковым, сидели в служебной машине и ждали десяти часов вечера, когда наконец можно будет сняться с поста и отправиться со спокойной душой домой на отдых.
  Сегодняшнее дежурство обошлось без каких-либо серьезных происшествий, дневной план по штрафам они давно выполнили и теперь могли расслабиться и даже спокойно послушать музыку по "Европе-плюс", пока не пробьет их час.
  Оставалось каких-то сорок - сорок пять минут. Сорок - сорок пять минут, и они будут дома - в тепле, сытости и уюте. А пока они здесь, по салону плывет и медленно растекается по всем углам тихая мелодия, Скачко отрешенно смотрит в окно на пламенеющий на горизонте закат и думает ни о чем.
  Какие-то мысли из ниоткуда лезли в голову, складывались в какие-то слова, потом перемешивались и тут же где-то растворялись, не оставляя после себя и следа.
  Машина стояла на взгорке, носом упираясь к шоссе, а справа, за переездом, их небольшой городок утопал в разноцветной гирлянде огней.
  Это был один из самых удачных для гаишников постов. В этом месте кончался город и была развилка, один рукав которой уходил на трассу, а другой через тридцать с небольшим метров терялся в густых зарослях терновника и кленов.
  Оттуда частенько выскакивал какой-нибудь бесшабашный лихач и тут же становился для них легкой добычей. Но вот уже почти полтора часа они сидят здесь, но никакого лихача так и не увидели. Как будто их и не было вообще.
  - Чем будешь завтра заниматься?- спросил от нечего делать Бутенков.
  Он полулежал сбоку Скачко, глубоко надвинув на глаза фуражку и сложив пухлые огромные ладони с переплетенными на неохватном животе пальцами.
  - С утра заеду работу, чиркну пару бумажек,- ответил Скачко, не сводя глаз с дороги,- а потом, наверное, съезжу на пруд, порыбачу: жена все равно до пяти просидит на работе.
  - Не поздновато ли будет для рыбалки-то?- спросил, как будто подлавливая его на чем-то важном, Бутенков, хотя и знал, что как рыбак Скачко - мужик отменный.
  - Поздновато, конечно, но что поделаешь?- с сожалением ответил Скачко.- Если не оформлю вовремя карточки, с меня Рогозин потом не слезет, ты ж его знаешь.
  В эфире опять раздалась беспрерывная трель балаболки-ведущей.
  Как всякий истинный гаишник, тяжелый на подъем и на язык, Скачко каждый раз удивлялся, как можно так быстро и безостановочно лопотать. Он бы за это время и фразы не сложил, а эта сорока трещит и трещит, трещит и трещит. Правду в народе говорят - язык без костей.
  Бутенков открыл глаза и сдвинул фуражку на лоб.
  - Да, эт-точно, Рогозин не слезет. Ему хоть кол на голове теши. Кстати, ты заметил, что в последнее время отчего-то стал барахлить радар?
  - Не замечал,- потянулся к прибору Скачко.- Вроде нормально все было.
  Он включил радар, направил его на город. Тот начал улавливать какие-то сигналы со стороны квартала.
  - Как будто ничего, работает.
  Бутенков с сомнением пожал плечами.
  - Не знаю, я несколько раз замечал, что он тормозит.
  - Все может быть. Технике-то сколько лет? И не захочешь, начнешь тормозить.
  Вдруг показания прибора стали резко возрастать.
  - Что за черт!- недовольно выругался Скачко и машинально посмотрел на дорогу. Навстречу им на огромной скорости неслись темные "Жигули". Даже переезд они проскочили, ни на минуту не снижая скорости.
  Когда "Жигули" промчались мимо их машины, Скачко успел заметить за рулем женщину. Так, во всяком случае, ему показалось. Как в стоп-кадре. И еще показалось, что женщина как-то нагло и ехидно улыбалась.
  - Ты гляди,- невольно вырвалось у него,- баба за рулем. Вот сучка!
  Возмущению его не было предела. Еще бы! Скачко в городе слыл самым придирчивым инспектором. Все водители для него были потенциальными нарушителями. Он не прощал им ни ухмылки в свой адрес, ни косого взгляда, а уж такого нахальства, как превышение скорости, да еще бабой (!) - и подавно.
  Недолго думая, Скачко завел машину и выехал на шоссе.
  - Нет, от меня так просто не уйдешь, голýба!- не скрывая раздражения, процедил он сквозь зубы и поддал газу.
  Взбодрился и Бутенков: беспардонность нарушителя возмутила и его. Он подтянул на руках вверх свое тучное тело и весь сосредоточился на стремительно уносящемся от них вдаль автомобиле.
  Скачко свое дело знал и постарался выжать из машины все, что можно. И хотя техника оставляла желать лучшего, минут через пять они все-таки догнали те "Жигули".
  Теперь они шли где-то около восьмидесяти километров в час, и невооруженным взглядом было видно, что нарушительница сбросила скорость. Может, услышала вой сирены или заметил яркие огни мигалки?
  - Ага! Испугалась, сучка!- обрадовался Скачко и еще больше поддал газу. Но только приблизился к "Жигулям" нарушителя метра на три, как они тут же снова набрали скорость и стали быстро отрываться от них.
  - Да ты смотри!- возмутился такой бесцеремонностью Бутенков.- Она что, пьяна? Решила поиграть с нами? Ну-ка, Семеныч, поднажми, нагоним стерву. Никуда она от нас не денется.
  Они вырвались на трассу. Хорошо, в это время она была почти пуста, и ничто не мешало ни водителю "Жигулей", ни милиционерам гнать машины беспрепятственно. За окном то и дело стремительно проносились деревья и быстро исчезали позади.
  Женщина в "Жигулях" на самом деле откровенно издевалась над ними. Она то резко сбрасывала, то снова молниеносно набирала скорость, вырываясь из кучного снопа света дальних фар автомобиля гаишников.
  Но все-таки машина Скачко не подвела: не зря он её так холил и лелеял. Минут через пятнадцать преследования ему удалось догнать нарушительницу и приткнуться к ней сбоку.
  - Водитель "Жигулей" приказываю вам свернуть на обочину и остановиться,- просипел в микрофон Бутенков, но его слова не возымели никакого действия. Он еще раз повторил приказ, но на него опять никак не отреагировали.
  - Ты смотри, сучка, что делает,- уже вовсю негодовал Бутенков.- Ну-ка, Семеныч, поддай газу.
  Скачко надавил ногою на газ. Их машина плавно пошла вперед и вскоре на полкорпуса выдвинулась вперед "Жигулей" нарушителя.
  Бутенков открыл со своей стороны окно и высунул в него милицейский жезл, снова приказывая свернуть на обочину.
  Женщина отнеслась к жесту Бутенкова, на удивление, более чем спокойно. Она как будто впервые увидела преследовавших её милиционеров, сразу же покорно снизила скорость и плавно притормозила у кромки шоссе.
  Скачко проехал чуть вперед и тоже остановился. Бутенков, набычившись, вытащил свое грузное тело из машины и, ругаясь на чем свет стоит, пошел к "Жигулям".
  - Да ты что, ядрена мать, совсем из ума выжила?- сказал, приблизившись к машине.- Ну-ка, дай сюда права, я покажу тебе, на какой скорости надо ездить в пределах города!
  Женщина сидела за рулем как ни в чем не бывало. Бутенков нагнулся к ней и вдруг оторопел.
  - Мать твою, да что это с тобой?
  В тусклом свете лицо женщины было каким-то мертвенно-бледным, иссохшим, как лицо древней старухи. Голова под черным капюшоном была плешивая, с редкими клочками седых торчащих волос. Женщина смотрела вперед на дорогу и слегка улыбалась тонкими высохшими губами.
  - Да ты совсем больная!- не удержался, чтобы не сказать этого, Бутенков.
  Из милицейского автомобиля выглянул обеспокоенный Скачко:
  - Ну что там, Серега!
  Бутенков почувствовал, как по спине прошел холодок. Даже зычный голос напарника не вывел его из тревожного состояния.
  - Я спрашиваю, у вас есть права?- произнес он не столько по привычке, сколько для того, чтобы унять свое неистово заколотившееся сердце.
  Женщина потянулась к небольшой спортивной сумке на сиденье рядом с собой. Этот жест не укрылся от настороженного Бутенкова. Он еще сильнее занервничал, сильно сжал жезл, затряс им лихорадочно в воздухе и выкрикнул:
  - Не брать сумку! Не брать! Что в ней? Что в сумке?!
  Его прямо заколотило всего в предчувствии чего-то ужасного.
  - Возьмите сумку за ручки! Медленно! Положите себе на колени. Раскройте. Не спеша. Одной рукой. Одной рукой! Что там в сумке? Что это?!
  Бутенков не мог поверить своим глазам:
  - Это что, голова? Голова?!
  В ту же секунду женщина посмотрела на него, и он ужаснулся: её глаза были ярко-красного цвета, рот испачкан кровью. Бутенков невольно повернулся, чтобы позвать Скачко, но в следующее мгновение женщина стремительно выбросила из окна костлявую иссохшую руку, схватила его за горло и с нечеловеческой силой стала душить.
  "Семеныч! Семеныч!"- хотел было крикнуть Бутенков, но только глухо захрипел и почувствовал, как почва уходит из-под ног, а он сам становится почти невесомым.
  Скачко, увидев, что на его товарища напали, стал тоже выбираться из машины. Но только он вылез и схватился за кобуру, как на его глазах цепкая рука убийцы рывком притянула к себе Бутенков, жахнула его головой о корпус машины и с невероятной силой отшвырнула обратно.
  Тело Бутенков тяжело грохнулось, распластавшись на земле, а "Жигули" нарушителя снова рванулись с места.
  - Мать твою!- только и смог что произнести Скачко, едва успев отскочить в сторону. То, что он увидел, не поддавалось никакому объяснению. Да разве могла простая баба обладать такой недюжинной силой? Что это за фурия, черт возьми?
  Скачко быстро забрался в свой автомобиль. Его всего трясло от злобы и ужаса.
  - Нет, сучка, от меня не уйдешь, не уйдешь!- долдонил он всю дорогу, выжимая из своей колымаги что только можно. Однако на этот раз "Жигули" преследуемого оказались для машины Скачко недосягаемы. Он, казалось, полностью слился со своим автомобилем, чувствовал теперь каждый "вздох" его, каждое усилие, но всё напрасно - "Жигули" отрывались все больше и больше.
  Скачко поверить не мог! На его глазах эта наглая сучка на бешеной скорости пронеслась мимо, будто не замечая их. На его глазах она превратила обыкновенное шоссе в скоростную трассу для автогонок; как с котенком, разделалась с его напарником и продолжает лететь так, словно издевается над ним: на-ка, мол, догони попробуй!
  И надо же было этому случиться за каких-то полчаса до конца дежурства! Всего за полчаса!
  - Дрянь, дрянь! Стерва!- налился Скачко злобой.- Догоню, все ноги повыдергиваю!
  Что есть силы он давил на газ, и до боли в косточках сжимал руль, горя одним желанием: во что бы то ни стало настичь треклятые "Жигули".
  И вот уже пошла Грушовка. За нею, Скачко знал, резкий спуск, а дальше крутой поворот. Там "Жигули" наверняка сбавят скорость, Скачко догонит их и - он ни на минуту не сомневался в этом - протаранит. Ему все простят. Простят, если он доставит эту сучку в горотдел. И он её доставит. Непременно. Пусть хоть что. Но перед тем он ей всё припомнит: и ядовитую усмешку, и Бутенкова, и неожиданно испорченный вечер.
  Вскоре промелькнул и указатель конца Грушовки, дальше пошла волнообразная дорога. Машина Скачко плавно запружинила на кочках, но нарушительница и не думала сбрасывать скорость, самоубийца.
  "Жигули" буквально пролетели над спуском, глухо шмякнулись, потом завизжали тормозами на повороте и в конце концов воткнулись в ограничительный столбик, смяв передок.
  "Лучше б ты взорвалась!"- подумал, остановившись неподалеку и тяжело выбираясь из своей машины Скачко.
  "Жигули" стояли прямо перед ним, освещенные фарами его машины. В каком состоянии находился водитель, определить было невозможно, но в том, что он серьезно пострадал, а может быть (о чем подсознательно гаичник мечтал больше всего), и разбился насмерть, Скачко не сомневался.
  И все же он приблизился осторожно, с опаской и посветил фонариком в салон "Жигулей". Женщина, как он и предполагал, ничком лежал на руле. На голову был наброшен капюшон, так что лица Скачко не видел. Все так же нерешительно он осветил заднее сиденье, потом переднее и снова направил луч света на пострадавшую.
  Все еще находясь под впечатлением сцены с Бутенковым, Скачко не решился сразу открыть переднюю дверцу "Жигулей", лишь несколько раз постучал фонариком по боковому стеклу:
  - Эй, эй! Вы живы?- и снова направил фонарь внутрь машины.
  Неожиданно женщина резко подняла голову и, сверкнув красными глазами, дико ощерилась, оголив ряд мелких щербатых потемневших зубов.
  Скачко резко отшатнулся. Ему показалось, что на него взглянула сама Смерть. Сердце его похолодело и сжалось до невероятных размеров.
  А "Смерть" вдруг дико захохотала, потом зашлась в безумном ликовании.
  Капюшон ее при этом спал на плечи, и показался совершенно плешивый, с редкими кустами торчащих седых волос, череп, ошеломивший Скачко.
  В то же мгновение "Жигули", как ни в чем не бывало, завелись, отъехали от столбика, развернулись и, сорвавшись с места, с визгом и ревом понеслись дальше по трассе, оставив потрясенного Скачко в шоке.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть I
  
  КУДА ВЕДУТ НАС СНЫ
  
  
   " - Смотри-ка! Да это голова мертвеца,-
   говорит старуха.- И как он на меня
   уставился! Чего же ему от меня надобно?"
  
   (О. Бальзак. "Сельский врач")
  
  
  
  1
  
  Ольга Ракитина проснулась в холодном поту в три часа ночи.
  Ничего не осознавая, она неторопливо обвела глазами свою полутемную комнату, увидела справа от себя неоновый циферблат настенных часов и только теперь поняла, где находится. Однако это не успокоило.
  Только что пережитый странный сон будто сковал её.
  Она очень хорошо запомнила его - так хорошо, что даже кончики пальцев, казалось, еще ощущали предметы, к которым она прикасалась во сне.
  Ольга вошла в подворотню, остановилась в небольшом заасфальтированном дворе. Ни куста поблизости, ни деревца. Лишь кое-где у дома, разорвав асфальт, пробивалась к свету редкая бледная трава. Наверху раскатисто кричали вороны. Напротив неё высокий многоэтажный дом. Пока она затрудняется ответить, чей он. Знает только, что хорошо ей знаком.
  Она стоит возле одного из подъездов. Вход в него закрыт деревянной, окрашенной в бордовый цвет дверью, в верхней части которой выделяется стеклянное окошечко. Сейчас оно разбито. Ольга не помнит, где она могла видеть такую дверь.
  Она входит в подъезд, переступает высокий порог, поднимается к лифту - он не работает; жмет кнопку вызова - ничего. Тогда Ольга начинает подниматься по ступеням лестницы, но и нацарапанные английскими буквами на стенах надписи ни о чем ей не говорят, хотя и кажется, что она видела их много раз.
  Ольга двигается дальше. Медленно, нигде не задерживаясь. Один этаж, другой, третий.
  На одной из лестничных площадок замирает, видит дверь с номером 45 и удивляется, как здесь очутилась.
  Квартиру ей знакома, здесь она бывала точно. Еще не забыла эту плотную, обитую коричневым дерматином и медными мебельными гвоздями дверь с исцарапанной озорниками кривой четверкой.
  Ольга трогает дверь, но та не открывается.
  Ольга удивленно смотрит на свою ладонь, потом опять толкает дверь. На этот раз она поддается легко, словно приглашая войти.
  Ольга входит и видит знакомую прихожую. Слева от неё в темном углу должна быть высокая колченогая вешалка, на которой висят черное пальто и мужская фетровая шляпа. Но Ольге не нужно раздеваться, нужно повернуть направо, в спальню.
  Ольга чувствует, что ей просто необходимо туда войти!
  Здесь темно, но она ясно представляет, где что расположено. Она здесь тоже была, и не один раз. Вон там, впереди, должна стоять кровать, полностью пока скрытая в темноте, отчего Ольге кажется, что комната перестала быть маленькой - вокруг не видно ни стен, ни мебели. Только одно ощущение, что в этом абсолютно черном пространстве прямо перед ней кровать, и Ольга догадывается, чья, ведь она зашла именно в эту квартиру с номером 45.
  И тут, словно в ответ на её предположение, слабый свет вдруг озаряет сначала ножки кровати, потом ложе, на котором кто-то лежит. Кто-то, с головой укрытый белоснежным покрывалом.
  Ольге становится любопытно, кто это. И хотя страх все еще не покидает её, она подходит к кровати, медленно протягивает к покрывалу руку, откидывает его и замирает в напряжении. На кровати, широко распластавшись, лежит, слегка улыбаясь, её друг Сергей. Ольга недоуменно смотрит по сторонам, не понимая, откуда он здесь взялся.
  Сергей протягивает ей руку. Она подает ему свою. Вокруг ни звука, ни шороха. Сплошная тьма. Но Ольга больше не смотрит по сторонам. Только Сергею в глаза. Они неумолимо притягивают её.
  Подойдя достаточно близко, Ольга склоняется над Сергеем и слегка касается его губ своими.
  Его губы ни теплые, ни холодные. И совершенно безвкусные.
  Ольга отклоняется от него. Сергей в блаженстве закрывает глаза, все еще улыбаясь и не отпуская её руки. Она смотрит на его округлые плечи, широкую грудь, плоский живот. Всё в нем гармонично, всё притягательно.
  Неожиданно его рука начинает быстро холодеть. Ольга с удивлением смотрит на его бледную руку, которая становится еще холоднее. Ольга в страхе разжимает пальцы, и рука Сергея безвольно падает на кровать.
  Ольга ничего не понимает, испуганно озирается по сторонам, но кроме кромешной тьмы, ничего вокруг не видит. Её сердце начинает учащенно биться. Она снова смотрит на кровать и видит перед собой кого-то, накрытого с головой покрывалом.
  Теперь Ольга не пугается - она ведь знает, кто там лежит. Это же Сергей. Он только что был с ней. Еще несколько секунд назад они держались за руки.
  Она не спеша снова стягивает покрывало.
  Но - о, Боже! - его головы нет.
  Головы нет!
  Ольга просыпается от ужаса и никак не может прийти в себя. Настенные часы высвечивают двенадцать минут четвертого. Еще целая ночь впереди, но сможет ли она заснуть после такого кошмарного сна? Все в ней напряжено, все взволнованно и скованно одновременно.
  "Почему именно мне приснился такой сон?- думает она.- Почему мне?"
  Ольга поднимается, надевает домашние тапочки и бредет на кухню, чувствуя, что по крайней мере в ближайшие полчаса заснуть явно не сможет.
  Стук чайника, который она поставила на плиту, разбудил её бабушку, Ирину Петровну. Та тоже поднялась и зашла на кухню. Увидев внучку, обеспокоено спросила:
  - Оленька, боже, да на тебе лица совсем нет. Что случилось, девочка моя?
  Ольга сидела на табурете и нервно комкала в руках полотенце.
  - Ба, мне приснился плохой сон. Мне страшно.
  Бабушка с облегчением вздохнула.
  - Ну, это, милая, бывает, не переживай. Может, ты на ночь что-то съела или днем от чего-то расстроилась. Так бывает,- будто ничего не произошло, проговорила бабушка, а потом спросила:
  - Что тебе снилось?
  - Ой, ба, я до сих пор не могу прийти в себя.- Ольга попыталась все-таки осмыслить увиденное.- Какая-то темная комната, человек...
  - Мертвый?- спросила бабушка так, словно сама всё видела или чувствовала.
  - Я... Я не знаю,- побоялась сказать правду Ольга. Темнота, холод, мертвое тело - это так пугало её.
  - Но даже если и мертвый во сне,- как ни в чем не бывало продолжала рассуждать бабушка,- это не страшно.
  Она говорит так, будто ей каждый день снятся мертвецы.
  - Иди, дорогая, спать, выбрось всё из головы, а то утром тебя не добудишься.
  Но Ольге не так-то просто все забыть. Сон еще окружает её.
  - Я еще немного посижу, бабушка, попью чаю,- тихо говорит она, и Ирина Петровна успокаивается:
  - Ладно, надеюсь, потом ты заснешь быстро.
  Сказала и пошла обратно в свою комнату.
  - Спокойной ночи, бабушка,- крикнула ей вдогонку Ольга.
  - Спокойной ночи, милая,- отозвалась Ирина Петровна.
  Ольга осталась одна. Чайник еще не вскипел, и кроме шипения никаких звуков в нем не раздавалось.
  "И все-таки, почему именно я?"- не могла успокоиться Ольга.
  Может, этот сон - какое-то предупреждение? Простое предупреждение. Сергей заболел или заболеет? Но удобно ли будет после всего, что между ними произошло, прийти к нему?
  Ольга колебалась.
  Как он воспримет теперь её появление? В последний раз они виделись месяца два назад. Ольга, помнится, шла с работы. Смеркалось. Народ на улице поредел, кое-где в домах зажглись окна. Ольга шла не спеша, уткнувшись, как всегда, в землю. Когда подняла голову и посмотрела на другую сторону улицы, увидела, что по тротуару идет Сергей. Она окликнула его, помахала рукой, не долго думая, перебежала дорогу и подошла к нему.
  - А я гадаю, ты это или не ты?
  Сергей только сейчас вблизи узнал её и посмотрел недовольно.
  - Чего тебе еще надо?- спросил.- Я же сказал: не лезь ко мне, не лезь!
  - Но я хотела... - извиняющимся голосом пролепетала она.
  - Чего, чего ты хотела?!- выкрикнул Сергей и заспешил от неё как от прокаженной.
  Ольга недоуменно посмотрела ему вслед. Уже тогда каким-то странным и потерянным показался он ей. Конечно, она могла связать это с Лаймой, но, в конце концов, они с Сергеем знакомы не один день. И в прошлую их встречу он велел ей больше не приходить. Но после всего, что так испугало её этой ночью, она просто не имела права не прийти к нему еще раз. Может, его надо предостеречь от чего-то, предупредить?
  "Не зря же он приснился мне, не зря",- подумала Ольга.
  Чай оказался горячим. Ольга хлебала его понемногу.
  Нет, думала, потом она себе этого не простит. Она просто обязана зайти к нему. Просто обязана!
  И тут вдруг появилась другая мысль: "А если позвонить?"
  Она тут же, не откладывая в долгий ящик, набрала номер Сергея. Прерывистый гудок. Никто к телефону не подходил. Дома он или нет? Пойти ему, вроде как, некуда. Где же он?
  Ольга с досадой положила трубку.
  Ложась в постель, еще раз прокрутила в голове свой сон. Теперь он не казался ей таким зловещим, и Ольга твердо приняла решение сегодня же заглянуть к Сергею.
  С такой уверенностью она быстро заснула, и до утра никакие сны больше не беспокоили её.
  
  
  
  
  
  2
  
  Скачко почувствовал, как стынут ноги. Открыл глаза. Мягкий свет фар его машины кромсал темноту. Его передернуло. Холод, казалось, добрался до самых внутренностей. Скачко подтянул к себе колени, свернулся калачиком.
  "Что произошло?"- подумал в следующую минуту. Он ничего не помнил.
  От земли потянуло сыростью.
  "Нужно подняться, а то так недолго и простудиться",- снова подумал он и стал подниматься. О том, что случилось с ним, можно было только догадываться. Память будто обрывалась где-то на середине.
  Скачко поднялся и как очумелый поглядел вокруг. Увидев свою машину, удивился, почему она здесь. Пошел к ней, сел за руль.
  "Может, я много выпил?"- подумал, ища в цепи своих воспоминаний оборванное звено. Кажется, он за кем-то гнался, кажется, это были "Жигули"...
  Скачко ничего не помнил.
  Как он оказался у поворота перед Грушовкой, далеко за городом, да еще в такое позднее время? Неужели был на ночном дежурстве? Бред какой-то.
  А может, у них рейд? Скачко и этого не помнил.
  Он завел машину, медленно развернулся, поехал по трассе в направлении к городу. Через пять минут добрался до Грушовки. Улицы поселка были пустынны, поселок спал.
  "Какой черт меня сюда занес?"- всё не мог успокоиться.
  Отъехав от Грушовки километра два, Скачко наткнулся на окоченевший труп своего напарника. Тот лежал, широко раскинувшись, уставив открытые глаза в звездное небо. Скачко выбрался из машины, подошел к нему и закрыл ему глаза. Теперь он начал припоминать всё, что произошло с ним вчера.
  Они с Бутенковым сидели в машине. Мимо на приличной скорости пронеслись "Жигули".
   Баба!
   За рулем "Жигулей", кажется, сидела баба! Они погнались за ней. Да, да, они погнались за ней, а она будто играла с ними, сучка. То увеличивала скорость, то сбрасывала, издеваясь. Она основательно потрепала им нервы. Они готовы были разорвать её в клочья. Но всё вышло иначе. Бутенков погиб. Нелепо, непостижимо.
   Но что он скажет в горотделе? Что они оказались совершенно беспомощными перед какой-то бабой? Не смогли ни догнать, ни задержать её. Она во всем оказалась хитрее их, бесстрашнее, безумнее.
  Но может, то была вовсе не баба? Так молниеносно схватить Бутенкова, бахнуть его головой о машину и отшвырнуть метров на десять! Такое не всякому мужику под силу. К тому же Бутенков был отнюдь не мальчик, носимый ветром. В нем веса не меньше девяноста, а она его, как пушинку, как собачонку какую паршивую - одной левой!
   У Скачко всё перепуталось в голове. Как это объяснить в отделении? Кто ему поверит? Бутенков мертв, баба скрылась, он сам не в себе.
   "Ах ты, господи, ах ты, господи!- бубнил он, обходя машину и усаживаясь за руль.- Что будет, что будет?" Он не представлял.
   Всю обратную дорогу только и долдонил эту фразу, весь обливаясь пóтом. Руки его будто прилипли к баранке, дрожь не покидала тело ни на секунду.
   - Сучка, сучка, сучка!- кричал он, кипя от злобы.
   И вдруг в зеркало заднего вида ему вновь показалась она. Почти лысый череп, нахальный оскал, зловещий блеск в очах, разве он их не помнит?
   Она снова издевалась над ним!
   Её глаза, как и тогда, вспыхнули раскаленным огнем, и она опять затряслась в диком необузданном смехе.
   От страха Скачко истошно закричал, нажал до упора на газ, как будто хотел умчаться от призрака. Всё завертелось перед ним. Он и не заметил, как его машина соскочила с обочины, сорвалась в кювет, перевернулась несколько раз и наконец застыла вверх колесами.
   Дикий смех незнакомки, огонь её глаз, сумеречная лента шоссе вдруг разом утонули для Скачко во мраке. Только и осталось в мозгу единственное нестертое слово: "Сука!"
  
  
  3
  
   Когда Ольга проснулась, часы высвечивали половину седьмого. Все ощущения прошедшей ночи снова захлестнули её. Значит, сон был не случаен, если напоминает о себе? Обычно не запоминающая сны, теперь Ольга видела каждый эпизод, каждое мгновение своего ночного кошмара так четко, будто сняла всё на видеокамеру.
   Сергей в опасности, решила она, и это как-то связано с ней. Она просто обязана ему помочь. Сейчас она встанет и поедет к нему, пусть лучше он еще раз прогонит её, ей все равно, но она убедится, что с ним все в порядке, он здоров, он...
   Нет, о смерти Ольга и думать не могла. Бабушка, скорее всего, права: этот сон не несет в себе ничего страшного. И всё же она поедет. Обязательно. Хотя бы для собственного успокоения.
   Ольга подхватилась и стала торопливо собираться. Шум и скрип дверей шкафа привлекли внимание Ирины Петровны. Она вошла, когда Ольга была почти одета. Глянула на нее удивленно, спросила:
   - Оля, куда это ты ни свет ни заря?
   Ольга, продолжая собираться, решила бабушку ни во что не посвящать - лишние волнения ей ни к чему.
  - Бабушка, не ругай меня, пожалуйста, и ничего не спрашивай. Так нужно,- сказала она.
  - Что значит - нужно? Куда?- рассердилась бабушка.- Что за тайна?
  - Я потом тебе всё объясню. Сейчас ты просто не поймешь.
  Ирина Петровна недоверчиво посмотрела на внучку:
  - Почему это я ничего не пойму?- её недовольство немного утихло.
  - Потому что я сама еще ничего не понимаю,- сказала Ольга так, словно просила смилостивиться над ней.
  Она проскочила мимо Ирины Петровны в прихожую, сняла с вешалки пальто и стала надевать его.
  - Но ты же знаешь, куда идешь,- повернулась к ней Ирина Петровна,- а мне сказать не хочешь. Почему?
  - Бабушка, не обижайся. Я быстро. Скоро буду, не скучай без меня,- чмокнула она Ирину Петровну и выскочила из квартиры. После неё остались только запах духов да быстрый беспорядочный перестук каблучков на лестнице.
  Выбежав со двора, Ольга поймала такси и назвала адрес Сергея.
  Ночной кошмар все еще преследовал её, но с чем он связан, она еще не определила.
  Почему ей приснился именно Сергей, и какова вообще её роль в этом, можно только догадываться. Но Ольге думать некогда, она человек действия, и поэтому сейчас не тянет время, а летит на всех парах туда, куда гонит её собственный кошмарный сон.
  Вот и та улица, тот дом, тот подъезд. Кругом ни души. Утро. Может, Сергей еще спит? Или уже поднялся и варит себе кофе?
  Ольга и мысли не могла допустить, что с ним что-то случилось. Тот сон - он ведь был только сном? Сном и ничем больше. Ну и что, что с Сергеем в нем было не все в порядке,- это же неправда, нереальность, фантазия; разыгравшееся на минуту усталое воображение. На самом деле с Сергеем ничего не произошло.
  "Просто не могло произойти",- думала Ольга, один за другим оставляя позади этажи.
  Вот и тот самый - приснившийся ей. Квартира номер 45 - справа.
  Ольга нерешительно останавливается посреди площадки, озирается.
  Может, она напрасно сюда пришла? Может, сон просто обманул её?
  Сомнения стали грызть Ольгу, но отступать поздно, да и не в её правилах. Она на несколько секунд замирает перед дверью Сергея.
  "А что, если все это реальность?"- вдруг снова вспыхивает в ней, заставляя её судорожно трепетать. Звонить - не звонить, стучать - не стучать?
  Если Сергей уже не спит, что она ему скажет: "Здравствуй, это я? Пришла рассказать тебе про свой сон? Не хочешь ли послушать по старой памяти? Такой забавный сон, такой смешной. В нем ты, совсем как мертвый, к тому же без головы - каково!"? Он удивится, недовольно хмыкнет или превратит всё в шутку, как он умеет это делать.
  А если нет?
  "Ольга, Ольга, да что ты такая трусиха?"- говорил в ней один голос, а другой предостерегал: "Куда ты идешь, зачем? Оно тебе нужно?"
  Но Ольга не могла по-другому. Сон действительно глубоко задел её. Теперь это не только её сон, от неё зависит, как долго он будет её мучить.
  Ольга слегка тронула дверь, но та не поддалась.
  "Как в том сне!"- мелькнуло у нее, но еще не испугало сильно.
  Тронула еще, толкнула. Дверь, на удивление, открылась, натужно заскрипев.
  От скрипа у неё замерло сердце. Теперь Ольга не решалась войти, не зная, что её там ждет. Наяву, в действительности.
   Теперь ведь это не сон!
  "Да что ты опять, трусиха!"- попыталась она пристыдить себя, но у неё получилось с трудом.
  Вдруг на лестнице раздались шаги. Кто-то поднимался.
  Как быть? Её наверняка заметят и что подумают? Что она в семь утра надумала покинуть своего любовника? Другого люди подумать не могут, увидев её под дверью неженатого мужчины в такую рань. Зависть разъедает их куриные мозги. К тому же у Ольги не было никакого желания встречаться сейчас с кем бы то ни было. Оставалось только войти в квартиру Сергея и переждать, пока человек не пройдет мимо. Это же ненадолго, а потом она снова выйдет из квартиры и покинет её навсегда. Она обещает, она дает себе зарок. Только проверит, насколько реальными бывают сны. Больше ничего. Ничего!
  Ольга еще раз толкает дверь, и - о, чудо! - та сразу же открывается.
  "Как во сне!- невольно вспыхивает у нее снова в голове.- Как в том сне!"
  Кто-то приближался.
  "Он не должен меня увидеть,- опять застучало в голове.- Не должен!"
  Ольга переступила порог квартиры Сергея, вошла и тихонько прикрыла за собой дверь. Человек на лестнице поднялся выше. Можно было немного успокоиться, перевести дыхание.
  Ольга осмотрелась. Никого не видно. Тишина. Где же Сергей? Ольга позвала его, но ответа не последовало. Заглянула на кухню, потом - в гостиную. Тоже никого. Оставалась спальня. Зловещая спальня из её ужасного сна. Ольга заколебалась: входить - не входить? А вдруг там на самом деле лежит он? Как во сне!
  И все же ей пришлось туда войти, чтобы разогнать наконец все сомнения. Она вошла. Робко, неуверенно. Остановилась на пороге и чуть не вскрикнула: на кровати кто-то лежал, накрытый с головой белым покрывалом.
  Сергей? Она не уверена. Ничего не видно, покрывало прикрывает всё.
  Может, вызвать милицию? Но если он просто так укрылся, и она ошибается в своих предчувствиях, как тогда будет выглядеть?
  Но, с другой стороны, чтобы всё выяснить, нужно только сдернуть покрывало и убедиться, что её сон не более чем фантазия усталого мозга.
  И чего она боится? Даже если он окажется и без головы, чего ей бояться?
  Ольга перебарывает себя и подходит к кровати.
  - Сергей, Сергей,- толкает укутанное покрывалом тело.- Слышишь? Это я, Ольга. Проснись, у тебя тут открыто. Слышишь, Сергей?
  Она еще раз толкает его, однако, видя, что Сергея не так-то просто разбудить, начинает стягивать с него покрывало. Медленно, со страхом.
  Кажется, этот миг длится целую вечность!
  Почти как во сне!
  И как во сне тело Сергея на самом деле оказывается... без головы.
  Ольга пятится, пытается крикнуть, но не издает ни звука - её просто убивает увиденное. Она оседает на пол, не сводя с кровати обезумевшего взгляда.
  
  
  4
  
  Майор Михайлов сидел в кабинете подполковника Левина, когда раздался телефонный звонок.
  - Левин слушает,- хозяин кабинета поднял трубку, и Михайлов заметил, как на лбу его непосредственного начальника собрались складки.
  - Вас понял, товарищ полковник,- выслушав, отчеканил Левин.
  Михайлов догадался, что звонит сам Еремин, начальник управления. А по тому, как бегло посмотрел на него Левин, понял, что разговор касается и его.
  - Сейчас будем,- сказал, дослушав, Левин и, положив трубку, обратился к Михайлову:
  - Ну, не надоело копаться в бумагах?
  "Странный вопрос",- подумал Михайлов. Он еще не видел ни одного сотрудника, которому бы нравилось целый божий день перебирать документы.
  Он слегка пожал плечами и ответил:
  - Да есть малёхо.
  - Тогда готовься, наверное, на выезд. Если вызывает обоих, значит, дело серьезное.
  Михайлову выбирать не приходилось. К тому же последнюю неделю он вообще сидел без дела, если не считать, конечно, месячного отчета по области, в который с непривычки никак не мог вникнуть. Поэтому, предчувствуя, что его заставят заниматься канцелярской писаниной, долго не соглашался на перевод из Зарайска в управление. "Не по мне это",- отнекивался. Но Левин был неумолим:
  - Ты мне как толковый и опытный работник в области необходим, под боком, так что не выдумывай, соглашайся.
  Михайлову ничего не оставалось делать.
  Да, собственно говоря, и Зарайск, особенно после того, как Михайлова оставила жена, стал тяготить его. Эти бесконечные унылые вечера, они просто убивали его.
  После определенных событий в своей жизни он чувствовал себя не в своей тарелке и находился в полной прострации.
  Первые дни только и жил теми странными ощущениями, которые волнующе теснились в нем, не давая покоя ни днем, ни ночью...
  Потом он ушел от жены. Или она от него (он даже не задумывался над этим).
  Потом Маралов, начальник Зарайского горотдела, будто догадываясь об отрешенном состоянии Михайлова, отправил его в отпуск. И там, в одиночестве, в санатории, среди тихих гор и дремучих лесов Михайлов впервые ощутил себя изменившимся. Внутренне изменившимся. Преображенным? Может быть,- он сам себе боялся признаться в чем-либо и первые дни своего вынужденного отпуска (или возвращения из небытия) смотрел на всё отрешенно и безучастно. Даже наступившее в этих краях бабье лето, с его разноцветьем и диким восторгом южной природы в период последнего потепления, не привлекало его.
  Потом было нашумевшее на всю республику дело, после которого Михайлова затребовали в область. Теперь он здесь и занимается исключительно делами запутанными, "туманными",- "мутными", как называл их Левин.
  Было ли это нововведение с приходом Еремина в управление свежим веянием или нет, можно было только догадываться, но что такие дела были, спорить не приходилось.
  - Во все переходные эпохи,- говорил Михайлову Левин, когда разговаривал с ним, сманивая в управление,- человеческие умы занимали различные мистификации. Появлялась масса экстрасенсов, медиумов, знахарок, колдунов. В большинстве своем шарлатанов из породы Калиостро, пользующихся доверием и наивностью человека. Этих, Николай Николаевич, вам придется опускать на грешную землю. Но немало случаев и неординарных, о которых просто немыслимо говорить открыто, так как вообще иногда бывает непонятно, с чем мы имеем дело. Тут нужно будет мышление нестандартное, основанное на отличном знании предрассудков, страхов и, как говорят психиатры, различного рода фобий.
  - Вы думаете,- спросил его в свою очередь Михайлов,- что такого рода дел в нашей области будет немало, раз вы меня ориентируете исключительно на них?
  - Думаю, что их с лихвой хватит.
  Михайлов в этом сомневался, принимая тогда предложение Левина. И в этот раз он считал, что всему происходящему можно найти вполне реальное объяснение.
  
  Не задерживаясь долго, после звонка начальника управления, Левин и Михайлов поднялись на третий этаж, где располагался кабинет Еремина, и вошли в приемную
  - Иван Савельевич, Андрей Степанович ждет вас,- сказала им секретарша Еремина, смазливая девчушка лет двадцати двух с пышными белокурыми волосами и в короткой эффектной юбке.
  - Как он?- спросил её ненавязчиво Левин и, услышав: "Не в духе",- настойчиво потянул Михайлова за собой.
  - Разрешите, товарищ полковник?- спросил Левин, прежде чем переступил порог.
  - Заходи, Иван Савельевич,- пригласил его Еремин и жестом указал на стул перед его письменным столом. Он разговаривал с кем-то по телефону.
  - Так,- сказал Еремин, как только положил трубку.- В двух словах. В Карске ЧП республиканского масштаба. Вчера вечером двое гаишников преследовали в районе Карска "Жигули", за рулем которых предположительно сидела женщина. Не знаю, что у них там конкретно произошло, но один из них в результате погони оказался в морге, а другой - в реанимации.
  Михайлов с Левиным переглянулись.
  - Но это еще, как говорится, цветочки. Утром в Карский горотдел позвонила девушка и сообщила, что в одной из квартир обнаружила обезглавленный труп. А это, я думаю, уже будет посерьезней. Короче: сейчас к управлению подадут "уазик", заедьте, пожалуйста, Николай Николаевич, к себе домой за вещами и сразу отправляйтесь в командировку на помощь нашим товарищам из Карска. Выясните на месте все подробности обоих инцидентов и разберитесь, что к чему. О вашем благоустройстве там позаботятся. Вопросы есть?
  - Никак нет, товарищ полковник,- ответил Михайлов, неприкрыто радуясь избавлению от бумажной рутины.
  - Только не пропадайте. Учтите, что почти каждый час нас, как партизан, пытает центр. Связь со мной держите через Левина,- напоследок сказал Еремин.
  - Разрешите идти?- Михайлов поднялся, а вслед за ним потянулся и Левин.
  - Идите,- ответил полковник Левину и Михайлову.- В общем, Иван Савельевич, твоя рука на пульсе Михайлова. Ясно?
  - Так точно, Андрей Степанович.
  - Чуть что - сразу ко мне.
  Они вышли. Левин казался озабоченным больше, чем Михайлов. Дело, как видно, было серьезное, раз сам центр упрямо теребил их, но тяжело было то, что Левин сейчас не мог Михайлову ни чем-нибудь помочь, ни что-либо подсказать, совершенно не зная, о чем вообще идет речь. Два трупа, один из которых без головы. Деталей - ноль. Их предстояло выяснить Михайлову.
  - До семи вечера я сижу на телефоне,- сказал Михайлову Левин.- Звони, как только что-нибудь прояснится.
  - Непременно,- сказал Михайлов.
  В отделе он передал все свои бумаги Левину и, попрощавшись, спустился вниз.
  Все произошло как-то молниеносно: раз, два - и в дамки. Конечно, два случая в один день в одном городе - это всегда серьезно. К тому же труп без головы. Её еще предстоит отыскать. Как надолго затянется командировка? Хотя чего переживать? Быть может, это немного отвлечет его? Он что-то в последнее время стал уставать от одиночества. "Стоит, наверное, завести себе подружку",- подумал Михайлов и усмехнулся. Он еще не совсем остыл. Ну что ж, может быть, он так и сделает, когда вернется из командировки,- не век же ему одному куковать.
  Михайлов вышел из управления на крыльцо и посмотрел на стоянку. Его "уазик" находился на месте.
  "Надо не забыть прихватить с собой теплые вещи. Вдруг в гостинице окажется холодно",- подумал Михайлов и направился к стоянке.
  Водитель, молоденький безусый сержантик, приветливо улыбнулся и спросил:
  - Ну что, поехали, товарищ майор?
  - Поехали, поехали,- ответил Михайлов, садясь в машину.
  
  
  
  5
  
  В Карск добирались минут сорок. Михайлов всю дорогу смотрел в окно, где вовсю уже желтели деревья, жухли травы, и думал о том, что вот он, простой человек, чудом вернувшийся с того света, опять вынужден существовать здесь, чтобы когда-то снова вернуться туда, где он уже однажды побывал и где всё казалось ему светлее и тише, а души возвышеннее и чище.
  "Зачем судьба испытывает меня снова?- думал Михайлов.- Я что, недостаточно сделал в своей жизни? Может быть, мало доброго, светлого?"
  Михайлов не знал. Знал только, что, сколько бы он ни задавал себе вопросов, ответов на них так и не отыщется, как ни ломай голову.
  Водитель попался ему разговорчивый. Лопотал до самого Карска, любопытствуя.
  - Мне сказали, товарищ майор, что вы туда и обратно. Значит, ненадолго?
  - Может, и ненадолго. Ты куда-то спешишь?
  - Да нет, собственно. Просто интересно.
  - Будет видно по обстоятельствам.
  - Понятно,- с видом знатока протянул сержант.- А это дело сложное? Я на несколько сложных дел выезжал.
  - Еще не знаю,- ответил ему Михайлов, не отрывая взгляда от дороги.
  Но вот показался и Карск. "1765"- было высечено на стеле, высившейся над огромным валуном. Когда-то здесь было море. В мезозое или меле.
  "Старые малолюдные провинциальные города,- думал Михайлов.- Постепенно вымирающая зона, в которой кроме стариков и детей, казалось, никого больше не встретишь. Всё задохнулось в беспощадном молохе капитализма. Бедные обнищали, богатые и предприимчивые полезли наверх, покинув на произвол эти жалкие улицы, этот полуголодный люд. Как же тут не процветать бандитизму, разбою и смертоубийству. Как не вырывать у ближнего своего из щербатого рта последний кусок хлеба? Как не лишать его головы ради насыщения собственной утробы? Разве будешь тут чище, открытее и снисходительнее?"- думал и на эти вопросы также не находил ответов.
  На ближайшем перекрестке свернули налево, заехали в горотдел. Не теряя ни минуты, Михайлов взял с собой сопровождающего и отправился прямо на место происшествия.
  Труп еще не увезли. Из области предупредили, что до приезда Михайлова все должно оставаться, как есть.
  Оперативная машина подъехала к подъезду, в котором был обнаружен труп. Михайлов осмотрелся. Ничем не примечательный дом. Девять этажей, три секции, тридцать шесть квартир в каждой. Соседи наверняка знают друг друга только в лицо, да и то смутно. Как и во всех других домах, на лестничных площадках выбиты окна, на стенах давно облупилась штукатурка, под ногами окурки и мусор.
  - Седьмой этаж,- сказал Михайлову сопровождающий его бледный белокурый паренек.- Лифт не работает.
  "Обрадовал",- подумал Михайлов и стал не спеша подниматься. "Надо бы снова заняться бегом",- напомнила ему в который раз одышка.
  - Подполковник Силаев здесь?- спросил Михайлов, предъявив свое удостоверение одному из милиционеров на входе в квартиру.
  - Никак нет, товарищ майор. Был здесь, потом уехал в горотдел,- ответил ему сержант.
  - Кто остался за старшего?
  Тот указал на высокого молодого человека в зале, одетого, как и Михайлов, в гражданское.
  - Старший лейтенант Горюнов, товарищ майор. Позвать его?
  - Нет. Не беспокойтесь.
  Михайлов прошел в гостиную. Один из оперативников заканчивал писать протокол допроса. Свидетель, по всей вероятности, сосед потерпевшего, ждал, когда ему дадут расписаться. Горюнов стоял рядом и внимательно слушал. Это был высокий худощавый молодой человек в длинном кожаном пальто и без шляпы. На его почти треугольном лице выделялись зеленые светлые глаза. Нос был прямой, тонкий и длинный, с красиво вырезанными ноздрями. Рот четко очерченный и выразительный.
  - Здравствуйте,- поздоровался Михайлов.- Вы, старший лейтенант Горюнов?
  - А вы кто?- спросил его тот, несколько подозрительно взглянув на Михайлова. Голос Горюнова оказался звонким и чистым
  - Майор Михайлов. Вы здесь старший? Введите меня, пожалуйста, в курс дела.
  Горюнов приободрился. Видно, ему давно надоело ждать.
  - В общем, где-то около восьми часов утра нам позвонила гражданка Ракитина и сообщила, что обнаружила обезглавленный труп гражданина Кравченко у себя в постели.
  - У себя в постели?- переспросил его уточняющее Михайлов, не обращая внимания на канцелярский язык Горюнова.
  - У себя - в смысле у него, то есть, тут, где он проживал.
  - Это установили?- спросил его Михайлов.
  - Да, все верно. И соседи подтверждают. Пройдите сюда,- показал Горюнов в спальню.
  Спальня оказалась небольшой - всего три на четыре. В центре полуторная деревянная кровать, напротив, у стены, платяной шкаф, разбитый на две секции, между которыми на тумбочке стоял цветной телевизор. Над кроватью висел крупноворсовый ковер, с правой стороны - бра со свисающим выключателем. Над ковром в позолоченной рамке - пейзажная репродукция, на свободных стенах - несколько растений в глиняных горшках.
  Труп Кравченко, накрытый покрывалом, находился на кровати.
  - Его здесь и нашли?- спросил Михайлов.
  - Да. Как утверждает Ракитина, когда она вошла, он так и лежал.
  - А где сама Ракитина?
  - Я отправил её в горотдел, чтобы она успокоилась.
  - В горотдел?- посмотрел на Горюнова Михайлов.
  - А куда же еще! Может, она причастна ко всему этому!
  - А что она говорит?- Михайлов небрежно приподнял край покрывала.
  - Говорит, что приснилось ей, будто он, то есть, Кравченко, лежит, а головы у него нет.
  - И крови маловато,- заметил Михайлов.- Несколько небольших пятен.
  - Что и странно,- воодушевился Горюнов, найдя в лице Михайлова заинтересованного собеседника.- Голова, главное, отчикана, а крови почти нет. Я пересматривал простыни. Только тут немного, больше нигде.
  - И не отчикана, как вы говорите,- сказал Михайлов, осмотрев то, что осталось от шеи,- а будто вырвана.
  - Отгрызена.
  - Что?- переспросил Михайлов.
  - Будто отгрызена, говорю,- уточнил Горюнов.
  Михайлов еще раз присмотрелся к шее покойника.
  - Да, если бы кромсали ножом, остались бы хоть ошметки.
  Михайлов стал оглядываться.
  - Внешний осмотр произвели?
  - Криминалист уже закончил, сфотографировали.
  Михайлов глубоко втянул ноздрями воздух.
  - Вы ничего не чувствуете?
  - Что именно?- спросил Горюнов.
  - Запах.
  Михайлов обошел всю комнату.
  - Здесь как-то странно пахнет. Как будто тленом. Чувствуете?
  - Чему ж удивляться? Тут же жмурик.
  - Но он убит часов пять назад. Думаете, так быстро начал разлагаться?
  Горюнов пожал плечами.
  - Ладно, дайте команду, пусть уберут тело. Оно нам пока не понадобится.
  - А вот еще: обратите внимание,- Горюнов откинул в сторону покрывало.- Кровать сильно примята, будто на ней боролись или, простите за выражение, занимались любовью.
  - А может, этот Кравченко просто ворочался во сне?
  - Может и так, только не катался же он по всей кровати. Думаю, у него женщина была, товарищ майор.
  - А следы её пребывания в квартире обнаружены?
  - Пока нет, но Святковский, криминалист наш, обязательно их найдет.
  - Если они остались, конечно.
  - Я просто уверен, товарищ майор.
  - Хорошо,- сказал Михайлов.- Вы уже всех соседей опросили?
  Михайлов задумался.
  - Сколько людей у вас в группе?
  - Да вот здесь, собственно, и все,- развел руками Горюнов.- Еще Маринин в одной из квартир.
  - Подвалы и чердаки проверяли?
  - Не успели. Мы ведь еще здесь не закончили,- сказал Горюнов и подумал, что без неприятностей сегодня не обойдется. Да и начальство тоже хорошо: с утра мелькнуло, а как появился человек из области - кто куда. Даже замы и те где-то отсиживаются.
  - Свяжи-ка меня со своим начальником или его замом,- приказал Михайлов.
  Горюнов набрал номер Силаева, но того на месте не оказалось. Позвонил Кольцову. Тот еще не сбежал.
  - Лев Янович, это Горюнов. Тут с вами товарищ майор из области хочет поговорить.
  Михайлов взял трубку.
  - Майор Михайлов,- сказал он, нарушив тишину.- Меня удивляет ваше отношение к происшествию. Людей - ноль, оперативники - какие-то сосунки из детского сада. Почему не вижу здесь ни одного зама? Или вы отсыпаетесь? Немедленно приезжайте сюда и прихватите с собой еще человек пять. Не вижу ни одного участкового. Пусть возьмут фонари и прочешут все подвалы и чердаки. Подключите также дворников. Надо будет, наверное, порыться и в мусорных баках. Голова ж не могла пропасть? В общем, я еще здесь, а вам советую поторопиться. В обед о результатах рейда доложите Силаеву.
  Михайлов с раздражением бросил трубку. Увидев, что Горюнов всё еще стоит, он сказал:
  - Продолжайте, старший лейтенант, я осмотрюсь.
  Михайлову нужно было проанализировать первичную информацию.
  Итак, некто Ракитина, знакомая Кравченко, ночью во сне видит обезглавленный труп в его квартире. Проснувшись, едет к нему, чтобы рассказать о том страшном и странном сне, и находит Кравченко на самом деле обезглавленным.
  Где же голова?
  Михайлова как осенило.
  - Горюнов! Горюнов!- стал разыскивать его Михайлов.
  Горюнов оказался на кухне.
  - Сейчас машина будет, товарищ майор. Труп увезут на экспертизу.
  - Горюнов,- подошел к нему Михайлов.- А вы в точности установили личность потерпевшего?
  - В каком смысле, товарищ майор?
  - Я спрашиваю: действительно ли это Кравченко?
  Горюнов непонимающе уставился на Михайлова.
  - А кто ж еще, товарищ майор? Дверь был закрыта, он спал...
  - А как вошла в квартиру Ракитина? У неё что, свой ключ? Кем она приходится этому Кравченко.
  - Она сказала, что дверь была открыта.- Горюнов вдруг округлил глаза.- Товарищ майор! Может, это она его - а?!
  Михайлов снисходительно посмотрел на Горюнова.
  - Я бы не стал делать поспешных выводов. Поехали в горотдел, покажете мне эту Ракитину.
  - А здесь кто останется?
  - Сейчас подъедет Кольцов. Тут уже нам делать нечего. Поехали.
  Горюнов вкратце рассказал оперуполномоченному, что они выяснили, чтобы Кольцов не стал кружить по-новой. Затем пошли вниз.
  Дело, как и предполагал Михайлов, нелегкое. Дай бог, чтобы хоть какую-то версию нарисовать. Наверное, все-таки придется задержаться здесь дня на три-четыре. Когда что-нибудь прояснится, он оставит дело местным органам. Вряд ли они за это время выйдут на убийцу.
  Во дворе он показал Горюнову, чтобы тот садился в "уазик", а сам, забравшись на переднее сиденье, сказал водителю:
  - Отвезешь нас в горотдел и возвращайся домой. Я остаюсь.
  - Надолго, товарищ майор?- полюбопытствовал, не сдержавшись, водитель.
  - Не знаю, там видно будет.
  Сейчас не помешало бы хоть за что-нибудь ухватиться.
  
  
  6
  
  Ольга который час не могла прийти в себя. Безумная картина кошмарного утра не покидала её. Она до сих пор слабо верила, что всё это происходит с нею наяву. Хотелось бы, чтобы всё случившееся оказалось всего лишь страшным сном, но блеклые стены небольшого следственного кабинета, в котором она сидела, упорно напоминали ей, что все действительно произошло, причем именно с ней, Ольгой Ракитиной, а не с кем-нибудь другим.
  Вспоминать события этого утра совсем не хотелось, но, как нарочно, то один эпизод, то другой явно или косвенно давал о себе знать.
  Взять хотя бы милицию. Чего они от неё еще хотят? Она позвонила им, как только обнаружила истерзанное тело, рассказала всё, что только могла рассказать, но они продолжают держать её здесь, как будто она не простой свидетель, а настоящий убийца. Почему?
  Или эти сны... Как она может объяснить их, если сама ничего не понимает. Что скажет? Приснилось - и поехала? Вошла - и увидела? Разве поверят?
  Размышления Ольги прервали вошедшие в кабинет Горюнов и Михайлов. Первого она знала, второго видела впервые. Значит, её снова будут допрашивать, и сидевший всё время с нею милиционер просто занимался своими делами?
  - Ракитина?- спросил Михайлов скорее всего для того, чтобы завязать разговор.
  Ольга кивнула. Бесспорно, красивая. Высокая, немного худощавая, с тонкими чертами лица, успевшего, однако, поблекнуть от жизни, хотя ей и было всего двадцать два.
  - Майор Михайлов из областного управления внутренних дел.
  - Меня скоро отпустят?- спросила его Ольга, видя, что он может решать больше, чем остальные.
  - Если вы не против, я еще раз уточню кое-что, и вы пойдете домой, договорились?
  Ольга слабо пожала плечами: выбирать не приходилось.
  Михайлов подсел к ней поближе:
  - Вы давно знакомы с Кравченко?
  Ольга с досадой посмотрела на него:
  - Меня уже столько раз спрашивали об этом.
  Михайлов снисходительно пропустил её слова мимо ушей.
  - Понимаю, вы сильно устали, шокированы всем, что увидели, но поймите, без вашей помощи нам ни за что не разобраться. Итак?
  Ольга пристально посмотрела на Михайлова и спросила:
  - Можно закурить?
  - Пожалуйста, пожалуйста.
  Ольга взяла протянутую ей Горюновым сигарету, прикурила от его зажигалки, слегка кивнула в знак благодарности, глубоко затянулась, выдохнула не спеша и начала:
  - С Сергеем мы знакомы лет, наверное, пять, а то и шесть.
  Горюнов удивленно посмотрел на неё.
  - Что же вы мне этого не сказали?
  - Я говорила вам, что знаю его давно. Как давно, вы не спрашивали. Мы дружили с ним еще до его ухода в армию. Потом расстались. Всё.
  - А когда вы видели его в последний раз?
  - Может, с месяц назад, может, больше, точно не помню. С тех пор, как умерла его жена...
  - Его жена умерла?- перебил Михайлов.- Когда?
  - Через неделю, кажется, должно исполниться сорок дней.
  - Вы всё так хорошо знаете об этой семье,- не смог не обратить на это внимание Горюнов.
  - Лайма была моей близкой подругой,- сказала Ольга.- Одно время жила у нас, снимала комнату. У меня и познакомилась с Сергеем, когда он вернулся из армии.
  - Понятно,- произнес Михайлов.- Теперь расскажите нам подробнее о сегодняшнем происшествии. Как вы обнаружили Кравченко, как вы там вообще оказались. Вы были у него?
  - Нет, я же говорю вам: последний раз я его видела где-то с месяц назад.
  - Уже после похорон его жены?
  - Да, после похорон.
  - Как он воспринял смерть жены?- не удержался, чтобы не спросить её, Горюнов.
  - Он был подавлен, сильно страдал. Сергей любил её очень.
  - Ага, любил, значит,- скептически вставил Горюнов.
  - Да, любил!- неожиданно вспыхнула Ольга.- И вам этого совсем не понять. Вы, наверное, только себя и любите!
  - Ну, ну, Ольга Викторовна, успокойтесь,- Михайлов попытался унять девушку.- Он не хотел вас обидеть. Давайте вернемся к сегодняшнему утру. Вы, значит, решили навестить Кравченко?
  - Я не собиралась его навещать. Я же говорила вам: он мне приснился. Приснился с отрубленной головой. Я сначала испугалась, а потом решила узнать, не заболел ли он - сон же не мог просто так присниться.
  - И часто вам снятся такие провидческие сны?- не унимался со своими издевками Горюнов.
  - Каждый день!- раздраженно бросила Ольга.- Да что это такое, господи! Вы что, меня в чем-то обвиняете? По-вашему я что, должна была дома сидеть и телевизор смотреть, когда вам такое душу выворачивает?
  - Никто так не думает, Ольга Викторовна,- мягко произнес Михайлов.- И никто вас ни в чем, поверьте мне, не обвиняет. Не волнуйтесь так, пожалуйста. Давайте лучше продолжим. Вспомните, когда вы поднялись к Кравченко, дверь была открыта?
  Ольга немного поостыла.
  - Сначала я не могла её открыть, а потом, вы не поверите, она открылась сама, как будто её кто-то держал с другой стороны. Держал, держал, а потом отпустил.
  - Ну, это сказка какая-то,- недоверчиво заметил Горюнов.
  - Может, и сказка. Я уже сама не знаю, где тут правда,- упавшим голосом сказала Ольга.
  - Ладно, оставим это. Вы находились дома, когда вам приснился тот странный сон?- уточнил Михайлов.
  - Дома.
  - Кто может это подтвердить?
  - Моя бабушка. Я живу с бабушкой. Когда мне приснился тот ужасный сон, я долго не могла заснуть. Она тоже - я её разбудила.
  - А утром?
  - Утром я сразу пошла к Сергею.
  - Вас кто-нибудь видел из соседей Кравченко?
  - Не знаю. Наверное, никто.
  - Значит, вас никто не видел и подтвердить ваше алиби некому?- ввернул Горюнов.
  Ольга подняла на него опухшие глаза, в них появилось отчаяние.
  - Вы всё еще думаете, что это я его убила, да? Но я же... Я звонила вам. Я... Я только нашла его, только нашла. Товарищ майор, поверьте мне, пожалуйста!
  Михайлов бросил на Горюнова укоризненный взгляд, потом посмотрел на Ракитину:
  - Ольга Викторовна, прошу вас, успокойтесь. Никто вас ни в чем не обвиняет. Мы просто хотим во всем разобраться. Вы же видите, насколько своеобразная сложилась ситуация?
  Ольга, понурив голову, быстро закивала.
  - Вот и хорошо. Сейчас вы можете отправиться домой, отдохнуть и успокоиться. Но, пожалуйста, никуда не исчезайте, вы нам еще понадобитесь.
  Ольга поднялась, с благодарностью посмотрела на Михайлова и спросила:
  - Я правда могу идти?
  - Конечно. Идите, внизу вас пропустят.
  - До свиданья,- тихо промолвила она.
  - Всего доброго,- ответил Михайлов и проводил её долгим взглядом до дверей.
  
  
  7
  
  - Во бабенка! Во дает! Сон провиденья, сон в руку! Прямо фантастика какая-то,- не утихал Горюнов, после того, как Ракитина ушла.- Вы ей хоть верите?
  Михайлов задумчиво пожал плечами.
  - А мне кажется, это просто совпадение. Однажды и у меня такое было. Сплю, вижу: на рыбалке. Вода по пояс, за спиной камыши в два моих роста, и клев, надо сказать, исключительный.
  - И на следующий день ты отправляешься на рыбалку и удишь мешок карасей,- поддел его Семенов, до того молча сидевший за своим столом.
  - Семеновна!- передразнил его Горюнов.- Ты опять ошибся: в тот день меня жена вообще на рыбалку не пустила. А между прочим, ребята, с которыми я не поехал, наловили тогда целый мешок рыбы.
  Михайлов сидел за одним из свободных столов в кабинете своих новых знакомых, едва прислушиваясь к их болтовне. Ребята ему приглянулись.
  Евгений Горюнов. По складу характера весельчак, говорун, всегда в настроении. Откуда столько энергии берется в его тщедушном на вид теле? Наверное, местный заводила, душа компании. Убежден, что в жизни нет ничего неясного. "Бог есть, это - как пить дать. Другое дело, что веры в него нам не привили",- услышал от него через несколько дней Михайлов.
  Олег Семенов. Добрейшей души человек. Говорят, такие в милиции долго не удерживаются. "Вроде как в нашей профессии только злость и нужна. Да разве мало этой злости вокруг? Куда ж еще злее?"- думал Михайлов.
  Ракитину они отпустили домой.
  - Может, надо было с неё подписку о невыезде взять?- ненавязчиво спросил Горюнов.
  - Вы все её подозреваете?- Михайлов посмотрел на Горюнова, откидываясь на спинку стула.
  - А кого ж еще? Других-то не было. Одна она. Или тупик.
  - Тупик стоял у самой хаты,- сказал Семенов.
  Михайлов пропустил его слова мимо ушей.
  - А как вы объясните такое небольшое количество крови?
  - А?- насел на Горюнова Семенов.- Куда она делась?
  - Как объясню? Да никак!- стал отбрыкиваться от них Горюнов.- Кто его знает? Может, у него и не было этой самой крови!
  - Всё это меня смущает,- сказал Михайлов.- К тому же еще голова не отрезана, а как будто отгрызена кем-то.
  - Волком или медведем. Надо запрос дать - вдруг кто из зоопарка сбежал?- сострил Горюнов.
  - В область.- Опять засмеялся Семенов.- Так как у нас в городе зоопарка никогда не было.
  - Ну, не было. Может, у кого ручной волк объявился, мало ли чудаков вокруг. И вообще: я устал, у меня сегодня была кошмарная ночь.
  Их разговор прервал заглянувший в кабинет сержант.
  - Товарищ майор, вас к себе товарищ подполковник приглашает.
  - Сейчас иду,- сказал Михайлов и стал подниматься из-за стола.
  - Мне вас ждать, Николай Николаевич?- спросил Горюнов.- Я так понял, что буду в нашем скромном городишке вашим гидом.
  - Не беспокойтесь, Женя, оставьте мне только ключи от квартиры Кравченко, а сами займитесь, пожалуйста, его окружением. Встретимся, если не возражаете, часа в четыре.
  - Хорошо,- сказал Горюнов.- Иду в окружение.
  
  
  8
  
  Подполковник Силаев, начальник Карского горотдела, беседовал в кабинете со своим заместителем. Увидев вошедшего Михайлова, жестом показал ему на стул неподалеку от себя и сказал:
  - Сейчас, минуточку, Николай Николаевич, я скоро отпущу своего зама. Кстати, познакомьтесь. Тарасов Андрей Самойлович.
  - Очень приятно,- сказал Михайлов.
  Силаев с заместителем углубились в лежащие перед ними бумаги.
  А Михайлов стал думать о своем.
  Лжет или не лжет Ракитина? Если она убила Кравченко, то каков мотив? Как она утверждает, виделись они изредка - может, раз, может, два в месяц. Ольга была подругой его покойной жены. Встречались исключительно втроем. Ракитина иногда приходила к ним, они ужинали, болтали о пустяках, потом расставались. Никаких интимных отношений у Ракитиной с Кравченко, по её словам, никогда не было. Любовный треугольник, выходит, не вырисовывается. Тогда кто мог желать его смерти?
  "Как мало я знаю",- подумал Михайлов, пожалев еще раз о недостатке информации.
  - Ну с этим всё ясно,- закончил наконец Силаев и обратился к Михайлову:
  - Вы меня извините, Николай Николаевич, что я вас не встретил. Мы с вами разминулись. Меня тогда срочно вызвал на провод Еремин. Вы же знаете, как у нас: еще и голову не просушишь, уже результатов требуют. Да, кстати. Кольцов принес мне рапорт по рейду. Думаю, дергать его не стоит. Он отличный сыщик, дело свое знает. Значит, так...
   Силаев надел на кончик носа очки и стал зачитывать, бубня:
  - Обследовано 4 подвала, 3 чердака... Выявлено 7 лиц без определенного места жительства... 5 мусорных баков...
  Остальное пробежал глазами.
  - В общем, голова Кравченко не найдена.
  Михайлов, собственно, так и думал. Силаев спросил:
  - Николай Николаевич, если не секрет, дело действительно настолько туманное, что мы сами справиться не в состоянии?
  - Еще ничего определенного сказать не могу,- уклончиво ответил ему Михайлов.- Неясностей в деле хватает, и я сам еще не совсем разобрался, с какой стороны к нему подойти.
  - Ну ладно,- неожиданно сказал Силаев,- а то я уж грешным делом подумал, не с проверкой ли вас к нам направили?
  - Да нет, смею вас уверить, Виктор Григорьевич, я здесь не с проверкой. Просто случай, сами понимаете, выходящий за рамки обыденного.
  - Это точно. Нечасто в нашей области, да, думаю, и во всей республике отгрызают людям головы. Разве только по телефону начальство,- засмеялся Силаев.- Бытовые вопросы ваши мы решили, остановитесь в гостинице, а обед, ужин - это по плану. Правда, компанию сейчас вам, к сожалению, составить не смогу - дела, а вечером, скажем, часиков в пять, я вас жду.
  - Спасибо, Виктор Григорьевич,- сказал Михайлов.- Еще вопрос. Вчера вечером двое постовых... Вы бы не могли меня тоже ввести в курс дела?
  Силаев посмотрел на Михайлова с некоторой долей удивления, но вслух ничего не произнес. Не привык, видно, перечить начальству.
  - Здесь тоже много неясностей,- сказал он.- Скрывать от области мы ничего не будем, разберемся, какого хрена поздно вечером на служебной машине эти двое оказались за городом. Но факт нарушения установлен.Они действительно преследовали какие-то "Жигули", преследовали километров двадцать. И тут начинается какая-то чертовщина. Оставшийся в живых прапорщик Скачко утверждает, что, когда они, наконец, остановили машину нарушителя, тот с легкостью схватил его напарника Бутенкова за горло и играючи задушил. Не знаю, какой силищей надо обладать, чтобы сделать такое, тем более что, как утверждает Скачко, нарушителем оказалась женщина.
  - Женщина?- переспросил Михайлов.
  - То-то и любопытно, что женщина. И знаете, как описывает её Скачко? Серое, землистое, высохшее лицо, череп с редкими седыми волосами.
  - Может, на ней была маска? Или нарушитель вовсе не женщина, а переодетый мужчина?
  - Может быть. Сейчас Скачко в таком шоковом состоянии, что чего-то разумного от него добиться трудно. Хорошо, хоть запомнил номер машины. Может, когда разыщем её, всё проясниться.
  - Вы уже передали информацию о ней по области?
  - Сразу же, как нам сообщил её Скачко.
  - А где он сам сейчас?
  - В больнице. Видно, отходить ему придется долго.
  - Раз так, с вашего позволения я продолжу расследование,- стал подниматься Михайлов.
  - В вашем полном распоряжении Горюнов и Семенов. А сейчас спускайтесь вниз, я позвоню дежурному, вам подадут машину и отвезут в столовую пообедать. Извините еще раз, что не могу составить вам компанию.
  Михайлов в свою очередь поблагодарил за всё начальника горотдела и поехал на обед, захватив с собой ключи от квартиры Кравченко. Нужно теперь хорошенько там осмотреться.
  
  9
  
  В квартире Кравченко после сытного обеда Михайлов неожиданно почувствовал слабость. Ранний приезд, долгая дорога, вся эта кутерьма вокруг трупа несколько утомили его. Михайлов тяжело плюхнулся в кресло в гостиной и, расслабившись, закрыл глаза. Надо было как-то прогнать усталость. Несколько минут в деле ничего не решают, но за пять минут иногда можно выспаться продуктивнее, чем за пять часов.
  Когда Михайлов открыл глаза и огляделся, то увидел слева на стене портрет молодой привлекательной женщины. Лайма? Скорее всего. Полные, свидетельствующие о повышенной чувственности губы, длинный узкий нос, чуть раскосые глаза. Подбородок, как будто подтверждая болезненную силу её страстей, был несколько тяжеловат. Высокий открытый лоб венчала корона блестящих каштановых волос. То ли глубокая грусть, то ли знание чего-то мало кому доступного таились в её темно-карих глазах.
  Сколько ей было тогда? Семнадцать, девятнадцать? Кравченко двадцать с хвостиком. Сколько тогда ей?
  Михайлов поднялся.
  Чем занимался Кравченко? Книг явно не читал. Во всей квартире едва ли штук пять наберется. Зато аудиокассет Михайлов насчитал порядка пятидесяти. Попса конечно же для Лаймы. Рэп, рок, металл - для него. Стандартный молодежный набор.
  Михайлов стал осматривать кровать.
  Вряд ли Кравченко в эту ночь был один: уж слишком беспорядочно, как заметил Горюнов, смята простыня. Но почему нет ни одного следа его партнерши?
  И почему никто не видел никого выходящего или входящего в квартиру? Сколько опрошено народу, и ни один не сказал, чем и как эти последние дни жил Кравченко. Может, боялся чего?
  И снова Михайлов уловил необычный запах. Как будто что-то сгнило. Несвежие продукты?
  Михайлов прошел на кухню, но здесь такого запаха не было. Это ни о чем не говорит, порою запахи быстро уходят с одного места и зависают где-то в другом. Но в холодильнике испорченных продуктов Михайлов не обнаружил. Тело Кравченко еще не начало разлагаться. Что же тогда так пахнет? Хотя он тоже может ошибаться. Все-таки труп есть труп, от него не благоухает французскими духами.
  В нижнем отделе серванта Михайлов увидел с десяток пустых бутылок из-под спиртного. Кравченко пил? "Хотя, если бы моя жена так рано умерла, я бы, наверное, тоже запил",- подумал Михайлов.
  Бутылка пива, выуженная им из холодильника, приятно обрадовала. Пиво было прохладным и вкусным. Михайлов прихватил его с собой в гостиную.
  В шкафах ничего примечательного. Его вещи, одежда Лаймы.
  Куда бы он, интересно, всё это дел? Продал или сохранил, как светлую память? А может, просто оставил все, как есть, чтобы потом его новая пассия выбрала себе что-нибудь по вкусу?
  Одежды немного. Кажется, только самое необходимое. Внизу, в картонном ящике, таблетки. Много успокоительных. Барбитуратов. Кто их принимал? Лайма? Надо выяснить.
  Кстати, о Лайме. Кто-нибудь сказал ему, от чего она умерла? Такая молодая, красивая, полная энергии.
  Михайлов еще раз посмотрел на портрет жены Кравченко.
  Сколько лет они прожили вместе? Документов не видно. Может, они в другом месте? Надо посмотреть.
  "Какие мысли, майор?"- спросил сам себя Михайлов.
  Пока, увы, никаких. Михайлов тяжело вздохнул.
  В одном из ящиков увидел фотоальбомы, вытащил их из стопки газет и журналов, стал просматривать, удобно устроившись в глубоком кресле.
  Дембельский альбом Кравченко. Снаружи весь обшитый красным бархатом. Из нержавейки сделана эмблема рода войск, в которых он служил. Золотом сияет надпись: "ДМБ - 1996". Страницы выкрашены черной тушью. На каждой рисунок - ракета, самолет, прыгающие с вертолета парашютисты.
  Фотографии в большинстве любительские. Многие, кажется, сделаны второпях. Кравченко с автоматом, на полигоне, за рулем БТРа, на аэродроме с парашютом. Вот он принимает присягу, ест в столовой, прыгает с самолета. Воздушно-десантные войска. 1994 - 1996. Демобилизация - весна девяносто шестого. Через пару месяцев свадьба. Да, двадцать второго июня. Вот они, Сергей и Лайма Кравченко, радостные и счастливые в загсе, потом за свадебным столом.
  Сегодня 17 сентября. Через пять дней будет ровно три месяца со дня их свадьбы и сорок дней со дня её смерти.
  "Как символично",- подумал Михайлов.
  А вот и Ракитина. Тоже, оказывается, была на их торжестве. И даже свидетельницей. С его стороны одна мать. Нет отца? И почему у нее такое мрачное лицо? Она будто никогда в жизни не позволяла себе улыбаться. А где её родители? Не смогли приехать? Или Лайма сирота? Выяснить.
  Михайлов отметил в своем блокноте. Посмотрел на часы. Четырнадцать ноль-ноль.
  "Надо бы позвонить в горотдел, нет ли чего?"- подумал он и набрал "02".
  - Дежурный Милютин слушает,- раздалось вскоре в трубке.
  - Это майор Михайлов. Для меня есть что-нибудь?
  Через несколько секунд Михайлов услышал:
  - Есть кое-что. Начальник ГАИ был у того постового, Скачко, в больнице, и тот ему, якобы, сообщил про какую-то голову. Алло, слушаете?
  - Да, да, слушаю. Что за голова?
  - Он говорил, что Скачко видел голову. Та женщина, которую они преследовали... У неё в сумке была отрезанная голова...
   Михайлов побледнел.
  - А что же он сразу не сказал, черт? Где эта больница? Поеду туда. Появится Горюнов - пусть дожидается меня.
  - Понял, товарищ майор.
  Михайлов повеселел. Может, хоть что-то из всей этой запутанной истории прояснится?
  
  
  10
  
  Из милиции Ольга Ракитина вышла сама не своя. Не помнила, как добралась до дома, открыла дверь квартиры, вошла. Очнулась только, когда её окликнула бабушка, и увидела себя стоящей посреди кухни в плаще, со связкой ключей в руках. Тут же в уши ворвались и звуки: стук над головой, тарахтение холодильника и слабый голос бабушки из спальни:
  - Оля, это ты?
  Как будто мог быть кто-то другой.
  Тут только Ольга почувствовала, как слабеют ноги. Она, не раздеваясь, села на табурет и негромко ответила:
  - Я это, я.
  Через минуту вошла бабушка, завязывая тесемки теплого халата.
  - Что тебя так долго не было?- спросила.- Обед давно остыл, где ты была?
  Ольга ничего ей не ответила. Ирина Петровна удивленно посмотрела на внучку:
  - Оленька, боже, на тебе лица нет. Что случилось? У тебя неприятности? Не таи, лучше мне все сразу расскажи. В чем дело?
  - Бабушка, я... я...
  Вдруг Ольга расплакалась, не на шутку испугав Ирину Петровну.
  - Оля, Оленька, девочка моя, да что же такое?- совсем растерялась, видя, что Ольга все сильнее заливается слезами.
  Она подошла к ней, обняла, прижала к себе, поглаживая по голове:
  - Ну, успокойся, успокойся, расскажи мне. Может, еще ничего страшного не произошло? Может, всё можно уладить?
  - Бабушка,- продолжая реветь, сказала Ольга.- Я была в милиции.
  - В милиции? О боже!- схватилась за сердце Ирина Петровна.- Тебя арестовали?
  - Нет. Вернее... Я не знаю. Я пришла, а он лежит. Они думают, что я его...
  - Что - ты его?
  - Убила!
  - Убила?!- Ирина Петровна стала искать опору, села на стул, услышала, как громко стучит её сердце.
  - Помнишь, бабушка, Сережку Кравченко?
  - Дружка твоего, что на Лайме женился?
  - Его.
  - Ну и что?
  - Сегодня утром его нашли дома убитым.
  - Убитым?
  - И без головы, бабушка!
  - Ну?
  - Что - ну? А я там была и всё видела!
  - Как убивали?
  - Да нет, мертвого видела его в квартире!
  Ирина Петровна растерянно захлопала ресницами, но, услышав, что Ольга не участвовала в преступлении, немного успокоилась.
  - Погоди, погоди, ничего не пойму. Ты что, была у него?
  - Ну да.
  - Но ты же ночевала дома!
  - Да я утром к нему пошла, когда проснулась.
  Ирина Петровна все еще ничего не могла понять.
  - Погоди, а чего ж ты к нему утром бегала?
  Ольгу раздражало такое непонимание.
  - Бабушка, ну я же тебе ночью рассказывала, помнишь? Тот сон про мертвеца... Это Сергей мне тогда приснился мертвый, Сергей! Я испугалась.
  - Ну?
  - Стала ему звонить- никто не отвечает. Я и поехала. А он там действительно мертвый.
  Ирина Петровна облегченно вздохнула и поднялась:
  - Ну и поделом ему. Я давно говорила, что с ним добра не будет. Тогда он, еще до армии, тебе голову кружил, потом Лайме. Видно, связался с кем-то. Но ладно сам, а то девку загубил. С тобой такое же могло быть.
  - Бабушка, да что ты такое говоришь!- вспыхнула Ольга.
  - А что?- будто ничего не понимая, удивилась Ирина Петровна.
  - Да ничего!- бросила Ольга и выбежала из кухни.
  Влетев в спальню, она сильно хлопнула дверью.
  Ирина Петровна подумала, что сейчас внучку лучше не беспокоить. Как говорится, утро вечера мудренее. Завтра Ольга сама на всё посмотрит иначе. Она, бедняжка, скорее всего, просто устала, измучилась.
  
  11
  
  Палату, в которой лежал Скачко, Михайлов отыскал быстро. Скачко не спал. Лежал и отрешенно смотрел в потолок.
  Он чудом остался жив, но врачи сказали, что к службе уже вряд ли будет пригоден.
  - У него сильное психическое потрясение. Не знаю, что он там увидел, но разумно отвечать пока не может. Наверное, придется перевести его в психоневрологию. Но вы, если настаиваете, можете побеседовать с ним, только не долго. Сами понимаете: в его теперешнем состоянии лишнее волнение нежелательно.
  Михайлов пообещал не тревожить Скачко.
  - Он лежит на третьей койке,- сказал врач.- Да вы его сразу увидите.
  В палате Михайлов подсел к Скачко на кровать, представился и спросил о здоровье. Скачко долгим взглядом посмотрел на Михайлова и только спустя несколько минут ответил:
  - Да здоровье, как вам сказать.- Михайлов заметил, что после травмы не только речь его стала замедленной, но и течение мысли.- В голове как будто сено. Вроде что-то есть и ничего нет. Но врачи говорят, что денька через четыре всё пройдет и меня выпишут.- Скачко заулыбался.- Меня правда выпишут, товарищ майор, правда?
  - Не сомневаюсь в этом,- сказал Михайлов, стараясь сильно не затрагивать Скачко.- Мне передали, что вы вспомнили что-то новое о той женщине в "Жигулях"?
  - Новое?- Скачко стал напряженно собираться с мыслями. Казалось, всё выскочило из его памяти.- Да ничего нового.- Сказал, как будто ничего не произошло. Но потом глаза его вдруг заметались, забегали беспокойно.- Женщина? В "Жигулях"? Да это не женщина. Не женщина!
  - А кто же?
  - Она... Такая, знаете, как ведьма, как мертвец. Когда повернулась ко мне, когда с нее сполз этот капюшон, я... я...
  - Василий Семенович, не волнуйтесь, пожалуйста. Вспомните, вы что-то про голову говорили. Что за голова?
  Скачко посмотрел мимо Михайлова, потом взор его немного прояснился.
  - Мы гнались за ней. Долго. Она мчалась, мчалась, потом резко сбросила скорость и остановилась. Бутенков пошел к ней. Я остался в машине. Нам нельзя было выходить вдвоем. Нельзя было вдвоем, понимаете? И он подошел к ней один. Один. Что-то сказал. Потом смотрю - занервничал, схватился за кобуру и повторяет раз за разом: "Это голова? Голова?"- и аж затрясся весь, хотя был не из пугливых. А потом я узнал про того хлопца, без головы, и подумал, не та ли голова была у женщины, в машине?
  - Так вы сами ту голову не видели?
  - Я? Я? Не видел. Но я слышал, как Бутенков кричал: "Что в сумке? Что в сумке!"
  - Думаете, голова была в сумке?
  - Я не знаю, не знаю. А потом, потом она схватила Бутенкова одной рукой за горло и... и...
  Скачко вытянул обе руки вперед, как будто душил кого-то, и затрясся так, что его дрожь передалась даже Михайлову.
  - Сука, сука, она его так, так!- продолжал трястись Скачко, не обращая ни на кого внимания.
  Михайлов попытался удержать его руки, но ему не удалось. Тогда он громко крикнул:
  - Позовите кто-нибудь сестру! Скорее!
   А Скачко всё тряс руками и головой, как будто в самом деле кого-то душил, повторяя:
  - Сука, сука! Не уйдешь, тварь, не уйдешь!
  Только минут через десять Скачко смогли уложить, сделав укол. Дежурный врач неодобрительно выговаривал Михайлову:
  - Я же вас предупреждал, товарищ майор, что его лучше не беспокоить. Вы же видите, в каком он состоянии.
  - И как долго оно продлится?
  - Определенно сказать не могу. С виду он психически здоровый мужчина, а там кто его знает. Мне говорили, он попал в какую-то переделку?
  - Что-то вроде того,- ответил Михайлов и попрощался.
  Здесь тоже был тупик. Даже если и поверить во все эти сказки,- куда скрылась машина? Кто в ней был на самом деле? И была ли в "Жигулях" голова?
   "Может, если обнаружат машину, что-нибудь прояснится?"- подумал Михайлов, покидая больницу. Было бы очень просто, если бы на все вопросы сразу находились ответы.
  
  
  12
  
  Когда Михайлов приехал в горотдел, Горюнов находился там. Настроение у него, как всегда, было приподнятое.
  - Ну, рассказывай, что тебе там удалось раскопать?
  - Да, собственно говоря, ничего особенного. Был в военкомате, смотрел его личное дело. Кроме благодарностей и похвал ничего любопытного не обнаружил. Есть там даже письмо в военкомат и его матери из части, где Кравченко характеризуется с наилучшей стороны. Сдержан, рассудителен. В достижении цели упрям и настойчив.
  - Что еще?
  - В ЖКО сказали, в его квартире прописана еще мать. По словам соседей, около двух лет она живет в деревне у своей сестры, и квартира, пока Кравченко служил, пустовала.
  - Значит, мать приезжала к сыну только на свадьбу, и квартиру отдала в полное распоряжение молодоженов?
  - Выходит так.
  - Что еще?
  - Всё. Вы же сказали мне к четырем быть, я и так боялся, что не успею.
  - Не густо,- подытожил Михайлов.
  Горюнов стал перебирать бумаги. У него на столе скопился целый ворох, он уже их и в стол во все ящики напихал, все равно места не хватало. И ведь ничего ненужного, лишнего.
  Под одной из папок лежал небольшой клочок бумаги. Горюнов прочитал его и тут же вспомнил:
  - Да, вот еще: звонил Березкин, наш судмедэксперт. Голова Кравченко действительно отгрызена каким-то зверем. И якобы даже не полностью. А потом еще и оторвана, то есть отделена от тела.
  Михайлов пристально посмотрел на Горюнова:
  - Березкин ваш тоже любит сказки читать?
  Горюнов улыбнулся:
  - Да мы тут все как сказочники. Только одни рассказывают, а другие слушают. И ни одни ни другие этим сказкам не верят.
  Михайлову чем-то пришелся по душе этот весельчак и говорун Горюнов. За его юмором таился практичный ум.
  Без тени злобы он спросил его:
  - Ты на что намекаешь?
  - Да так, ни на что,- неопределенно ответил ему Горюнов.
  Тогда Михайлов спустился на землю.
  - Женя, а труп идентифицировали?
  - Пока еще нет. Вызвали телеграммой его мать, она, может, завтра к полудню подъедет, недалеко ведь.
  Михайлов снова стал листать дело, перечитывая показания свидетелей. Даже не за что было зацепиться. Прошел день, а у него абсолютный ноль. Опять шумихи не оберешься. Дело неординарное, закрыть так просто не закроешь, и кругом одни пробелы - следов нет, отпечатков пальцев, не принадлежащих Кравченко, нет, никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Фантастика! Хоть бы какая-нибудь зацепочка!
  Михайлов посмотрел на Горюнова.
  - Женя, а линию Ракитиной отработали полностью?
  Горюнов удивленно округлил глаза и выпятил губы:
  - Так вы ж её отбросили.
  - Мы ничего так просто не отбрасываем, Женя. Займитесь, пожалуйста, завтра прямо с утра Ракитиной. Как хорошо она знает потерпевшего, какие у них вообще были отношения. Может, здесь нам повезет?
  Горюнов кивнул головой.
  - Хорошо, товарищ майор.
  - И еще. Отчего умерла жена Кравченко? Нет ли здесь какой-нибудь связи? Возьми себе на заметку.
  - А чем вы займетесь, товарищ майор?- без всякой задней мысли спросил Горюнов.
  - Еще не знаю. Может быть, посмотрю еще раз дело.
  - Тогда я с вами попрощаюсь до завтра. Как-никак конец рабочего дня.
  - Уже?- удивленно спросил Михайлов.
  - Начало шестого.
  - Как быстро время летит. Вы не оставите мне ключи от кабинета, я еще немного посижу.
  - Конечно. Будете уходить - отдадите дежурному, а завтра я их заберу.
  Горюнов надел куртку, попрощался и вышел. Михайлов остался один. Надо бы позвонить в управление Левину. Но о чем ему докладывать, он не представлял.
  
  
  13
  
  Вечером Михайлов стоял у окна гостиницы и смотрел вниз с высоты шестого этажа.
  Небольшой рабочий поселок, каких сотни, и все похожи один на другой. Многоэтажные дома среди приземистых почерневших от времени домишек, утопающих в густых кронах деревьев, фермы, башенные краны, трубы, выдыхающие дым, полусрезанные терриконы. А дальше - за жилым массивом - степь. Желтая, зеленая, жухлая, в вечерней синеве сливающаяся с низкими, растянутыми на весь небосвод облаками. И лишь алый круг солнца красит эту синеву то в бронзу, то в золото, то в пурпур.
  В таком же городке родился и Михайлов. Мальчишкой бесшабашно лазал по терриконам, озорно дразнил чумазых шахтеров, устало бредущих после смены через весь город в баню, выпрашивал у них цветную проволоку, из которой потом с ребятней плели разноцветные браслеты и кольца. Обыкновенное, ничем не примечательное детство. И как случается потом, что один вырастает и становится убийцей, а другой - жертвой. Один по одну сторону добра, другой по другую? Кто разделяет их? Как сортирует?..
  Часов в восемь он позвонил Левину, в кратких чертах рассказал обо всем, что произошло, что удалось раскопать.
  - Пока ничего не ясно,- резюмировал в конце Михайлов.
  - Ладно, Николай Николаевич,- сказал Левин, выслушав Михайлова,- продолжай расследование и завтра приблизительно в такое же время позвоните мне. Помощь нужна?
  - Нет, спасибо,- ответил Михайлов.- Людей мне дали, нужду ни в чем не испытываю.
  - Тогда до завтра.
  - До завтра.
  За окном стемнело. Михайлов снова перебрал в уме все события прошедшего дня.
  Его не покидала уверенность, что случай с Кравченко не просто убийство, что за всем стоит нечто гораздо большее, неуловимое на первый взгляд, окутанное какой-то тайной. И хотя утверждения Скачко о какой-то голове в "Жигулях" преследуемого голословны, Михайлов не сомневался: связь между убийством Кравченко и происшествием с патрульной машиной ГАИ существует. Он только пока не знает какая. Но это, возможно, дело времени. В ближайшие дни обязательно всплывет еще что-то, что наконец потянет за собой нить этого запутанного до невозможности клубка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть II
  
  ПРЕДЧУВСТВИЯ
  
  
   "На сердце непонятная тревога,
   Предчувствий непонятный бред.
   Гляжу вперед - и так темна дорога,
   Что, может быть, совсем дороги нет".
  
   (З. Гиппиус "У порога")
  
  
  1
  
  - Ольга! Ольга!- зовет её кто-то.
  Ольга в сумерках стоит на какой-то равнине, вокруг пышно клубится молочно-сизый туман. Неподалеку дремучий темный лес. Голос доносится оттуда - приглушенно, но отчетливо. Ольге нужно идти туда. Какая-то сила толкает её в том направлении. Она идет. Без страха, даже с любопытством. В голове чисто - ни шума, ни боли, ни мыслей. Тишины вокруг нет, хотя нет и звуков. Воздух плотный, густой и приятно ласкает слух. Такая атмосфера не сводит с ума, и голос не звучит пугающе.
  - Ольга, Ольга,- мягко, протяжно выплывают из темных зарослей звуки.- Сюда,- зовут и манят.
  Она идет и приближается к какой-то одинокой кособокой хижине на опушке. Вокруг ни души. Ни птицы, ни зверя. Деревья за хижиной стоят плотной непроходимой стеной. Их кроны пугающе нависли над крышей, но Ольга, не чувствуя страха, неторопливо поднимается на крыльцо. Ступени под ногами скрипят, стонут. Переступает высокий порог, входит в хижину. Здесь тоже темно, но в центре, в полумраке, она видит стол. На нем лежит кто-то, накрытый белоснежной, светящейся изнутри простыней.
  "Сережа?- возникает сразу у Ольги.- Он все-таки не умер?- думает она.- Нельзя же быть мертвым в двух разных местах. Если там он мертв, значит, здесь жив. Мне нужно только его растолкать, разбудить, и все кончится. Он встанет, и мы уйдем. Я просто уверена в этом. Надо только подойти, взять его за руку и повести с собой".
  Так думает Ольга, двигаясь к столу. Но вдруг замечает, как из темноты неожиданно выступает Лайма. Ее лицо не страшное, прежнее, живое, такое, каким его привыкла видеть Ольга. Лицо, обрамленное копной пышных блестящих волос. Лайма улыбается ей, сердечно, доброжелательно.
  - Лайма?- спрашивает её мысленно Ольга.- Как же так, Лайма? Ведь ты умерла!
  - А ты хотела моего Сережу?- все так же дружелюбно улыбается Лайма.- Ты думала, он любит тебя? Сережа любит меня,- говорит Лайма, медленно стягивает с головы Сергея покрывало, наклоняется к нему и долго целует в губы. Потом, не отрывая своего лица от его щеки, снова смотрит на Ольгу и опять улыбается.
  Ольга удивлена.
  Сергей тоже поворачивает к ней голову, смотрит на Ольгу и тоже расплывается в дружеской улыбке.
  В ту же секунду Лайма неторопливо натягивает на Сергея покрывало.
  - Тебе не разлучить нас,- слышит Ольга. Сначала из уст Лаймы, потом со всех сторон. Она не понимает, откуда исходят звуки, вертит головой и, не находя никого, снова поворачивается к Сергею.
  Лаймы больше нет. Тогда Ольга подходит к столу и сама стягивает покрывало со своего друга. Но вместо лица Сергея в этот раз на нее смотрит пустота. Его головы нет!..
  Ольга подхватывается с постели.
  Опять странный сон. Что он несет на это раз? Почему теперь ей явилась Лайма? Она так лукаво смотрела, будто смеялась, издеваясь, над ней. Если бы это было наяву, а не явление сна, Ольга бы решила, что Лайма что-то задумала.
  И почему она сказала: "Тебе нас не разлучить"?
  "Я схожу с ума? Зачем мне все это снится?- Ольга в растерянности.- Может, она меня предупреждает? Или я скоро умру?"- вдруг ни с того ни с сего вспыхивает у Ольги в голове.
  Она похолодела. Страх вновь закрался в сердце.
  - Бабушка,- произнесла она сначала тихо, потом громче: - Бабушка!
  На её зов прибежала испуганная Ирина Петровна.
  - Бабушка, мне опять все это приснилось. Я не умру, бабушка, не умру?!
  Ирина Петровна обняла внучку, прижала к себе и стала успокаивать:
  - Да что ты, нет, конечно, нет: ты еще такая молодая.
  - Но почему мне снова снятся мертвецы? Тогда Сергей, теперь Лайма?..
  Ирина Петровна и сама не знала, что ответить. В последнее время тревожные сны Ольги начали и её беспокоить.
  - Может, к перемене погоды,- попыталась она хоть как-то отвлечь Ольгу от ночного кошмара.
  - Нет, бабушка, нет,- словно стала о чем-то догадываться Ольга.- Это она меня, кажется, предупреждает.
  - Кто тебя предупреждает?
  - Лайма!
  Ирина Петровна удивленно посмотрела на Ольгу.
  - А ты часом не заболела, внученька?
  - Бабушка,- тихо произнесла тут Ольга,- я же тебе не всё сказала.
  Ольга спрятала свое лицо на плече у бабушки.
  - Я ведь никому не говорила, никому, поверь. Лайма-то из-за меня умерла!
  Удивлению Ирины Петровны не было предела.
  - Свят, свят, свят, внученька, окстись. Что ты такое говоришь? Что значит - из-за тебя?
  - Из-за меня. Я ведь спала с Сергеем, понимаешь, спала, а Лайма всё узнала!- вдруг разрыдалась Ольга, тесно прижавшись к Ирине Петровне. Тут наконец и до Ирины Петровны дошло, что Ольга хотела ей сказать:
  - Вот так дела,- совсем растерялась она.- Так ты это... с ним?
  - Да, бабушка, да!- продолжала рыдать Ольга.
  - И она...
  - Она узнала. А потом, потом... Ты всё знаешь.
  На минуту в комнате воцарилось молчание. Ирина Петровна попыталась собраться с мыслями. Она и предположить не могла, что такое может случиться. Ольга ведь с Лаймой были близкими подругами, прямо неразлейвода. И она никогда не замечала, чтобы у Ольги было такое серьезное чувство к Сергею. Он до армии приходил к ней, уходил... Ольга сама говорила: "У нас с Сергеем просто дружба". Да если бы Ольга влюбилась в Сергея, разве она не заметила бы? Это ведь не утаишь.
  - Ба, мне страшно,- всхлипнула снова Ольга.- Я ничего не понимаю, ба. Что делать?
  Ирина Петровна не знала, что ответить. У неё все перемешалось в голове.
  - Попробуй заснуть, милая, - только и сказала она.
  
  
  
  
  
  
  2
  
  Ирина Петровна разволновалась не на шутку. Поначалу сны Ольги, её опасения и беспокойство казались ей пустыми, не стоящими внимания. Но после ночного разговора, после того, что ей рассказала Ольга, она не находила себе места. Какими-то тревожными казались ей последние события.
  Утром недолго думая она позвонила своей старой приятельнице Глафире Федоровне, женщине, чувствующей, как ей казалось, все необычное. В семь утра та давно уже не спала.
  Глафира Федоровна выслушала её внимательно, потом несколько секунд молчала, как будто обдумывая услышанное, и наконец сказала:
  - Пусть твоя внучка приезжает, я с ней сама поговорю.
  Договорились, что Ольга подъедет к десяти утра. У Ирины Петровны немного отлегло от сердца. Она была уверена, что Глафира Федоровна поможет.
  Едва Ольга проснулась, Ирина Петровна села рядом, накрыла её ладонь своей.
  - Ну, как ты, солнышко мое?- улыбнулась она.
  - Вроде ничего,- ответила Ольга.
  - Знаешь, я не могла уснуть после всего, что ты мне рассказала,- Ирина Петровна не хотела лишний раз напоминать Ольге о её переживаниях.- Я думаю, что это серьезно, и тебе на самом деле нужна помощь.
  Ольга посмотрела на нее вопросительно. Ирина Петровна, видя, что внучка готова её слушать, не стала долго тянуть:
  - В общем, я тут по телефону разговаривала с одной старой приятельницей. Она отличная гадалка, ну и всё такое, и согласилась встретиться с тобой, выслушать, может, посоветовать что. Тебе, я думаю, нужно обязательно к ней сходить. Поверь, она женщина понимающая, серьезная, я просто уверена: она поможет тебе.
  Ольга с сомнением посмотрела на Ирину Петровну.
  - В чем она может помочь мне, бабушка? Мне сейчас, кажется, никто не может помочь.
  - И все же сходи к ней, сходи. Вреда не будет, а пользы, может, и прибавится. Как в народе говорят: лучше пропасть, чем терпеть злую напасть.
  Ольга еще пребывала в сомнении.
  - Не знаю, бабушка, выйдет ли из этого что-нибудь?
  Она считала, что нет. Разве ей сейчас к гадалке обращаться надо? Скорее, к психиатру. Кто знает, какие еще ей приснятся сны. Бессонные ночи совсем не в радость.
  Но может, тут действительно доктора не помогут? Может, бабушкина знакомая все-таки подскажет что-нибудь? От нее ведь не убудет, если она сходит к гадалке. Хотя бы ради того, чтобы успокоить бабушку.
  Ольга поднялась с постели, пошла на кухню, где бабушка готовила завтрак.
  - Я решилась,- сказал Ольга.- Расскажи мне, где живет твоя колдунья.
  Ирина Петровна довольно улыбнулась.
  - Знаешь, когда она мне гадает, я прямо диву даюсь, откуда она все знает. Вот увидишь, она тебе всю правду скажет, от и до.
  Ирина Петровна рассказала, как добраться до её знакомой. Ольга приняла душ, позавтракала, оделась и отправилась к Глафире Федоровне.
  Гадалка жила в одном из самых старых районов их городка Дома там были двухэтажные из красного кирпича и отличались от других широкими зубчатыми фронтонами, арками над входом в подъезд, высокими узкими окнами, трехметровыми потолками и отсутствием санузлов, потому что строились еще до революции.
  Несмотря на утреннюю прохладу, у подъезда дома Глафиры Федоровны уже собрались старушки и кому-то перемывали косточки. Ольгу они окинули недоверчивыми взглядами. Видимо, им давно надоели посторонние.
  Квартира Глафиры Федоровны находилась на втором этаже. Ольга негромко постучала в деревянную покрашенную в коричневый цвет дверь. Из-за нее вскоре послышалось шарканье. Щелкнул замок, и в щели показалось круглое, обрамленное косматой сединой и изборожденное глубокими морщинами старушечье лицо. Глаза вцепились в Ольгу так настороженно, что девушке стало не по себе. Она спросила:
  - Вы Глафира Федоровна?
  - Нет,- ответила та.- А вы кто?
  Ольга сказала. Старуха еще раз окинула её взглядом, потом отворила дверь пошире и сказала:
  - Входите.
  Ольга вошла.
  - Здесь можно раздеться,- указала старуха на вешалку в узкой прихожей.
  Ольга скинула курточку и берет, повесив их на свободный крючок.
  - Сюда,- указала старуха Ольге на стеклянную непрозрачную дверь.
  Комната была небольшая, светлая, но так плотно заставлена, что между столом, стоявшим посредине, и прочей мебелью расстояние было не больше полуметра. Ольга подумала, что хозяева перемещаются исключительно боком. Однако, несмотря на обилие всяких антикварных безделушек, дилетантских пейзажей и портретов, комнатных растений и фотографий на стенах, комната не казалась перегруженной, даже чувствовался уют и какой-то шарм, присутствующий даже, мнилось, в атмосфере. Кровать была аккуратно застелена красным китайским покрывалом с золотистыми фазанами, на диване лежали небольшие подушечки из красного и синего атласа, во всем царили ухоженность и порядок. Видно было, что проживающие здесь женщины чрезвычайно порядочны и чистоплотны.
  - Вы Ольга?- неожиданно раздался сзади негромкий, но твердый голос.- Внучка Ирины Петровны?
  - Да,- тихо ответила Ольга, оборачиваясь к женщине. Она невольно вздрогнула от заставшего её врасплох голоса.
  - Садитесь,- пригласила её Глафира Федоровна, сама устраиваясь напротив.
  Глафира Федоровна оказалась очень полной, ширококостной женщиной лет под пятьдесят, а может, чуть больше. Взгляд был таким же цепким и пронизывающим, как и у старухи, которая впустила Ольгу. Волосы чуть взбиты и покрашены в каштан.
  Глафира Федоровна уселась за стол, положила на него свои полные смуглые руки и, не отрывая взгляда от Ольги, спросила:
  - Итак, как я поняла из рассказа твоей бабушки, у тебя, дорогая, серьезные неприятности.
  Ольга поникла и кивнула.
  - Ладно, сейчас все узнаем,- сказала Глафира Федоровна и протянула руку к картам, лежавшим слева от неё на серванте.
  Ольга опустилась на диван, и теперь Глафира Федоровна, сидящая за столом, будто возвышалась над ней.
  - Пока я буду раскладывать карты, думай только о том, что ты хочешь узнать. Не отвлекайся на пустяки и постарайся сосредоточиться,- говорила ей гадалка, тасуя колоду.
  Когда все необходимые карты были разложены, Глафира Федоровна стала их читать, передвигая пухлыми холеными пальцами от одной тройки к другой. Несколько раз она поднимала голову, встречаясь взглядом с Ольгой. Девушка заметила в глазах гадалки беспокойство и встревожилась:
  - Что-то не так?
  Глафира Федоровна еще раз пробежала глазами по раскладу, что-то пробубнила себе под нос, несколько раз закатила глаза, как будто что-то припоминая, и наконец, не отрывая взгляда от карт, стала говорить.
  - Вокруг тебя, девочка моя, сплошная смерть. И в прошлом, и в настоящем, и в будущем. (Ольга еще пуще заволновалась.) Но ты не умрешь,- продолжала гадалка.- Смерть только коснется тебя. (Она подняла одну тройку карт.) Я вижу мертвую женщину. Она недовольна тобой. Она тебя ненавидела, но теперь простила и хочет успокоиться, но не может. (Глафира Федоровна положила карты на стол.) Между вами стоит еще кто-то. Третий. Он не дает тебе спокойно спать, хотя и принадлежит ей. Ты никак не можешь освободиться от него, что-то еще связывает его и тебя. Что-то, что вы не можете разорвать до сих пор.
  При последних словах гадалки Ольга почувствовала дрожь во всем теле. Неужели обо всем этом говорят карты?
  Ольга сказала:
  - Это я виновата в её гибели.
  Глафира Федоровна, не поднимая головы, из-под бровей посмотрела ей в глаза.
  - Значит, и он был виноват, иначе она не находилась бы сейчас между жизнью и смертью.
  - Что?- взволнованно спросила Ольга.- Между жизнью и смертью?
  - Да,- не менее взволнованно ответила гадалка.- Она еще не мертва, но уже не жива. Её кто-то вызвал оттуда. Может быть, он, а может, кто-то другой, близкий ей человек, я не знаю, и она хочет что-то тебе доказать.
  Сердце Ольги, казалось, выпрыгивало из груди.
  - Мне тоже так показалось. Она сказала мне: "Тебе нас не разлучить". Она приходила ко мне. Во сне. Я думала, это и вправду сон. Это же был сон! Она умерла! Как она может мучить меня?!
  Глафира Федоровна снова посмотрела пристальным взглядом в испуганные глаза Ольги:
  - Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, девочка моя. Расскажи мне всё. Может быть, я смогу тебе помочь.
  Ольге ничего не оставалось, как рассказать гадалке обо всем, что произошло с ней за последние два дня, рассказать обо всех своих снах и предчувствиях.
  Её рассказ получился сбивчивым и неопределенным. Ольга то и дело возвращалась назад, от снов к реальности, от реальности к чувствам, но Глафира Федоровна не зря общалась с людьми, она сразу поняла, что девушка просто-напросто запуталась в себе и её сейчас нужно только успокоить, внушить, что ничего серьезного с ней не произошло и бояться снов, какими бы ужасными они ни были, не нужно.
  Она сказала Ольге:
  - Да, девочка, моя, вижу, что ты попала в непростую ситуацию, тут я тебе, как говорится, не помощница. К сожалению, тебе самой придется распутывать весь этот дьявольский клубок. Но посоветовать кое-что могу. Нужно обязательно выяснить, где похоронена твоя подруга, и в ближайшей от её могилы церкви поставить за упокой её души свечку, а заодно и самой покаяться - слишком много на тебе грязи. Ведь вся вина в том, что душа этой несчастной до сих пор не может утихомириться, целиком, как я поняла, лежит на тебе. Покайся, и тогда она наверняка от тебя отступит. Уйдет, куда ей и положено. Ты меня поняла?
  Глафира Федоровна замолчала. Больше говорить было нечего. Ольга, как сомнамбула, поднялась, положила на стол перед гадалкой пару купюр и собралась уходить.
  - Милочка,- сказала Глафира Федоровна, отодвигая обратно Ольге её деньги,- я не возьму с тебя ничего. Ты же не из прихоти ко мне пришла, не из праздного любопытства. Я уважаю чужую боль, потому что знаю, что боль - это чувство, данное нашей душе для испытания, для того, чтобы душа не зачахла. И человек тогда может считать себя человеком, когда он научится ощущать чужую боль. Иди с миром, пусть тебе сопутствует удача.
  Потрясенная, Ольга вышла от гадалки. Машинально оделась, спустилась во двор, добрела до автобусной остановки.
  Значит, так и есть, как она и думала: это её вина. Из-за неё умерла Лайма и убили Сергея, из-за неё не находят сейчас покоя десятки живых людей и один мертвый. Она чувствует это. Но что надо Лайме? Почему она не может уняться? И почему гадалка сказала, что теперь Лайма успокоилась? Как это понять?
  И еще она сказала, что нужно ехать туда, где похоронена Лайма. Зачем? Замолить свои грехи, поставить свечку за упокой души Лаймы? Не глупость ли все это?
  "Почему я должна всему этому верить?"- думала Ольга.
  Она еще пыталась как-то унять дрожь, страх, но у неё ничего не получалось: страх оставался, волнение не проходило.
  Всю обратную дорогу Ольга только и думала о том, что сказала ей Глафира Федоровна. Может, и вправду стоит съездить к Лайме на могилу? А вдруг гадалка права? Вдруг она на самом деле очистится? Неужели она так черна?
  "Вокруг тебя, девочка моя, сплошная смерть",- вспоминала опять. Сплошная смерть!
  "Я не верю этому!"- мысленно кричала Ольга и терзалась от безысходности.
  
  
  3
  
  С утра подполковник Силаев вытащил Михайлова в бассейн. С ним было и несколько замов, среди которых Михайлов увидел и своего нового знакомого Тарасова.
  - Плаваю почти каждое утро,- без тени хвастовства говорил Михайлову Силаев.- Утреннее плавание, не только бодрит, но и омолаживает.
  Силаев плыл по соседней дорожке.
  - Может, на перегонки?
  - Да нет уж,- засмеялся Михайлов.- Я пловец никудышный, да и техника слабовата.
  - Тогда извините, пройду свою норму,- сказал Силаев и быстро погреб вперед.
  Михайлов не мог не оценить здоровое могучее тело подполковника. Будет ли он в его годы таким ловким и сильным?
  "Надо бы и мне почаще наведываться в спортзал",- подумал Михайлов. Что ему мешает? Живет один, свободного времени хоть отбавляй.
  Вода приятно освежала тело. Огромная стеклянная стена бассейна глядела на восток. Оттуда уже выкатилось яркое пятно, крася позолотой синюю гладь воды. Все вокруг казалось фееричным, даже голоса непривычно скользили по молочной кафельной плитке, пестрой мозаике на стенах, отражались эхом от потолка, смешивались с плеском воды и приглушенной мелодией из динамиков.
  С Горюновым Михайлов встретился около десяти.
  - Что у вас новенького, Женя,- спросил, увидев на лице Горюнова сияющую улыбку.- Что-то раскопал?
  Горюнов небрежно бросил черную кожаную папку на стол.
  - Есть несколько любопытных фактов.
  - Выкладывай, не томи душу.- Настроение у Михайлова тоже было приподнятое. Бассейн подействовал на него взбадривающе.
  Горюнов с важностью сел за свой стол.
  - Во-первых, я выяснил причину смерти жены Кравченко - Лаймы.
  Горюнов демонстративно выдержал паузу.
  - Что бы вы думали?- вскинул он, бахвалясь, брови.- Она повесилась.
  - Повесилась?- чуть ли не одновременно вскрикнули Михайлов и Семенов.
  - И как утверждают соседи: на почве ревности.
  - Вот это да!- не удержался, чтобы не присвистнуть, Семенов. Он присоединял шнур к электрочайнику. Пора было побаловаться чайком.
  - И как вы думаете, к кому?- Горюнов обвел присутствующих таинственным взглядом.
  - К Ракитиной!- почти выкрикнул Семенов.
  - Вы абсолютно правы, коллега. К той самой Ракитиной, которая обнаружила своего дружка Кравченко убитым в собственной квартире. Не интересно ли? Недостающее звено. Круг замыкается,- торжественно закончил Горюнов.
  Наступила пауза.
  - А во-вторых?- спросил вдруг Михайлов так безразлично, будто новость совсем не произвела на него впечатления.
  - Что - во-вторых?- удивленно посмотрел на него Горюнов.
  - Ты сказал "во-первых", скажи теперь, что "во-вторых",- объяснил мысль Михайлова Семенов. Он уже распечатывал пачку индийского чая.
  - А во-вторых и в-третьих, уже не так интересно. Мы вчера, как я говорил, дали телеграмму матери Кравченко Будем надеяться, что она сегодня приедет. И еще. Соседи сказали, что Ракитина после смерти Лаймы Кравченко в квартире своего любовничка больше не появлялась. Он, наверное, просто прогнал её.
  - Или порвал с ней все отношения,- предположил Михайлов.
  - А может, они затаились и ждали... Ждали, пока всё перемелется? Может, это они Лайму вдвоем - а?- Горюнов будто впал в детство.
  - Ты слишком много читаешь детективов,- сказал Михайлов.- Но эту версию мы тоже не можем отбрасывать. У нас случайно нет фотографии Ракитиной?- посмотрел он на Горюнова.
  - Откуда?- развел тот руками.
  - Тогда дуй на её работу и по любому разыщи мне её фото. Заодно расспроси у сослуживцев, что она за человек, может, где зацепимся. А я займусь Лаймой Кравченко.
  - Может, у самой Ракитиной взять фотографию?- спросил Горюнов.
  - Пусть она пока не знает, что мы ею заинтересовались. Да и вряд ли это её рук дело. Я что-то сомневаюсь.
  - Тогда я пошел?
  - Иди. Связь, как обычно. И вечером встречаемся.
  - Хорошо,- сказал Горюнов и, подгоняемый любопытством, выскочил.
  Михайлов направился к начальнику следственного отдела. Увидев Михайлова, он поднялся из-за стола и пошел ему навстречу.
  - Николай Николаевич, милости просим. Извините, что никак не мог встретиться с вами: сами понимаете, текучка. И за вчерашнее тоже. Каюсь. Вы что-то хотели?- сразу перешел к делу Кольцов.
  - Да вот с этим происшествием, с Кравченко. Его жена не так давно покончила с собой. Где-то месяц - полтора назад. Я бы хотел посмотреть материалы. Они в архиве?
  - В архиве?- усмехнулся Кольцов.- Да там у нас давно нет места, до самого потолка все завалено, накопилось. Интересующие вас материалы этого года у меня в шкафу. Вы случайно не знаете номер отказного или хотя бы КУП?
  - К сожалению,- сказал Михайлов.
  - Тогда подождите секунду, я скажу Любе, она разузнает.
  Он вышел из кабинета и через минуту вернулся.
  - Сейчас Люба прогонит всё по компьютеру и даст знать. Чаю не хотите?
  - Да нет, спасибо, я только-только позавтракал. Как там у нас дела с розыском машины, которую догоняли гаишники?
  - Объявился вчера вечером владелец. По всем приметам машина была угнана у него. Кстати, неподалеку от дома того самого Кравченко. Буквально через дорогу.
  - Выходит, эти два события, как я и предполагал, связаны?- произнес Михайлов.
  - Окончательно мы ничего сказать пока не можем, машина ведь не найдена. Вот если мы её обнаружим, а в ней еще и окажется что-нибудь связанное с этим делом, тогда все и прояснится.
  - А если предположить? Тогда получается, что у Кравченко все-таки был кто-то, если и Скачко, и Бутенков видели за рулем женщину?
  - Но они могли её видеть и потом, а убийство совершить совсем другой человек.
  - Могло быть и так.
  Кольцов не сдержался и спросил:
  - Как вам наши ребята?
  - Боевые. Штаны почем зря не протирают, в кабинете не отсиживаются.
  - Эх, нам бы побольше свободы, а то порой так руки связаны... Да и техника: разве на такой гоняться за преступниками?
  - Ну это не только ваша проблема,- сказал, чтобы только поддержать разговор Михайлов,- У нас не лучше вашего.
  Тут в кабинет заглянула невысокая миловидная девушка в сером костюме. Увидев Михайлова, смутилась и замерла у двери.
  - Лев Янович, вы спрашивали номер отказного по Кравченко Лайме?
  - Спрашивал.
  - Номер 3158,- совсем зарделась она.
  - Спасибо, Любочка,- поднялся Кольцов и подошел к встроенному в стену шкафу. Девушка вышла. Открыв его, он оглядел снизу доверху лежавшие стопкой папки и, приподняв одну из них в середине, взглянул на номер.
  - Вот оно.- Достал он тонкую серую папку.- Материала, как видите, немного. Дело, скорее всего, было ясное.
  - Я возьму, если не возражаете,- попросил Михайлов Кольцова.- Ознакомлюсь.
  - Да, пожалуйста. Если меня не будет, оставите у Любы в приемной, она мне передаст. Заходите. Чем могу, тем помогу,- сказал Кольцов, закрывая за Михайловым дверь.
  Михайлов с благодарностью кивнул сидящей за компьютером Любе. Она снова зарделась и слегка улыбнулась. Михайлов поспешил в кабинет Горюнова.
  Семенов пил чай, осторожно отхлебывая. Из чашки струился пар.
  - Не будете?- показал он Михайлову на чашку.
  - Нет, нет,- отказался тот. Ему не терпелось посмотреть дело Лаймы Кравченко.
  Материалов было действительно не так много. Опросы свидетелей и близких, фотографии с места происшествия, заключение. Всё вроде бы правильно, логично.
  Предсмертная записка: "Тебе не разлучить нас", написанная рукой Лаймы, привлекла особое внимание Михайлова.
  "Странно,- подумал он.- Если покойная так обращается к своему мужу, значит, не он был виновников её разрыва. Следует ли из этого, что у Лаймы был любовник и Сергей знал о нем? Но почему тогда вешается она, а не он? Она так сильно была привязана к своему другу?"
  "Тебе не разлучить нас".
  Обратил ли следователь внимание на эту необычную записку? Ведь перед смертью человек обычно либо извиняется перед другими за содеянное, либо объясняет причину, толкнувшую его на суицид. Здесь же явный оттенок какой-то обиды, огорчения. В ней и упрек, и обвинение.
  Но все вокруг утверждают, что Ракитина и Кравченко были любовниками, а Лайма от всей души любила своего мужа. Может, никто ничего не понял? На самом деле любовник был у Лаймы, а Кравченко запретил ей встречаться с ним? Тогда кто он, этот таинственный любовник Лаймы?
  У Михайлова всё спуталось в голове.
  Одни показания соседей, другие. Допрос Кравченко. Тот ничего не отрицает: у него была любовная связь с близкой подругой его жены, узнав о которой Лайма наложила на себя руки.
  Близкая подруга его жены - Ракитина? Почему следователь не узнал этого? Ухватился за первый возникший мотив и счел дело закрытым?
  А если и Ракитина, что это меняет?
  Проклятая записка, она вносит только сумятицу!
  Михайлов еще раз пересмотрел бумаги.
  Почему нет опроса родственников Лаймы? Где её родители? Может, они больше чем кто-либо пролили бы свет на происшедшее? Где они могут быть? Может, живут за сотни километров отсюда? А где похоронили Лайму? На похороны-то родня в любом случае обязана была приехать.
  Михайлов задумался, потом пометил у себя в рабочем блокноте:
  - адрес родителей Лаймы;
  - место захоронения;
  - окружение (любовник?).
  Михайлов почувствовал, что ни на один из вопросов у него нет определенного ответа.
  "Придется еще раз допросить Ракитину",- решил он и это записал в своем блокноте.
  Семенов зазвенел чашками у свободного столика, который служил им буфетом. Увидев, что Михайлов освободился, опять спросил:
  - Может, все-таки чаю?
  - Нет, спасибо, Слава, чуть попозже.
  Поднялся.
  - Если меня будет кто искать, я поехал на квартиру Кравченко. Оттуда позвоню. Ты здесь будешь?
  - Пока здесь, мне еще один материал закончить надо.
  - Тогда я поехал,- сказал Михайлов и вышел.
  
  
  4
  
  От гадалки Ольга вышла подавленная. У неё был выбор: либо продолжать встречаться с призраком по ночам, либо ехать на могилу Лаймы и там разобраться со всем окончательно, как посоветовала Глафира Федоровна.
  Но что она там будет делать? Скажет пару пустых слов: "Прости меня" или "Оставь меня в покое"? Что это даст? Она же не настолько суеверная.
  И еще гадалка велела поставить за упокой души висельницы свечку. Это нетрудно. Только разве церковь приветствует висельников? И потом, что это изменит? Она станет спать спокойно? Её перестанут терзать ночные кошмары?
  Ольга терялась, не знала, как поступить, не могла ни на что решиться.
  А может, все-таки поехать, послушать Глафиру Федоровну? Что она теряет? В конце концов, может, действительно, побывав на могиле Лаймы, она обретет покой? То же самое внушение, которого ей так сейчас не хватает.
  Бабушке оставит записку, что заночует у подруги, бабушка все равно не знает её подруг. Сама же тем временем возьмет билет на автобус и рванет в Пырьевку, может, там освободится от своих страхов?
  Дома, к радости Ольги, Ирины Петровны не было. "Наверное, пошла в магазин",- решила она.
  Переоделась в самое необходимое: теплый свитер, брюки, куртку; взяла из своего тайника деньги и небольшую книжицу - читать в дороге. Долго не задерживалась, боялась, что встретиться с бабушкой и придется битый час объяснять ей, куда и зачем она отправляется.
  Автобус на Красноармейск должен был отправиться в 13-30. Ольга взяла билет до Черемухина, а там до Пырьевки рукой подать, как объясняла ей когда-то Лайма.
  Сколько раз Лайма упрашивала её съездить с ней домой, но у Ольги все время не получалось: то бабушка заболеет, то проект сделать не успевает,- всегда находилась какая-нибудь причина. В последние же дни, когда Ольга переспала с Сергеем, она стала избегать Лайму.
  ... Ольга училась еще на третьем курсе, денег практически не хватало, они с бабушкой решили сдавать третью комнату какой-нибудь студентке. Ольга вывесила объявления возле института. Лайму устроили условия. Видно, деньги у неё водились, а в общежитии жить не хотелось. Тут они и подружились. Ольга, оказывается, училась на том же факультете, что и Лайма, только на три курса старше. Общие интересы еще больше сблизили девушек. Потом пришел из армии Сергей. Ольга познакомила их, на свадьбе была свидетельницей. Да кто еще, собственно говоря, мог ею быть: в группе Лайма ("Божий одуванчик",- как прозвали её одноклассники) ни с кем не сошлась, держалась незаметно и отстраненно, но к Ольге привязалась безмерно. Может, это и толкнуло её в петлю? Предательство Ольги?
  После свадьбы молодожены жили у Сергея, и Ольга на правах близкой подруги часто захаживала к ним, не скрывая, что ей нравится быть другом их семьи. Сергея всегда считала за младшего брата, ведь он был на два года младше её, рос, можно сказать, на её глазах во дворе. Они были, как одна семья: две сестры и брат.
  Но в тот вечер, помнится, ей было как-то особенно одиноко, и она, как всегда, пошла к ним. Лайма уехала на выходные к отцу, Сергей был один. Он не ездил туда. У них с тестем были какие-то разногласия.
  Сергей был навеселе, но Ольгу это не смутило: они часто выпивали вместе.
  - Не обращай внимания,- сказал он, улыбаясь.- Встретил старых приятелей. Решили устроить сабантуй. Ни с того ни сего. Знаешь, я заметил, что так лучше всего получается. Хлебали пиво до шести. Если хочешь, можешь меня догнать. У меня есть водка, ликер. Будешь?
  Ольга выбрала водку. Вскоре и ей стало весело.
  - Ты только меня не целуй,- сказал вдруг Сергей заплетающимся языком,- не целуй, а то если Лайма узнает, мне - голова с плеч.
  Почему он тогда сказал это, Ольга до сих пор не понимает. Может, решил поиграть с ней?
  - Да ладно,- рассмеялась Ольга,- нашел о чем беспокоиться. Я тебя сколько раз при Лайме целовала? Встречались - целовала, расставались - целовала, и ничего.
  - Ну то были дружеские поцелуи, а по-настоящему ты меня, пожалуйста, не целуй.
  Зачем они завели тогда тот глупый разговор? И Ольга тоже была хороша: ей бы спустить все на тормозах, перевести в шутку - нет, черт за язык дернул, голова кругом пошла.
  - Неужели ты так боишься моих поцелуев?- решила она поиграть с Сергеем.- А если я возьму и поцелую тебя по-настоящему?
  - Не надо. Лайма мне голову оторвет.
  - Так-таки оторвет?- стала подкрадываться к нему, как кошка, Ольга.
  Они сидели на диване в гостиной, по телевизору показывал что-то скучное.
  - И все же я попробую,- не унималась Ольга,- хотя это должен был сделать ты: именно я вас познакомила и свела. Ты меня за это ни разу даже не поблагодарил.
  - Я не поблагодарил?- возмутился Сергей.- А сколько раз я тебе говорил спасибо? Сколько раз угощал мороженым?
  - Ну, это все по-дружески, а вот из чувства благодарности...
  Она была уже у самых его губ, в следующее мгновение жадно впилась в них. Что на неё нашло?
  - Ах! Ах!- театрально вскочил с дивана Сергей.- Она все-таки совершила это, совершила, негодница! Да ты знаешь, что я теперь с тобой сделаю? Я тебя растерзаю, распотрошу!- набросился на неё в шутку и стал лохматить волосы.
  Это завело её, но она, чтобы еще больше подзадорить Сергея, уперлась руками в его грудь.
  - Ты!- взвизгнула громко.- Ты испортил мне прическу!
  - Я?- выпалил Сергей.
  - Ты, ты, ты!- зашептала она быстро и, неожиданно ослабив напор, снова прильнула к его губам.
  На этот раз их уста не разъединились...
  
  Автобус полз, казалось, как черепаха. До Черемухина почти два часа езды. Можно было и поспать, и выспаться, и вспомнить всё, что еще не позабылось.
  Тогда Ольга вернулась домой счастливая, тело еще чувствовало его тяжесть и ласки. Но ощущение это скорее было связано с её телом, чем с образом Сергея. Теперь она понимала, что ей тогда вовсе не Сергей был нужен, а мужчина, просто мужчина. Сильный, внимательный, ласковый, не копающийся в её проблемах и не терзающий душу. Но, видно, так было угодно Богу, что на месте этого нужного тогда ей мужчины оказался именно Сергей. Как по иронии судьбы. Она ведь не сходила от него с ума, ей просто было хорошо с ним. Тогда она не чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Если бы Лайма могла её понять... Но Лайма любила Сергея без памяти, а любовь, если она всепоглощающая, всегда крайне эгоистична. Этого-то, скорее всего, душа Лаймы и не выдержала...
  
  
  5
  
  Горюнов попал в конструкторский отдел, где работала Ракитина, перед самым обедом. Видно было, что рабочая атмосфера уже спала. Даже начальник отдела Белявский, невысокий, склонный к полноте добряк, и тот, что называется, "ловил гав".
  Его стол стоял особняком в огромной, почти полностью заставленной кульманами комнате. Видно, ему не нашлось отдельного кабинета, а возможно, так было специально продумано для поддержания трудовой дисциплины. Но, даже несмотря на присутствие начальника, в заметном томлении сотрудников чувствовалось ожидание полуденного часа.
  Горюнов безошибочно направился к его столику.
  - Здравствуйте,- сказал он и сразу же представился.
  Белявский удивленно посмотрел на него. Личность вошедшего Горюнова ничего ему не говорила.
  - Чем могу быть полезен?
  - Я хотел бы встретиться с Ракитиной Ольгой Викторовной,- сказал Горюнов.
  Белявский нахмурился, глянул куда-то в сторону и, растягивая слова, проговорил:
  - Кажется, и я хотел бы ее видеть. Секундочку,- проронил он вслед за этим, откинулся на свое кресло и, опять глядя куда-то в сторону, громко крикнул:
  - Валерия! Валерия Кузьминична! Что там теперь с нашей милой Ольгой?
  Из-за одного из кульманов выглянула светло-рыжая веснушчатая головка:
  - Она на больничном, Глеб Сергеевич.
  - На больничном,- флегматично сказал, обращаясь теперь к Горюнову, Белявский.
  - Жаль,- с досадой в голосе сказал Горюнов.- А как давно?- спросил он после некоторой паузы. Их разговор напомнил Горюнову игру в испорченный телефон.
  - Валерия!- снова позвал сотрудницу Белявский.- Как давно?
  - Второй день,- ответила та, опять выглянув из-за кульмана.
  - Второй день,- передал Белявский услышанное Горюнову.- А если не секрет, что она натворила?
  - Пока ничего, не волнуйтесь. Она проходит по одному делу очень ценным свидетелем,- передразнивая манеру Белявского, ответил Горюнов.
  - Ага,- понимающе хмыкнул тот и снова нахмурился.- Вам, конечно же, нужна её характеристика?
  - Неплохо бы,- сказал Горюнов, не торопя собеседника. Ему понравилось с ним играть.
  - А вам хорошая нужна характеристика или объективная?- Белявский, казалось, ничего не боялся. Он начинал нравиться Горюнову.
   - Объективная,- наклонился к самому Белявскому Горюнов и шепотом сказал: - И неплохо бы её фотографию. Девять на двенадцать. Можно черно-белую.
  На лбу Белявского снова собрались складки. Без выработки и принятия решения он, очевидно, действовать не мог.
  - Филипп Филиппович!- после некоторой паузы громко позвал он еще одного сотрудника. Где-то в чаще кульманов раздался мышиный шелест.
  - Я вас слушаю,- из ниоткуда появился плотный кучерявый мужчина лет сорока пяти в мятом сером пиджаке и с карандашом за ухом.
  - Филипп Филиппович, помните, у нас где-то передовики были?
  Теперь настала очередь задуматься Филиппу Филипповичу:
  - Кажется... Да. На шкафу. Где же им еще быть?
  Он подошел к высокому шкафу, забитому бумагами и вытащил сверху запыленный фанерный стенд. Затем, выудив откуда-то из-за шкафа тряпку, стер с его боков пыль и поднес к столу начальника.
  - Вот,- протянул он стенд Белявскому.
  Горюнов посмотрел на фото Ракитиной и нашел, что оригинал не так уж сильно и состарился.
  - Вы разрешите, снять её фотографию?
  - Пожалуйста, теперь все равно никто не соревнуется - времена изменились. Кто мы сейчас: передовики или отстающие,- сам черт не разберет.
  Белявский произнес это с таким пафосом, с такой философской отстраненностью, что Горюнов едва не рассмеялся. Нет, Белявский - мужик что надо! В компании с ним, наверное, не скучно.
  Горюнов поднялся, убирая фотографию Ракитиной в карман:
  - Тогда я откланяюсь?
  - А характеристика?
  - Мне, собственно, нужна была только фотография.
  - Так бы сразу и сказали,- обиженно пробубнел Белявский.
  Когда Горюнов вернулся в горотдел, Михайлов еще был в кабинете. Он так и не смог уехать. Еремин хотел слышать все сам.
  - Ваше задание выполнено, товарищ майор,- сказал Горюнов и протянул Михайлову фотографию Ракитиной.
  - Хорошо,- как ни в чем не бывало произнес Михайлов.- Ты обедал?
  - Еще нет,- ответил Горюнов.
  - Тогда дуй на обед, а после заскочи, пожалуйста, в институт, где училась Лайма, и выясни адрес её родителей. С ними, я чувствую, нам тоже придется встретиться. Я тем временем еще раз загляну на квартиру Кравченко: возникли кой-какие вопросы.
  - Тогда до вечера?- спросил Горюнов, обрадованный таким поворотом дела: он давно проголодался.
  - До вечера,- сказал Михайлов и посмотрел на снимок Ракитиной.
  "Фотогеничная",- подумал он.
  Горюнова уже и след простыл.
  
  
  
  
  
  6
  
  Михайлов позвонил в квартиру, соседнюю с Кравченко. Дверь открыла невысокая пожилая женщина.
  - Простите, пожалуйста, Алена Дмитриевна, я майор Михайлов из милиции. Я понимаю, что вас не так давно опрашивал следователь по поводу вашего соседа, Сергея Кравченко, но тут у нас появились новые вопросы. Вы не могли бы мне помочь?
  Женщина подозрительно окинула Михайлова взглядом и, прищурив глаза, внимательно прочитала протянутое служебное удостоверение, потом раскрыла дверь и пригласила войти:
  - Проходите.
  Михайлов вошел. В гостиной Алены Дмитриевны сидела еще одна старушка. Михайлов поздоровался и с ней. Алена Дмитриевна жестом пригласила Михайлова сесть в кресло, сама опустилась на диван.
  - Слушаю вас, Николай Николаевич,- сказала она и тут же объяснила своей подруге цель визита Михайлова:
  - Товарищ из милиции, пришел узнать о Сергее, которого убили.
  - А!- оживилась подруга Алены Дмитриевны.- Как жаль, что я так много пропустила - уезжала накануне вечером. Я тоже соседка, только живу этажом выше. Я и не думала, что она на такое способна, а она вишь как! Зарезала его, и где только столько дней скрывалась? Вы её поймали?
  - Погодите, погодите...
  - Елена Юрьевна.
  - Елена Юрьевна, я что-то не пойму. Вы о ком говорите?- Михайлов был в недоумении.
  - Как - о ком? О Лайме, конечно. Я ведь её тогда видела, перед отъездом.
  Тут пришла очередь удивляться её подруге.
  - Да что ты такое говоришь, Леночка. Лайма же умерла два месяца назад.
  Старушка заерзала в кресле, потянулась к Михайлову за поддержкой, но Елена Юрьевна была непоколебима. Она прищурилась, будто обдумывая сказанное, и подтвердила:
  - Вот и я была поражена.- Она выпрямилась и уставилась мимо Михайлова куда-то в стену.- Я даже остолбенела, когда увидела её. Ну, думаю, призраки в доме появились.- Елена Юрьевна перевела взгляд на Михайлова.- Она и прошла в квартиру, ни разу не обернувшись, как лунатик какой-то. Я наверху стою, спускаться боюсь, думаю, неужто покойники мерещиться стали? Ущипнула себя, когда она в квартиру вошла,- нет, живая я. Может, думаю, её ущипнуть надо было?
  Михайлов не знал, что и сказать. Старушка вроде на выжившую из ума не похожа, но слова её вполне можно принять за бред душевнобольного. Без малейшего сомнения она утверждает, что видела покойницу.
  - Елена Юрьевна, а вы не ошиблись часом?- спросил Михайлов.- Не с этой ли женщиной вы тогда столкнулись?- протянул Михайлов фотографию Ракитиной.
  Старушка аккуратно взяла из его рук снимок, удалила его на расстояние вытянутой руки и, прищурившись, с минуту рассматривала. Потом вернула Михайлову.
  - Да нет, нет, что вы, не эта. Та и полнее была, и лицом потемнее.
  - Но может, разглядеть её как следует вам не позволяло освещение?- спросил Михайлов.
  - Да куда там не позволяло,- обиделась старушка.- Это я, наоборот, в тени стояла, а она на свету.
  Михайлов все же опять протянул ей фотографию.
  - Посмотрите еще раз, пожалуйста, Елена Юрьевна, еще раз,- попросил он.
  Старушка снова взглянула на фото, выпятила узкие губы. На лбу её собрались складки.
  - Нет, не эта, точно.
  - А как же быть с тем фактом, что Лайма умерла больше месяца назад?- повторяя слова Алены Дмитриевны, сказал Михайлов.
  - Я и сама удивлялась и никому до сих пор об этом не рассказывала: еще за дурочку примут. Ну а вы как-никак милиция, наверное, должны знать, иначе как вам расследовать?
  - Вы правы,- сказал, поднимаясь, Михайлов.
  - Вы что-то еще хотели узнать?- спросила Алена Дмитриевна.
  - Да. Как жили супруги Кравченко? Вы не замечали между ними каких-нибудь ссор или распрей?
  Алена Дмитриевна немного подумала.
  - Нет, нет. Знаете, чтобы так, как другие - с криками, с грохотом - такого никогда не было. Да и жили-то они у нас всего несколько месяцев - что там увидишь? Ну, встретишь иногда на лестнице, поздороваешься. Нет, нормально жили. Как все. Еще что-то?
  Видно было, что она всей душой хотела помочь Михайлову.
  - Да нет, кажется, больше ничего,- направился к дверям Михайлов.- Я, пожалуй, пойду.
  Алена Дмитриевна закрыла за ним дверь и вернулась назад.
  - Странная эта милиция,- сказала Елена Юрьевна.- Им правду говоришь, а они не верят.
  - Да как же поверишь в то, что ты покойницу встретила?
  - А что мне покойница! Я ведь рассказываю то, что видела,- возмущенно ответила Елена Юрьевна,- а не выдумываю!
  
   Михайлов еще с минуту постоял на лестничной площадке.
  Старуха, видно, совсем тронулась. Смерть Лаймы Кравченко официально зафиксирована. Её похоронили. Цветы на могиле давно, наверное, проросли. Но и просто так, ради красного словца, вряд ли старуха болтала бы. Выходит, она все-таки кого-то видела? Кого? Переодетую Ракитину? Но Лайма и Ракитина даже отдаленно не похожи ни ростом, ни комплекцией. Тогда кто приходил в квартиру Кравченко накануне убийства?
  Михайлов вошел в квартиру потерпевшего и набрал по телефону дежурную часть.
  - Это майор Михайлов. Горюнов еще не вернулся?
  - Нет, товарищ майор. Тут одна женщина пришла, говорит, что она мать того, убитого, что без головы.
  - Кравченко?
  - Наверное.
  - А Семенов у себя?
  - Сейчас узнаю.
  Через минуту в трубке снова раздался голос дежурного:
  - У себя, товарищ майор.
  - Тогда скажи ему, пусть свозит мать Кравченко на опознание и обратно с ней в горотдел. Я к тому времени подъеду.
  - Передам, товарищ майор. Если объявится Горюнов, что ему сообщить?
  - Пусть тоже срочно едет к себе, нам надо встретиться.
  Михайлов положил трубку. Кажется, лед тронулся. Он еще раз посмотрел на фотографию Лаймы на стене. Все-таки что-то знакомое проступало в четких чертах её лица. Глаза у Лаймы почти, как у Ракитиной. И если подбородок Ракитиной приделать вместо подбородка Лаймы, они, кажется, буду неразличимы. Неужели они в жизни были похожи?
  "Черт его знает",- чертыхнулся Михайлов и, выйдя из квартиры Кравченко, закрыл на замок дверь.
  
  
  
  
  7
  
  Всю дорогу Бряка был не в себе. Он сидел на заднем сиденье, и его то и дело пробирала дрожь.
  - Ребята, может, домой поедем, вдруг там менты?
  Его старшие товарищи Санька Прыщ и Толик, которым давно перевалило за четырнадцать, не выказывали никакого волнения.
  - Что ты все хнычешь,- не отрываясь от дороги и умело манипулируя рулем, говорил Сенька, самый старший, высокий для своих лет, крепкий и кучерявый.- Какие там в районе менты? Их там никогда днем с огнем не сыщешь. Да мы и не будем там разъезжать, купим по бутылочке пива - и обратно.
  Они катались уже минут двадцать. Поначалу вдоль посадок по грунтовке, но это было неинтересно - сильно не разгонишься, не успел набрать скорость - посадка закончилась, дальше колхозные поля, пашня, там их могли увидеть. Сенька и предложить мотнуться в район за пивом, показав несколько червонцев.
  - Где взял?- спросил Толик.
  - Заначка,- ответил Прыщ.
  Толика не нужно было долго уговаривать. А вот Бряка, самый младший из всех, вдруг запротестовал: а если поймают?
  - Да кому ты нужен, сопля зеленая!- глянул на него с презрением Прыщ.- Мы же её не угоняем, только прокатимся немного. Ничего тебе не будет, ты еще несовершеннолетний,- закончил Прыщ.
  Бряка и верил ему, и не верил. Тот все-таки был старше, знал больше. Может, и вправду им ничего не сделают?
  - Поехали,- опять сказал Прыщ и вырулил на дорогу, ведущую в район.
  Но Бряке было боязно. И хотя он знал, что отец в крайнем случае только накричит на него, не находил себе места. Доводы Прыща казались ему малоубедительными, поэтому он всю дорогу умолял приятелей вернуться домой. Однако скорость и бодрая музыка только подхлестывали неуемных сорванцов.
  - Гляди, как по трассе классно гнать,- сказал Толик, сидевший на переднем сиденье вполоборота, закинув ногу на ногу.
  Они уже мчались к переезду, и Сенька, как заправский водитель, стал сбавлять скорость. Машина неуклюже перебралась через железнодорожные рельсы. За переездом Сенька снова добавил газа, и они стрелой вылетели из посадки, заслоняющей железнодорожную ветку.
  На повороте, ведущем в район, ребята неожиданно увидели гаишника. Тот сидел на черном "МТ" с коляской и пил воду из бутылки.
  Теперь уже испугались все. Сенька вывернул руль вправо и, не снижая скорости, попытался проскочить мимо милиционера незамеченным, но тот обратил внимание на сидящих в "Жигулях" малолеток и, отшвырнув бутылку, вскочил на сиденье, мигом завел мотоцикл и рванул за машиной.
  - Ну что, что я говорил?- захныкал опять Бряка.
  - Да заткнись ты!- бросил ему Прыщ, решая, что делать. Он и сам растерялся при виде мента. Они ведь здесь никогда не стояли. Конечно, не ему бежать от милиционера. "Лучше, наверное, остановиться",- подумал Сенька, переключил на нейтралку и сбросил газ.
  Машина, прокатившись еще несколько метров, приткнулась у обочины. Гаишник притормозил рядом, громко зашуршав гравием, рассыпанным вдоль асфальта, слез с мотоцикла и подошел к ним.
  - Так, так, ребятки, покататься, значит, надумали?- спросил он, заглядывая в салон.- Нет, нет, сидите, сидите,- сказал, заметив движение озорников.- Хотя нет. Ну-ка перебирайтесь все на заднее сиденье, живо!
  Сеньке и Толику ничего не оставалось, как выполнить команду.
  - Дяденька, дяденька, мы не хотели,- заныл сразу же Бряка, но милиционер пропустил его рев мимо ушей. Сенька и Толик повесили носы.
  Милиционер связался с райотделом и сообщил о случившемся.
  - Требуется помощь для транспортировки автомобиля. Как поняли?
  - Понял вас хорошо. Скоро будем,- прошипело из рации.
  Ребята сидели не шелохнувшись. Даже Бряка перестал ныть. Гаишник стал осматривать машину, глянул на номера. Что-то знакомое показалось ему в комбинации цифр. Он достал из бокового кармана блокнот и, полистав его, нашел нужную страницу. Еще раз взглянув на номерной знак, присвистнул от удивления и спрятал блокнот обратно. Затем подошел к задней дверце машины, открыл её, посмотрел внимательно на ребят и спросил:
  - Ну, признавайтесь, у кого вы ее угнали?
  На мальчуганов жалко было смотреть. У каждого была каша в голове. Прыща конечно же отец исполосует, как он это часто делает. Бряку с неделю не будут выпускать на улицу. Толику запретят играть на приставке.
  - Что молчите?- опять спросил гаишник.
  - Мы её не угоняли,- пробурчал едва слышно Сенька.- Мы её нашли.
  - Так, так,- произнес милиционер, рассматривая ребят. Мороки кому-то прибавится. А вот хозяину радости: машина в целости и сохранности, ничего не снято, не скручено. Иные находят вообще без запчастей, а то и сгоревшими.
  - Вы местные?- спросил гаишник, не сводя с парней глаз.
  - Тутошние,- опять негромко произнес Сенька.
  - И то хорошо,- милиционер повернул голову в сторону виднеющихся на горизонте домов. Со стороны поселка к ним уже приближался милицейский "уазик".
  - Вот и сопровождение. Сейчас проедем в райотдел, будем разбираться.
  Гаишник отошел от машины и остановился на краю дороги. "Уазик" подъехал прямо к нему.
  
  8
  
  Когда Семенов вернулся из морга, Михайлов сидел в кабинете. Мать Кравченко осталась пока в коридоре.
  - Мы прибыли,- сказал Михайлову Семенов.
  - Как прошло опознание?
  - Она узнала его. У него под левой мышкой была родинка.
  - Как она?- спросил Михайлов, обдумывая, сейчас поговорить с матерью Кравченко или погодя.
  - Крепенькая оказалась старушка: в обморок не падала. Сейчас вроде в норме. Позвать?
  - Зови, будем беседовать.
  Семенов выглянул в коридор и пригласил мать Кравченко зайти.
  Это была еще не старая женщина. Однако судьба оставила на ней свой отпечаток. Мешки под глазами и складки в уголках рта. Щеки обвисли, лоб изборожден, волосы сыпались на её худые узкие плечи. Взгляд пустой и потухший. Она, наверное, многое в жизни повидала, много страдала. Теперь еще пережила сына, который к тому же умер не своей смертью.
  Михайлов подумал, что лучше бы, конечно, перенести разговор: так сильно она была подавлена. Но когда еще выпадет случай? Да и слишком много накопилось невыясненных вопросов.
  Из вежливости он сказал:
  - Вы сможете со мной разговаривать или перенесем разговор на другой день?
  - Да что там переносить,- выдавила из себя Кравченко.- Давайте уж сейчас.
  Михайлов еще раз с сомнением посмотрел на неё, но беседу не прервал: расследование не терпело отлагательств.
  - Как вас зовут?- спросил Михайлов.
  - Елена Ивановна.
  Он записал её данные. Они, оказываются, ровесники.
  - Скажите, Елена Ивановна,- спросил Михайлов,- вы подозреваете кого-нибудь в смерти вашего сына?
  - Да кого? Только его.- Она не поднимала на Михайлова глаз.
  - Кого его?- уточнил Михайлов.
  - Отца Лаймы. Он уже давно грозился убить Сережу.
  - Конкретнее, пожалуйста, Елена Ивановна. Когда отец Лаймы грозился убить вашего сына?
  - Тогда еще, когда забирал Лайму.
  - Куда забирал?
  - С собой. Он ведь не дал Лайму хоронить здесь. Сказал, что Лайма будет лежать только дома и увез её. Сережа даже возразить ничего не мог. Он всегда не любил Сережу.
  Михайлов попытался сложить вместе фишки этого домино.
  - Значит, Лайму похоронили не в городе?
  - Я же вам сказала: он увез её с собой.
  - А куда, вы, случайно, не знаете?- Её ответ мог ускорить поиски.
  - Как же не знаю: к себе, в Пырьевку.
  - В Пырьевку?- переспросил Михайлов.
  - Да, она оттуда, там живет её отец.
  Михайлов пометил в своем блокноте. Кажется, что-то начинает проясняться.
  - А почему Сергей не воспрепятствовал этому?
  - Я же говорю вам: у них с отцом Лаймы были натянутые отношения. Её отец не хотел даже, чтобы она выходила за Сережу замуж. Категорически был против. Даже на свадьбу не приехал. Я всё сама тянула.
  - А вы как относились к Лайме?- не удержался Михайлов, чтобы не задать и этот вопрос.
  - Мне все равно, с кем встречается мой сын, лишь бы он был счастлив.
  - Но и отец Лаймы, наверное, хотел счастья для дочери?- спросил Михайлов.
  - Да если бы он хотел, то не препятствовал бы браку. Она же любила моего Сережу, души в нем не чаяла. Разве он не видел?
  - У каждого родителя свой взгляд на такие вещи. Может, отец Лаймы ничего не замечал?
  - Да видел он всё, видел. Разве это скроешь? И Сережа её сильно любил. Может, это его и заело?
  Михайлов предпочел промолчать.
  - А как вы объясните смерть Лаймы?
  - Здесь Сережа не виноват. Это всё та курва - Ольга. Она его с толку сбила.
  - А ведь, насколько нам известно, они давно знакомы - ваш Сергей и Ракитина.
  - Ну так что ж, что давно. Это не давало ей права лезть в кровать к женатому мужчине,- вдруг прорезалась у матери Кравченко неприкрытая злость. Видно, она и Ракитину не очень-то жаловала.- И потом, когда всё это случилось... - продолжала она,- когда Лайма покончила с собой, Сергей сразу же прогнал эту стерву. Он видеть её больше не мог, я знаю. Разве это не доказательство? Может, даже она его и убила.
  Михайлов не стал её переубеждать.
  - Тогда еще один вопрос: как жили Сергей с Лаймой?
  Мать Кравченко недоверчиво посмотрела узкими, вдруг похолодевшими глазами на Михайлова и сказала:
  - Я же говорила вам: душа в душу, как голубки. Да вы хоть кого спросите, в доме вам о них каждый скажет.
  С минуту Михайлов обдумывал услышанное, переваривал. Молчала и мать Кравченко. Вроде больше спросить нечего.
  - Вот еще,- вдруг всплыло у Михайлова.- Скажите, а вы случайно не знаете, Лайма водила машину?
  - Водила. Сережа еще собирался машину покупать, а ездить не умел. Я ему говорила: как же ты учиться будешь, а он мне: Лайма научит, она, мол, хорошо водит.
  Михайлов переглянулся с Семеновым. Появлялись новые вопросы. Он зацепился за слова матери Кравченко:
  - Так вы говорите, что Сергей собирался покупать машину? Но ведь он нигде не работал, только пришел из армии?
  Женщина опять взглянула на Михайлова с недовольством.
  - Да, денег у него не было. И за это многие его не любили. А на машину он бы скопил, он у меня знаете какой был? Работящий, сильный, не в пример своему отцу!
  - А вы давно с ним не живете?
  - С кем?- спросила мать Кравченко.
  - С мужем?
  - А кто вам сказала, что у меня был муж? У меня его никогда и не было.
  Михайлов почувствовал себя неловко.
  - Простите, я не хотел вас обидеть.
  Михайлов еще раз просмотрел в блокноте свои записи. Кажется, ему больше не о чем было спросить.
  - Скажите,- прервала его размышления мать Кравченко,- а тело Сережи я могу забрать?
  - Тело?- спросил Семенов.- Без головы?
  Мать Кравченко обожгла его взглядом.
  - Конечно, можете,- сказал, почувствовав негодование женщины, Михайлов.- Только как хоронить-то будете без головы?
  - Разве вы её не найдете?- с упреком в голосе бросила она.
  - Этим занимает вся милиция,- сказал Семенов.- Конечно, найдем.
  - И все-таки я хотела бы забрать тело сына,- твердо повторила мать Кравченко.
  - Хорошо,- сказал Михайлов.- Мы позвоним. Тело вам выдадут.
  - Спасибо,- тихо сказала Елена Ивановна и замолчала, замкнувшись в себе. Потом, почувствовав, что вопросов к ней больше нет, спросила:
  - Я могу идти?
  - Да, пожалуйста,- ответил Михайлов.
  Она поднялась и, сгорбившись, медленно вышла из кабинета. Семенов проводил её долгим взглядом.
  - Еще вроде нестарая на вид, а злости...
  - Да, злости у нее хватает. Буквально все принимает в штыки.
  - Как же она с такой злобой живет?- спросил Семенов.
  - Кто её знает,- ответил Михайлов.- Может, она и не живет вовсе.
  
  
  9
  
  - Итак, подытожим,- сказал Михайлов, когда его коллеги, Семенов и только что вернувшийся Горюнов, расселись за свои столы.
  Горюнов наконец-то привез адрес отца Лаймы. Он один остался белым пятном в этой истории. Значит, все дороги вели в Пырьевку.
  - Так как друзей и знакомых у Кравченко было немного, круг подозреваемых в его убийстве...
  - И обезглавливании,- вставил Горюнов.
  - ... и обезглавливании,- согласился с подсказкой Михайлов,- сузился до трех человек. Первая - Ракитина, близкая подруга Кравченко и его последняя любовница. Поводом для убийства мог стать отказ Кравченко встречаться с ней дальше.
  - Притянуто за уши,- сказал Горюнов.
  - Согласен. Но исключить полностью эту версию мы не вправе.
  - А если шантаж?- предположил Семенов.- Допустим, Лайма не повесилась, а её вздернул сам Кравченко? Может, она его довела? Ракитина догадалась об этом или знала наверняка и стала его шантажировать!
  - Семеновна!- воскликнул Горюнов.- Ты все перекрутил! Убили-то Кравченко, а не Ракитину!
  - Выходит, Ракитина отпадает?
  - Пока сходит на нижнюю ступеньку,- сказал Михайлов.- Теперь отец Лаймы. У него есть и повод, и возможности для совершения убийства. Как рассказала мать Кравченко, он ненавидел своего зятя и даже не хотел, чтобы Лайма выходила за него замуж. После того, как он узнаёт о смерти дочери, в чем, бесспорно, был виноват Кравченко, он пробирается к нему в квартиру и убивает, когда тот засыпает.
  - Так-то всё вроде логично,- с сомнением произнес Горюнов,- только непонятно, зачем его обезглавили и почему нигде нет крови, а только несколько капель на подушке?
  - Это уже загадка...- заметил Михайлов.- И, наконец, Лайма. Это вообще, как вы говорите, из области фантастики. Если допустить, что её видела накануне убийства соседка и инспектор ГАИ в преследуемой машине, то из этого выходит, что Лайма осталась каким-то образом жива и таким странным способом просто-напросто отомстила своему любимому муженьку за измену.
  - Этого нормальный ум не воспринимает.
  - А если предположить, что она не умерла, а просто заболела этой, как её, черт... Каталепсией? С виду человек мертв, а на самом деле спит,- сказал Семенов.
  - Ага!- ввернул с поддевкой Горюнов.- И как утверждал в старину один врач: единственный способ убедиться, жив человек или мертв - подождать, когда его тело начнет разлагаться. Семеновна, ты меня убиваешь. Она же повесилась!
  - Ладно вам, хохмачи. Давайте серьезнее,- прервал их перебранку Михайлов.- Итак, на ком остановимся?
  Он вопросительно посмотрел на своих коллег. Горюнов пожал плечами. Семенов произнес:
  - Мне кажется, нужно снова допросить Ракитину, потом отца Лаймы...
  - И вскрыть могилу его дочери,- закончил за него Горюнов.
  - Этого я не говорил,- помотал головой Семенов.
  - Но без этого нам, наверное, не обойтись,- согласился с Горюновым Михайлов.- Надо все-таки удостовериться, что Лайма погребена, хотя я и не верю в чудеса.
  Неожиданно зазвонил телефон. Горюнов поднял трубку:
  - Горюнов слушает.
  Наступила минутная пауза.
  - Ну, я следователь,- сказал в трубку Горюнов.- Кто говорит? Бабушка Ольги Ракитиной?- Горюнов замахал руками, показывая Михайлову, чтобы тот взял трубку спаренного аппарата.- Нет-нет, вы обратились по адресу. Нет, не заняты.
  Михайлов тоже поднял трубку.
  - Понимаете,- говорила Ирина Петровна,- я пришла домой, а Оли нет. Заволновалась. Ведь она давно должна быть дома. И тут смотрю: свитера её теплого нет, курточки тоже, и она мне оставила записку, что идет к подруге и останется там ночевать. Но я не знаю, что это за подруга. Оля никогда раньше ни у каких подруг не ночевала. Я забеспокоилась, а в пальто нашла ваш телефон, подумала, что может, она у вас, может, просто так написала записку, чтобы меня не тревожить?
  - Да нет,- сказал Горюнов,- внучки вашей у нас нет, мы бы сами не прочь встретиться с ней. А скажите, пожалуйста, как давно она ушла?
  - Не знаю. Я вернулась часа в два, её не было. К подружке как будто еще рано идти, да Оля меня б заранее предупредила, а то как ушла утром к гадалке, так я её и не видела.
  - Простите, как вас зовут?- вмешался в разговор Михайлов.- Я майор Михайлов. Это я оставлял этот телефон вашей внучке.
  - Ирина Петровна,- раздалось в трубке.
  - Ирина Петровна, вы сказали, что Ольга обращалась к гадалке?
  - Да, я посоветовала. Понимаете, ночью ей приснилась её умершая подруга.
  - Лайма?
  - Лайма. Откуда вы знаете?
  - Догадываюсь, Ирина Петровна.
  - Сон странный был какой-то, вот я и отправила её к своей старой знакомой. Говорят, она в этом разбирается.
  - Ясно,- сказал Михайлов.- И с тех пор вы её не видели?
  - Нет, только вот записка. Но писала она её уже, как я поняла, после визита к Глафире Федоровне.
  - Кто это?
  - Гадалка.
  - Понятно. Значит, сейчас Ольги дома нет.
  - Нет. И я не знаю, что и думать.
  - Ничего. Не волнуйтесь, ложитесь спокойно отдыхать, она, скорее всего, на самом деле у подруги.
  - Хорошо, если так,- будто успокоившись, сказала Ирина Петровна.
  - Да, и еще,- проговорил Михайлов.- Ирина Петровна, я очень попрошу вас, когда всё-таки появится Ольга, пусть позвонит нам по этому самому телефону. Договорились?
  - Я передам ей. Обязательно.- Голос Ирины Петровны еще дрожал.
  - Вот и спасибо. До свиданья. Не тревожьтесь, пожалуйста, спите спокойно.
  - До свиданья,- тихо промолвила бабушка Ракитиной и положила трубку.
  - Ну вот,- безрадостно произнес Михайлов.- Теперь и Ракитина пропала.
  Он обратился к Семенову.
  - Славик, запишите себе, пожалуйста. Мать Кравченко сказала, что он собирался покупать машину. Средств у него, как мы понимаем, не было. Отработайте эту линию. Может, мы вообще не там ищем, и родственники Кравченко здесь совсем ни при чем?
  - Хорошо, товарищ майор.
  Снова затрещал телефон. Теперь взял трубку Михайлов.
  - Майор Михайлов слушает. Так. Так. Когда? Давно пришло сообщение? Два часа назад? Да что ж вы там, мать вашу, заснули, что ли?- с раздражением воскликнул он, бросил трубку и неожиданно для всех улыбнулся:
  - Хоть одна хорошая новость за целый день.
  - Не томите, Николай Николаевич,- запричитал Горюнов.
  - Нашлись "Жигули", которые преследовал Скачко.
  - Где?!- воскликнули хором Горюнов и Семенов.
  - В районе Черемухина. Где это?
  - Черемухино? Это же райцентр к северу от нас. На машине чуть больше часа езды,- сказал всезнайка Горюнов и вдруг просветлел: - Постойте, а ведь Лайма из Черемухинского района. Деревня Пырьевка. Я ведь сегодня узнавал!
  Михайлов тоже обрадовался. Все дороги ведут в Рим.
  - Значит, завтра прямо с утра в Черемухино.
  - А на чем?- спросил Михайлова Горюнов.
  - На твоем "Москвиче", если не возражаешь. Насчет бензина я договорюсь с Силаевым, тебя заправят. Нет, лучше заправься сегодня, а завтра часов в семь и выедем.
  - А я, товарищ майор, с вами?
  - Нет, ты останешься. У тебя есть работа. А если Ракитина объявится, задашь ей новые вопросы. А лучше разыщи её сам. Как ты понимаешь, она у нас подозреваемый номер два.
  - А первый кто?- спросил Семенов.
  - Пока остается отец Лаймы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть III
  
  СКРЕЩЕНИЕ
  
  
   "Все дороги ведут в Рим"
   (Ж. Лафонтен "Третейский судья,
   брат милосердия и пустынник")
  
  
  1
  
  В Черемухино автобус прибыл в четыре часа вечера. Ольга вышла на автостанции, вошла внутрь. Расписание автобусов висело за стеклом кассы. В недлинном перечне автобусных остановок она быстро разыскала Пырьевку на пути маршрута Черемухино - Лыково. Автобус на Лыково отправлялся в 18-40.
  - Скажите,- спросила Ольга у кассира,- а до Пырьевки долго ехать?
  - Мину двадцать пять - тридцать,- ответила кассирша.
  - Спасибо,- сказал Ольга и отошла от кассы.
  Значит, в Пырьевке она будет около семи вечера. Куда она пойдет, она же никого не знает?
   И к отцу Лаймы не сможет пойти - он её никогда не видел. Что она ему скажет? Что близкая подруга его погибшей дочери? Чего ей надо?
  Нет, в Пырьевку нужно ехать утром. Она спокойно разыщет могилу Лаймы и...
  "Господи!- вдруг мелькнуло у Ольги.- Зачем я вообще сюда приехала?"
  "Ты должна вымолить у неё прощение,- вспомнились ей слова старухи-гадалки.- Вокруг тебя смерть, одна смерть..."
  Ольгу передернуло.
  Может, стоит все-таки послушать старуху? Не убудет от нее, если съездит на могилу своей бывшей подруги и помолится там за упокой её души? Нет же! Самое трудное в жизни - переступить через саму себя, отречься от себя. На такое способны, как думала Ольга, только истинно верующие. Сегодня это, может быть, предстоит сделать ей. Сделать то, что делать совсем не хочется: признать свои ошибки, назвать их единственно верным словом без боязни потерять чувство собственного достоинства, оказаться униженной и оскорбленной, презираемой всеми, ведь признание своих ошибок и покаяние - суть одно и то же, синонимы. Нельзя признать свои ошибки, не покаявшись. Теперь она понимает это. И просто не может не сделать то единственное, что от нее требуется.
  Ольга вернулась к кассе, снова посмотрела на расписание. Утренний автобус на Лыково отправляется в 10-30. В одиннадцать Ольга будет на месте. Если ничего ужасного не произойдет, вернется к вечернему рейсу в Карск. Она вполне может на него успеть. Значит, так и поступит. Переночует где-нибудь здесь, а утром отправится в Пырьевку. Нужно только узнать, где тут можно остановиться. Ольга снова спросила у кассира:
  - Простите, вы не подскажете, здесь есть хоть какая-нибудь гостиница?
  Кассирша недоуменно взглянула на Ольгу, но ответила:
  - Выйдете из станции и направо вниз. Метров двести пройдете и справа увидите небольшое двухэтажное здание гостиницы.
  - Спасибо,- поблагодарила её Ольга и покинула автостанцию.
  Черемухино оказалось небольшим поселком, в центре которого высились три - четыре пятиэтажки, остальные дома были маленькие и приземистые. Улицы почему-то были редко засажены деревьями, но и посаженным было не более десяти лет: они еще не набрали своего роста, стволы их можно было легко обхватить руками.
  Возле гостиницы вообще не было зелени, только неширокие клумбы по обеим сторонам заасфальтированной дорожки, ведущей прямо к входу. Ольга вошла. В холле никого не было. Она прошла дальше и попала в коридор, вдоль которого располагались комнаты. Справа, в конце коридора, Ольга увидела открытую дверь и направилась туда.
  Комната, в которую она заглянула, оказалась небольшим кабинетом с простой неприхотливой обстановкой: стол, несколько стульев, книжный шкаф, до половины набитый документацией в папках, холодильник.
  За столом в свете настольной лампы сидела женщина в теплой сиреневой кофте и что-то писала. Ее волосы блестели в тусклом отраженном свете.
  - Простите,- вынуждена была прервать её работу Ольга.- У вас тут можно остановиться?
  Женщина подняла на нее густо накрашенные глаза и спросила:
  - Вы хотите переночевать или снять номер на несколько дней?
  - Хотела бы переночевать,- ответила Ольга, чувствуя себя неловко: она не так часто ночевала в гостиницах.
  - Присаживайтесь,- пригласила её комендантша.- Подождите секундочку, я узнаю, ушла кастелянша или нет, она работает до четырех.
  Комендантша вышла, и вскоре до Ольги донесся её зычный голос:
  - Лена! Лена! Ты еще здесь?
  Ольге стало тоскливо. Сомнения снова охватили её. Какой черт занес её в это унылое захолустье, в убогую гостиницу, где и постояльцев-то нет? Сказать, что её сюда загнала судьба, все равно, что ничего не сказать или покривить душой. Нужна ли ей эта поездка? Что она делает здесь? Зачем приехала? И почему вообще должна из-за кого-то страдать? Тем более из-за людей не таких уж, если честно говорить, ей и близких.
  "Зачем я здесь?- думала Ольга.- Почему?"
  Её размышления прервала неожиданно появившаяся комендантша.
  - Вы, к сожалению, немножко не успели: кастелянша ушла домой. Но это не страшно,- сказала, увидев, как потемнело лицо Ольги.- У нас есть один номер на двоих. С бельем. Только смотрите, никаких посторонних. У нас с этим строго. Паспорт у вас есть?
  - Да, вот,- Ольга вытащила из дорожной сумочки паспорт и протянула его комендантше.
  Та раскрыла его и начала просматривать страницу за страницей, раз за разом поднимая голову и глядя на Ольгу.
  - Если не секрет, зачем к нам пожаловали?
  Ольга посмотрела в любопытные глаза комендантши и сказала:
  - Я у вас проездом, завтра утром уеду.
  - Понятно,- проговорила комендантша, продолжая выписывать Ольге квитанцию.- Значит, завтра до обеда?
  - Я выеду часов в девять утра. Только переночую,- сказала Ольга.
  - У нас таких правил нет. Заплатите до обеда, а выезжайте хоть с рассветом.
  Ольга не стала спорить. Ей хотелось сейчас поскорее остаться одной. Её охватили усталость и безразличие.
  Комендантша быстро прикинула на калькуляторе и назвала сумму. Ольга без возражений вытащила из своего кошелька деньги и тут же расплатилась.
  - Комната номер пять. Идемте, я вас провожу. Будете выезжать, сдадите комнату техничке. Я её предупрежу. Во сколько вы, говорите, выедете?
  - Часов в девять - полдесятого.
  - Так ей и скажу.
  Возле пятого номера они остановились, комендантша достала из кармана кофточки связку ключей и открыла номер.
  - Внутри шпингалет, можете на него закрыться. В комнате, пожалуйста, не курите, радио громко не включайте. Если понадобится что-то разогреть - кухня в конце коридора направо. Санузел на другом конце. Спокойного отдыха,- сказала напоследок комендантша и вышла.
  Ольга закрыла за ней дверь на шпингалет, задернула на окнах шторы, включила свет, забралась с ногами на постель, прислонившись спиной к стене, и укуталась в одеяло: её немного знобило.
  
  Самоубийство Лаймы потрясло её. Она не ожидала от неё такого поступка. Лайма, тихая, неприметная девушка оказалась настолько страстной, преданной, что бездумная и ничего, казалось бы, не значащая измена Сергея в один миг погубила её. Разве могла Ольга предположить, что такое может случиться? Она вообще тогда не придала тому событию никакого значения. Для неё, так же, как и для Сергея, она была уверена, та ночь была не более чем прихоть, забава. Она надеялась, что Сергей после той ночи будет мудрее и не раздует из мухи слона, однако он воспринял все, как трагедию. Уже наутро проклинал себя и просил Ольгу поскорее уйти, оставить его одного.
  - Как ты не понимаешь, я же люблю Лайму. Не знаю, что произойдет, если она узнает об этом.
  - А что может произойти?- словно не понимая, спрашивала Ольга.
  - Да она не простит мне этого,- сжимая виски, говорил Сергей.
  - Но ты вовсе не обязан ей говорить,- пыталась образумить его Ольга.
  - Как же не обязан? Как не обязан! Я ведь с ума сойду! И какое тогда между нами доверие, искренность? Какое чувство?
  И он не смог умолчать, не стал походить на тысячи других женатых мужиков, для которых измена - обычное дело. Обо всем, что произошло, Сергей все-таки рассказал Лайме. И хотя не признался, с кем разделил в ту ночь их брачное ложе, Лайма и сама догадалась. Это только подхлестнуло её. Предательство мужа и близкой подруги. Она не нашла в себе сил больше жить. От Ольги уже ничего не зависело.
  
  За окном сгущались сумерки. Лампа в комнате, казалось, стала гореть ярче. Ольга согрелась и почувствовала себя лучше.
  А как бы она сама поступила, если бы ей изменил любимый? Тоже покончила с собой или ответила ему тем же? Можно было только догадываться. Однако Ольгу тогда совсем не мучила совесть. Она не думала о том, что Лайма отважится на такое. Ведь, чтобы покончить жизнь самоубийством, нужна, наверное, смелость. Или одержимость. Или отчаяние! Наверное, все-таки отчаяние, ведь у Лаймы кроме Сергея и неё, Ольги, в этом городе ближе не было никого. Иногда Ольге просто казалось, что они с Лаймой как две сестры, как два колоска на одном стебельке. Может быть, потому она так легко отдалась Сергею? Может быть потому, что чувствовала себя Лаймой? Или хотела чувствовать? Во всем...
  Когда-то они, еще до прихода Сергея из армии, таким же теплым уютным вечером сидели вместе в комнате Лаймы и болтали о всякой всячине. Напротив кровати, на которой они сидели, висело зеркало. Ольга то и дело бросала взгляд на их отражение. И вдруг... Вдруг её пронзила какая-то ясная мысль: "А ведь мы чем-то схожи".
  - Мы похожи,- не удержалась тогда она и проговорила то, что возникло в тот момент в её душе.- Ты даже не представляешь, как мы похожи,- потрясенная этим открытием, восторженно воскликнула Ольга, продолжая смотреть в зеркало.
  Но Лайма ничего на это не сказала. Только внимательно посмотрела туда, куда и Ольга, и, смущенно улыбнувшись, прижалась головой к её плечу. У неё были мягкие шелковистые волосы.
  А потом Лайма, словно почувствовала разницу, словно уловила желание Ольги слиться с ней и попыталась убежать. Перед свадьбой покрасилась в другой цвет, черный, сделала более короткой стрижку, сменила губную помаду и цвет теней.
  Теперь она не хотела походить на неё! Ни в чем.
  "Ах, Лайма, Лайма,- думала Ольга.- Ты никогда ничего не имела своего, всегда принадлежала кому-то, и однажды захотела вырваться из силков, попытавшись сама стать собственником. Но не так-то просто изменить характер, сломать привычку. Вот что убило тебя, а вовсе не какая-то там супружеская измена. Но и я не подарок, каюсь. В этом была и моя вина. Я превратила тебя в зверька в клетке, расставила силки, не желая терять тебя, Лайма. И даже с Сергеем, своим давним приятелем Сергеем, свела тебя, может быть, поэтому"...
  Неожиданно Ольга спохватилась. Она ведь не узнала, есть ли в Пырьевке церковь! Может, её там и нет? Ольга ощутила сильное желание исповедаться. Носить в себе всё, она чувствовала, ей уже не под силу. И хотя слабо верила, что кто-то может ей помочь, становилась все больше уверенной, что без этого не обойтись, что так надо, что покаяние будет единственным условием того, что смерти Лаймы и Сергея ей простятся.
  Ольга вышла в коридор. Ни души. Направилась к выходу. В холле за столом, уткнувшись в тонкую книжицу, сидела дежурная, низенькая, плотная толстушка с пухлыми пунцовыми щеками, заступившая, очевидно, на ночь. Ольга тихо поздоровалась с ней и спросила, есть ли церковь по дороге на Лыково.
  - Есть,- ответила дежурная, оторвавшись от книжки.- В Рокатово. А что?- уже с любопытством уставилась она на Ольгу. Ольге это мало что говорило.
  - Да так, ничего. А как далеко от Пырьевки?- спросила она.
  - Да почти рядом. Пырьевка - следующий поселок за Рокатово. Вам там что-то надо?
  - Да нет, я, собственно, к знакомым, в Пырьевку.
  - А-а!- понимающе протянула дежурная, не спуская с Ольги любопытного взгляда.
  Ольга вернулась в номер и снова прилегла на кровать, уставившись в противоположную стену.
  "Это хорошо,- думала она,- что есть церковь". Она обязательно заглянет в неё.
  Голоса за окном стихли, и Ольга уснула.
  Ей снился огромный сад, множество невысоких раскидистых деревьев. Кажется, яблонь. Плодов на них не было, и листья, блеклые, потемневшие до черноты, сохранились не везде. Сад был запущен. Длинные корявые ветви переплелись и тяжело клонились к земле. Между деревьями трудно пройти: мешают ветки, но Ольга упорно продирается сквозь них.
  Вдруг что-то зацепилось за её пальто. Она обернулась, чтобы взглянуть, и увидела, что сад исчез и она находится в огромном сарае, доверху набитом сеном. Вокруг полумрак, сырость и почему-то запах тлена. Ольга нервничает, отступает к двери сарая, чувствуя, что кроме неё в нем есть еще кто-то, кого она не видит. Страх обволакивает, она продолжает пятиться и вдруг оступается, падает навзничь и... просыпается.
  Яркое солнце светит ей прямо в глаза. Пора отправляться в дорогу.
  
  
  2
  
  В семь утра, как планировал Михайлов, выехать с Горюновым им не удалось. Подвел "Москвич". Куда-то пропало зажигание.
  - Ничего не пойму,- разводил в отчаянии руками Горюнов.- Еще вчера ездил, все было нормально.
  - Ладно,- махнул рукой Михайлов,- жду тебя в горотделе. Надеюсь, не долго будешь копаться.
  До горотдела от Горюнова рукой подать. Михайлов пошел не торопясь, чтобы побыть немного одному, собраться с мыслями.
  Парк, мимо которого он шел, печально провожал его взглядом. Среди деревьев нет- нет да и мелькали беззаботные бродяги. Скамейки пустовали, ни крика, ни визга, только шелест листвы от внезапно налетающего ветра да перехлест голых ветвей где-то вверху, в глубине не совсем еще осыпавшихся крон.
  Ничего не клеилось в этом деле. Кому нужна была смерть Кравченко? Ракитиной? Не было, казалось, никакого мотива. Его отказ продолжать с ней отношения может только возмутить вспыльчивую женщину, но никак не довести её до убийства. Отец Лаймы? У него больше всего поводов лишить зятя жизни: тот стал виновником гибели его дочери, причем дважды, так как почти всякий горячо любящий отец воспринимает замужество своей дочери как гибель. Отец Лаймы был против её замужества. Вот почему на свадебных фотографиях его нет. Самоубийство Лаймы еще больше увеличило недовольство, переросшее в откровенную ненависть. Теперь остается выяснить, как он это сделал. Выходит, как ни крути, а ехать в Пырьевку необходимо.
  Михайлов поднялся на второй этаж горотдела, вошел в кабинет Горюнова, сел за свободный стол, раскрыл дело, заново начал пересматривать бумаги. Дошел до фотографии Ракитиной. Что-то всё-таки знакомое проступало в её чертах. Михайлов не мог только понять - что.
  Зазвонил телефон. Михайлов снял трубку.
  - Товарищ майор,- послышался в ней голос дежурного.- Горюнов ждет вас внизу. Машина на ходу.
  - Спасибо,- сказал Михайлов,- сейчас спущусь.
  Еще раз посмотрел на фотографию.
  "Наверное, показалось",- подумал он и убрал дело в сейф.
  
  Они ехали минут пятнадцать. В салоне тихо звучало радио. Мимо плавно проносились неприхотливые пейзажи средней полосы: холмы, овраги, посадки, перелески. Уже вовсю разгулялась осень - трава пожухла, листья на деревьях почти полностью облетели, ветер гонял по небу хмурые тучи.
  - Николай Николаевич, как вы думаете, это дело у нас зависнет?- спросил Горюнов
  - Всё зависит от того, что расскажет нам отец Лаймы. Что там мы знаем о нем?
  - Ничего особенного. Родился в сорок втором, сейчас на пенсии, живет в Пырьевке.
  - В квартире Кравченко не найдено ни одного его отпечатка, ни одного следа,- с сожалением сказал Михайлов.
  - Это еще ничего не доказывает,- не унывал Горюнов.- Может, он просто ловко замел следы.
  - Может, и так. Пробрался в квартиру Кравченко незамеченным и ушел из нее, как человек-невидимка.
  Михайлов замолчал и всю оставшуюся дорогу только слушал радио и смотрел в окно.
  В Черемухино въезжали со стороны железнодорожной ветки. На въезде в поселок Горюнов притормозил и спросил у прохожего, где находится райотдел милиции. Подъехав к серому двухэтажному зданию, Горюнов припарковал свою машину. В дежурной части Михайлов с Горюновым представились, и их сразу направили к начальнику.
  С начальником Черемухинского райотдела подполковником Лахновским Михайлов еще не сталкивался, однако тот сразу ему понравился. Михайлов ввел его в курс дела, вкратце рассказав об угоне автомобиля, его преследовании и убийстве Кравченко. Внимательно выслушав, Лахновский связался с дежурным и спросил его, не объявлялся ли Свирида.
  - Он здесь, товарищ подполковник.
  - Пусть зайдет,- сказал Лахновский и посмотрел на Михайлова.
  - Ребят мы пока отпустили, хулиганку на них вешать не стали - совсем еще дети. Хотя на учет поставили: сегодня покатались на угнанной машине, завтра сами начнут угонять. Но вы их разыщите быстро: Свирида в своем районе каждый куст, каждый плетень знает. Участковым там четвертый год. Он с вами и поедет.
  - Мы хотели бы сначала взглянуть на найденные "Жигули". В них ничего не обнаружили?
  - Вроде ничего. Если вы не возражаете, я дам вам сопровождающего, он всё покажет.
  - И еще.- Михайлов не спешил уходить, не решив до конца всех вопросов.- Нам, скорее всего, понадобится разрешение на вскрытие могилы Лаймы Кравченко в Пырьевке, вы не сможете с этим помочь?
  - Все, что в моих силах,- сказал Лахновский.- Сейчас же свяжусь с нашим прокурором.
  - Тогда мы пока осмотрим машину.
  Михайлов и Горюнов вместе с худощавым сержантом вышли во внутренний двор райотдела, где в тени кирпичного здания стоял угнанный автомобиль. Михайлов сразу полез в салон. Ему показалось, что на чехле на переднем сиденье есть небольшие темные пятна. Он подозвал сержанта.
  - Вы не в курсе, анализ этих пятен проводился?
  - Не могу сказать,- ответил тот.- Я вчера не работал.
  - Надо бы срочно сделать анализ. Возможно, это кровь.
  К ним приблизился невысокий коренастый лейтенант и представился участковым Свиридой.
  - Мне о вас подполковник Лахновский говорил. Я в вашем полном распоряжении.
  Михайлов окинул лейтенанта оценивающим взглядом и сказал:
  - Тогда первым делом заедем к малолетним угонщикам, а затем в Пырьевку, к Кречету.- И обратившись к сержанту.- Вы меня поняли, сержант? Чехол немедленно на экспертизу. Через час мы свяжемся с дежурным, пусть результаты оставят ему.
  - Хорошо, товарищ майор, будет сделано.
  Но выехали они только через час. В кармане Михайлова лежало долгожданное разрешение на вскрытие могилы Лаймы Кравченко, подписанное прокурором. Свирида в общих чертах обрисовал Кречета.
  - Живет здесь года, наверное, два, не больше. Откуда приехал, не знаю. Держится уединенно, поселился за деревней. Нигде не работает. Наверное, занимается огородом, держит хозяйство. К себе никого близко не подпускает и ни с кем в Пырьевке не водится. Я несколько раз заезжал к нему по долгу службы - я ведь должен всех знать. Мне он показался несколько странным. В разговоре постоянно отворачивается, прячет глаза. Я сначала думал, что он из бывших заключенных. Проверил по картотеке,- нет, у нас не числится, может, и не сидел.
  - А дочка его?- спросил Михайлов.
  - Дочку хорошо помню. Красивая была девчонка. Жаль, умерла.
  - А Кречет, случайно, автомобиль не водит? У него есть машина?
  - Машину не видел. Водит он или нет, не знаю. А что, это важно?
  - Сейчас все важно, лейтенант. Эти "Жигули", на которых лихачили ваши пацаны, были угнаны из Карска. Предположительно женщиной.
  - Или мужчиной, переодетым в женщину,- вставил Горюнов.
  - И вы думаете, что это был Кречет?
  - Мог быть кто угодно. Наверняка не установлено.
   Вскоре показалось Рокатово. Бросился в глаза купол храма, скрытого домами и пышными деревьями.
  - Мальчишки живут в этой деревне,- сказал Свирида.- Сейчас здесь будет поворот направо и метров через сто двор того, самого младшего из угонщиков, Славика по прозвищу Бряка. Думаю, сначала лучше заглянуть к нему: он еще не так бесцеремонен, да и боязлив немного.
  - Хорошо,- сказал Михайлов,- будем иметь в виду.
  Горюнов свернул направо, проехал еще немного вперед и остановил машину у невысокого крашеного штакетника, на который ему указал Свирида. За забором они увидели небольшую побеленная известью избу с серой, потемневшей от времени шиферной крышей.
  
  
  3
  
  На крыльце, выходящем во двор, стояла пожилая женщина в кожухе, черном платке и с помойным ведром в руке. В её глазах отразился испуг, свободная рука невольно потянулась к груди.
  - Здравствуйте, Мария Степановна,- сказал Свирида, отворив калитку и входя во двор.- Мы снова к вам. Славик ваш далеко?
   Женщина не выпускала из рук ведро. Казалось, она совсем о нем забыла.
  - Вы хотите его арестовать?
  - Да нет же, Мария Степановна,- усмехнулся Свирида и покачал головой.- Я же вам вчера говорил: никто вашего Славку сажать не будет. Просто у наших товарищей появились новые вопросы.
  Женщина все еще недоверчиво покосилась на Свириду, потом на Горюнова и Михайлова.
  - Мария Степановна,- выступил вперед Михайлов.- Поверьте, нам сейчас очень важно поговорить с вашим сыном. От этого, может быть, зависит судьба не одного человека.
  Женщина несколько расслабилась.
  - Я его сегодня еще не выпускала во двор. Всю ночь не спала. Это ж надо - чуть в тюрьму не угодил. Связался с этими. Говорила ему, говорила.
  Она, наконец, поставила ведро на крыльцо.
  - Проходите, он там, в хате, телевизор смотрит.
   Они вошли в дом.
  - Слава! Слава! Где ты там? А ну, подь сюды, тут к тебе знов милиция. Да вы присаживайтесь, вот стулочки, садитесь,- пригласила их хозяйка.
  Появился Бряка, замер испуганным сурком на пороге.
  - Ну, здравствуй еще раз, Слава,- обратился к нему Свирида.- Тут товарищи из области хотят с тобой поговорить.
  Мальчик посмотрел сначала на Горюнова, потом на Михайлова, затем уткнулся глазами в пол.
  - Скажи нам, Славик, где вы нашли машину, на которой в район приехали?- спросил его Михайлов.
  - Ну, отвечай же,- насела на сына мать.- Шляться где попало, так ты герой. Отвечай, когда тебя спрашивают!
  - Мы на рыбалку ходили: я и Толик,- вполголоса пробубнил мальчик.- Машина в кустах была, возле Пырьевки.
  - А точнее?- проговорил Михайлов.
  - Возле старого кладбища, в кустах.
  - А почему вы решили, что она ничья? Может, кто-то на могилку приехал?
  - Да на том кладбище давно никого не хоронят, а двери у неё все открыты были и стояла она как-то не так.
  - Как?
  - Если на кладбище приезжают, то заезжают с другого края, а тут машина совсем в стороне, возле посадки, ну как брошенная.
  - Ладно,- остановил его Михайлов, поняв, что мальчишка толком ничего не может объяснить.
  - И вы сразу сели в машину?
  - Нет, мы сначала вернулись домой и рассказали обо всем Сеньке.
  - Это Прыщ, самый старший из них,- подсказал Михайлову Свирида.
  - И он предложил вам покататься?- спросил Михайлов.
  Слава утвердительно кивнул головой.
  - Ну, а вещи в машине были?
  Мальчишка нахмурил брови, будто припоминая что-то, потом нетвердо сказал:
  - Нет, я не видел. Вещей, кажется, не было.
  - Точно?- переспросил Михайлов.
  - Отвечай, когда тебя старшие спрашивают!- дернула его за плечо мать, и Слава как выстрелил:
  - Сумка была спортивная, небольшая. Сенька её себе взял, сказал, что на рыбалку с ней ходить будет.
  - Больше ничего?
  - Ничего.
  - А в сумке что лежало?
  - Не знаю, я не видел,- по-прежнему уставясь в пол, промямлил мальчик.
  Михайлов с Горюновым переглянулись.
  - А где именно вы обнаружили сумку?
  - На переднем сиденье.
  - Хорошо,- сказал Михайлов, поднимаясь.- Заглянем к твоему другу. Он далеко живет?
  - Да через две хаты,- махнула рукою в том направлении мать Славика.- Он, видно, сегодня дома: вчера Гаврилыч разорялся, тоже давал ему нагоняй.
  Они попрощались, вышли во двор, остановились возле машины.
  - Ну что?- сказал Михайлов.- Зайдем к Прыщу, надо взглянуть на сумку, может, она еще цела. А потом в Пырьевку.
  
  Двор Прыщей был обнесен высоким зеленым забором с металлическими воротами.
  - Семья Прыщей одна из самых зажиточных в колхозе,- сказал Свирида, когда они подошли к воротам.- Старший Прыщ у всех на виду, работяга. От этого и достаток в доме. Сын не в него. Удивляюсь даже, чего нынешней молодежи не хватает? Думаю, меньшой Прыщ мне еще долго нервы будет портить.
  Он стал громко колотить кулаком в ворота. За ними грозно залаяла сторожевая собака. По её хрипам чувствовалось, что злости у неё хоть отбавляй.
  На лай вышел хозяин. Властным окриком унял пса и отворил калитку.
  Увидев Свириду в форме и с ним еще двух человек в штатском, он подозрительно окинул всех взглядом, потом сказал:
  - Я уже в курсе. Мне вчера мать все рассказала. Я отстегал его по первое число. Олег Степанович, вы уж простите меня, ради Бога, не углядел. Поверьте, он мне каждый день душу выматывает. Скажите, что ему за это будет?
  - Пока мы его только ставим на учет, дальнейшее зависит от него самого,- ответил ему Свирида.
  У Прыща как камень с души свалился.
  - Но мы сейчас не за этим к вам заглянули. Ваш Сеня дома?
  - Да дома, сегодня я его никуда не пустил.
  - Нам нужно у него кое-что уточнить. Вы не могли бы его позвать?- попросил Михайлов.
  - Да вы заходите во двор, я сейчас пса загоню.
  Прыщ открыл им калитку, приглашая войти, а сам направился к собаке, начавшей опять рвать цепь и лаять. Хозяин снова гаркнул на нее, отчего та испуганно поджала хвост, взял за кожаный ошейник и заволок в деревянную будку, после чего припер выход небольшим, сколоченным из досок щитом. Затем крикнул, что было мочи, оглушая округу:
  - Сенька, Сенька, паразит, а ну, выдь сюды!
  Затем он опять обратился к милиционерам:
  - Может, в дом зайдете?
  - Да нет,- отказался Михайлов.- Мы ненадолго.
  Через пару секунд из дома выскочил сын Прыща. Глаза его испуганно забегали, как только он увидел участкового и с ним еще двоих неизвестных. Также испуганно, казалось, торчал его высокий белобрысый чуб.
  - А ну, паразит, иди сюда!- снова грохнул на него отец.- Что застыл как пень? Сумел набедокурить - умей и ответ держать!
  Парень робко приблизился.
  - Мы опять по вчерашнему происшествию,- сказал Михайлов.- Вспомни, пожалуйста, в машине были какие-нибудь вещи? Это очень важно.
  - Отвечай, засранец, когда тебя спрашивают!- дернул сына за предплечье отец. Сенька едав не расплакался. Михайлов неодобрительно глянул на старшего Прыща, и тот, поймав взгляд Михайлова, чуть остепенился.
  - Отвечай, было там что?
  - Сумку одна,- чуть слышно пробормотал Сенька.- Больше ничего.
  - Какая сумка? Большая, маленькая?
  - Небольшая, спортивная.
  - А в сумке что?- опять спросил Михайлов.
  - Ничего не было. Пустая.
  - И где же она?- спросил Свирида.
  Мальчик запнулся, будто обдумывая что-то.
  - Где сумка, отвечай?- не выдержал отец.
  - В сарае. Я её ненарочно взял. Думал, для рыбалки пригодится.
  - Ах ты, стервец, гаденыш! Мало тебе своего добра, на чужое потянуло?!- замахнулся на него отец, но Горюнов быстро перехватил тяжелую руку.
  - Спокойнее, батя, спокойнее.
  - Принеси нам сумку, пожалуйста,- попросил Михайлов, и Сеня, чуть сгорбившись, неторопливо засеменил в сторону сарая.
  - Живо!- не удержался, чтобы опять не крикнуть на него отец.
  Через минуту Михайлов держал в руках небольшую спортивную сумку.
  - Сумку мог бы опознать только Бутенков. Нам же остается только гадать, она это или не она,- сказал он Горюнову и, широко раскрыв сумку, заглянул внутрь.
  - Ну-ка, Женя, посмотри ты,- подозвал он к себе поближе Горюнова.
  Горюнов заглянул в сумку.
  - Может быть.
  Тогда Михайлов обратился к Прыщу:
  - В общем, вы понимаете, что сумка у вас изымается как вещественное доказательство.
  - Я понимаю,- сказал Прыщ, провожая милиционеров до калитки.- Всегда поможем, если что надо.
  Не успели они дойти до машины, как сзади снова раздалось громкое:
  - А ну марш домой, паразит, я чем тебе приказал заниматься?!
  Дальше их путь лежал в Пырьевку. Михайлов чувствовал, что им предстоит долгий и серьезный разговор с отцом Лаймы.
  
  
  4
  
  Тяжелый пузатый "ЛАЗ" тащился очень медленно. А на переезде и вообще чуть ли не ползком перевалился через рельсы.
  Ольга утром, подходя к автостанции, немного озябла, но, сидя у самого двигателя, она согрелась и теперь могла спокойно подумать обо всем, что с ней случилось. Однако все мысли о тех днях словно унеслись куда-то, и Ольга думала о чем угодно, только не о том, что так волновало её в последнее время.
  Но может, она сознательно гнала эти мысли? Может, нарочно не хотела ни о чем вспоминать? Хотя и понимала, что все равно ей никуда не деться, что все случившееся рано или поздно опять ее настигнет, и тогда неизвестно, как она избавится от этого.
  В автобусе несколько пассажиров тихо дремали, уткнувшись кто в оконное стекло, кто в воротник. Ольге не спалось, и это радовало, потому что каждый раз перед сном она закрывала глаза со страхом: а вдруг опять ей приснится что-то, чего она меньше всего хотела бы видеть, чувствовать или переживать.
  Сверкающий купол рокатовской церкви она заметила еще издали, на подъезде к деревне. Да его и невозможно было не заметить. Местная церковь была, наверное, здесь самым высоким сооружением. И хотя крест на куполе едва доходил до третьего этажа, церковь была видна далеко, может, оттого, что в любое время дня её серебристая луковица во все стороны рассеивала солнечные лучи.
  Ольга вышла у небольшой кирпичной остановки, дождалась, пока "ЛАЗ" скроется из виду и только тогда пошла дальше вдоль по улице, не упуская из виду церковный купол.
  Стрелки на часах замерли на одиннадцати. Она приехала почти по расписанию, значит, у нее еще есть время, прежде чем прибудет новый автобус. Но по-другому она бы не попала в Рокатово: кроме этого и вечернего автобусов рейсов больше не предполагалось. Но это ничего, главное, что она на месте, а значит, сделает все, как ей посоветовали, и как, она верила, ей нужно поступить.
  Её это не удивляло. Она родилась в стране истого, казалось бы, атеизма. С детства воспитывалась в абсолютном равнодушии к церкви. Ни отец, ни мать никогда, сколько она себя помнит, не навязывали ей ни своих взглядов, ни своего безверия. Иногда, только бабушка, суеверно наслушавшись на улице бабьих россказней, одергивала мать, говоря: "Сегодня не шей, не убирай - праздник!" - и мать слушала её, хотя ничего не смыслила ни в постах, ни в обрядах, ни в атрибутах, не знала, кто такой Николай-угодник и в честь какого события отмечают Пасху.
  Бабушка тоже в этом разбиралась слабо, но, общаясь со старушками во дворе, часто из солидарности с ними подсказывала всей семье, что грех, а что дело святое, когда нужно сходить в церковь, а когда освятить воду.
  Так же и Ольга. Её мало занимали библейские истории, и в церковь она бегала исключительно ради любопытства или эстетической потребности, ибо весь этот блеск, мишура, позолота и багрянец, тихое пение старушек и какое-то неземное упоение очаровывали её, как, впрочем, и красивое кино, и музеи, и демонстрация мод.
  Но теперь она почувствовала какую-то иную потребность, чем просто довериться кому-то или поговорить с кем-то по душам. Тут было что-то другое. Хотелось высказаться не просто человеку, но кому-то... Ольга даже не могла понять, кому, и думала, что батюшка ей поможет. Слепая уверенность воодушевила её. Мнилось, что, исповедавшись, она изгонит из себя все страхи, отвернет все несчастья, душа её обретет покой и равновесие.
  С такой уверенностью она вошла во двор церкви, села на лавочке у невысокого решетчатого забора и стала ждать, когда откроется церковь и она сможет поговорить с настоятелем.
  Церковь представляла собой двухэтажное, если не считать купола, почти квадратное здание, задний и боковой фасады которого утопали в пышных зарослях. Несколько высоких осин за забором создавали преграду холодному северному ветру. К входу вела неширокая дорожка из каменных плит, между которыми пробивалась молодая трава. Над дверью - навес, опиравшийся на деревянные столбы.
  С полчаса просидела Ольга на скамейке. Мимо неё иногда проходили какие-то старушки в черных платках, окидывали Ольгу подозрительными взглядами и скрывались за углом церкви, где, наверное, были жилые строения. Ольга терялась: неужели сегодня церковь закрыта? Потом из-за угла вышла еще не старая женщина в черном ситцевом платке и подошла к ней.
  - Ты чего-то хотела, дочка?- спросила она.- Если на службу, то её сегодня не будет, а если заказать что, то храм работает по субботам и воскресеньям: у нас в округе не так много прихожан.
  Ольга поднялась, глянула в теплые глаза женщины и, несколько смутившись, произнесла:
  - Я бы хотела увидеться с батюшкой. Мне очень нужно.
  Женщина с любопытством посмотрела на Ольгу, но расспрашивать не стала.
  - Вообще-то сегодня он не принимает, но раз ты приехали издалека, я спрошу, может, он уделит несколько минут.
  - Спасибо большое,- кротко сказала Ольга.
  Женщина повернулась и вскоре скрылась за углом церкви.
  Ольга ждала еще минут двадцать. Может, женщина забыла или батюшка не захотел к ней выйти? Ольга не знала, что и думать.
  "Хорошо, хоть еще не холодно",- думала в ожидании.
  Однако женщина, вопреки сомнениям, сдержала слово. Спустя время опять вышла из-за угла и поманила Ольгу к себе.
  - Сейчас батюшка оденется и примет тебя. Есть чем покрыть голову?
  - Есть,- засуетилась Ольга, доставая из сумки светло-коричневый берет.
  - Тогда ступай за мной.
  Ольга послушно последовала за женщиной, еще не зная, о чем будет говорить - всё перемешалось в голове. А переступив порог низкой комнатушки, посреди которой на столе стояла купель, и совсем растерялась.
  В помещении прежде всего в глаза бросалась скудость обстановки. Ни единого украшения на четырех покрашенных белилами стенах, только скромная икона Богоматери в верхнем левом углу. Видно, церковь действительно была небольшой и холодной, если крестили обычно в этой узкой, отапливаемой углем комнатке. На вымощенном плиткой полу стояли простые деревянные скамьи. Свет проникал через задернутые белыми накрахмаленными занавесками окна. Люстрой служила крохотная керосиновая лампа, стоявшая на древнем комоде, где, видимо, хранилось всё необходимое для обряда.
  Вскоре дверь отворилась, и в комнату вошел бородатый мужчина в рясе. Присмотревшись к нему, Ольга заметила, что священник не так уж и стар. Скорее всего, ему не было и сорока. Это открытие еще больше смутило Ольгу, и она совсем растерялась: ведь этот человек старше её на каких-то десять-пятнадцать лет, как же она ему будет исповедоваться?
  В облике батюшки было что-то аскетичное. Высокий, худой, с длинным, почти неподвижным лицом, он мало напоминал Ольге тех упитанных, оплывших от жира служителей церкви, с которыми она сталкивалась на венчаниях или крестинах у своих друзей и знакомых. Глубоко запавшие глаза, восковый лоб, иссохшие руки - всё говорило о том, как много этот человек постится или страдает. И если бы Ольга не знала, что перед ней стоит священнослужитель, точно брезгливо бы отвернулась от него и тем более не заговорила. Но сан будто придавал его внешности совсем иное толкование, более душевное, что ли, и Ольге сразу стало спокойнее, умиротвореннее, она уже без боязни могла открыться этому человеку, рассказать без утайки о своей жизни, мыслях, несчастье, которое её постигло.
  Она поднялась со стула, на котором сидела, и приготовилась к любым вопросам, но батюшка мягко тронул её за руку, возвращая на место, и, подвинув другой стул, сел рядом.
  - Варвара Тимофеевна сказала, что вы хотели со мною поговорить,- начал он издалека.- Но среди своих прихожан я что-то вас не припомню. Вы неместная?
  Ольга отрицательно качнула головой.
  - Как вы тогда оказались здесь? С какой целью?
  - Я приехала издалека,- сказала Ольга, и что-то вдруг помешало ей говорить. Какие-то сомнения опять закрались в душу. Стоит ли вообще рассказывать ему о чем либо? Она же приехала сюда за сотню километров не просто затем, чтобы поговорить. Может, лучше подняться и уйти? Сможет ли он понять её? Что она ему скажет?
  Но батюшка не торопил её, ждал, пока она сама осмелиться всё рассказать.
  - У вас, наверное, случилось что-то скорбное? Это произошло с вами или с вашими близкими?
  - С моими друзьями.
  Ольга наконец нашла в себе силы начать.
  - Очень сожалею,- сказал батюшка.
  - Понимаете, во всем, во всем прежде всего виновата я. Вернее... Точнее, не во всем. Я их не убивала. Лайма сама пошла на это, но подстегнула её именно я. Я так думаю. Из-за меня это всё!
  При упоминании имени Лаймы взгляд священника переменился, и, хотя Ольга этого не заметила, ему стало не по себе.
  - Вы сказали - Лайма? Случайно, не Лайма Кречет?
  - Это её девичья фамилия, а по мужу она Кравченко. Вы её тоже знали?- подняла на него печальные глаза Ольга.
  - Сталкивался с ней. А потом приезжал молодой человек.
  - Сергей,- перебила его Ольга.- Это мог быть только Сергей, её муж.
  - Он был удручен, подавлен и хотел просить у неё прощения. Кажется, он был искренен.
  - Знаете, как он сильно её любил. Если бы меня так любили. Но я... я...- Ольга хотела обозвать себя нехорошим словом, но вовремя опомнилась - наверное, в храме сквернословить неприлично.- Понимаете, это из-за меня она покончила с собой.
  На священника ее слова произвели сильное впечатление.
  - Постойте, вы говорите, что она покончила с собой?
  Ольга удивленно посмотрела на него.
  - Разве вы не знали?
  - Её отец сказал, что она умерла от воспаления легких. Молодой человек тоже не упоминал о причине её смерти. Впрочем, я тогда и не допытывался.- Священник на минуту задумался.- Выходит, она была самоубийцей?
  - Простите её, батюшка, она же не со зла. Это я во всем виновата. Из-за меня Лайма на это пошла.
  Вдруг Ольга заметила, что батюшка её совсем не слушает, а думает о чем-то своем. Она спросила его:
  - Вы меня слышите?
  - Мне говорил старый настоятель этого храма,- неожиданно, будто и не пропадал, начал говорить священник,- что есть что-то нехорошее в этих местах и рано или поздно оно проявится. Он ждал этого всю жизнь, но так и не дождался. Когда мне это рассказывал, я отказывался верить, считая всё выдумкой его старческого угасающего сознания, но теперь я понимаю: он предупреждал меня, как будто знал наверняка!
  Ольга не могла взять в толк, о чем он говорит, и что-то страшное пронзило её. Она испуганно стала вглядываться в лицо человека, который нес неизвестно что.
  - Так вы говорите, он сильно любил её?
  - Да,- ответила ему Ольга.
  - Как сильно?
  - Очень, очень сильно, я бы сказала даже, безумно,- проговорила, хотя сама в такую любовь совсем не верила: не те времена, думала, для безумных страстей.
  - И он пришел, чтобы сказать, что не может без неё жить, умолял её простить его и вернуться. Вернуться!
  Священник не смог усидеть на месте, резко поднялся и заходил вокруг стола с купелью.
  - Теперь я всё понимаю: он её вызвал!
  - Откуда вызвал?- ничего не понимала Ольга.
  Священник снова опустился возле неё на стул.
  - Вы говорили, что она покончила с собой.
  - Да. Повесилась.
  - А он потом три дня ходил к нам в церковь и ставил за её упокой свечки. Поставит - и к ней на могилу. Вернется и снова уходит. Понимаете?
  Ольга отрицательно покачала головой.
  - Он хотел вернуть её!
  - Но разве это возможно?
  - Для этого мира ничего невозможного нет. Он не позволил её душе уйти на тот свет, раскаялся и попросил вернуться. И значит, она еще не мертва!
   Ольга посмотрела на настоятеля как на сумасшедшего. Ей стало не по себе. Она поднялась, чтобы уйти, но священник удержал её.
  - Постойте, постойте, вы неправильно меня поняли. Я вам кажусь, наверное, безумцем. Я сам себе порой кажусь ненормальным. Но вот вы пришли, сказали мне о них, и я сразу понял. Сядьте, пожалуйста, выслушайте меня до конца. Понимаете, в последнее время в округе стали происходить странные вещи. Говорю это не понаслышке. По крайней мере, два человека точно умерло при удивительных обстоятельствах. Я отпевал их. У обоих на шее ранки. Как будто укусы зверя. Я хоть и священник, но по части земной все же рационалист, и сам попытался для себя определить причину этих смертей и не смог. Потом в Пырьевке произошел падеж скота. Это они сообщили, что падеж. На самом деле раз в неделю корова оказывалась мертва, причем в её теле не оставалось ни капли крови!
  - Ну и что?
  - Теперь, когда вы рассказали мне всё, я понял, чьих рук это дело.
  - И чьих же?- Ольга уже стала жалеть, что пришла сюда. Этот странный священник стал пугать её.
  - Я думаю, что это... В общем, это Лайма их всех лишила жизни!
  - Лайма?!- не могла поверить Ольга.
  - Да. Она стала вампиром!
  Это не укладывалось в голове. Ольга почувствовала, как у неё слабеют ноги.
  - Я вам все объясню. Постарайтесь только понять меня. Пожалуйста.
  Ольга посмотрела в глаза священнику. В них была мольба.
  - Нет,- вновь вскочила со своего места Ольга.- Вы хотите убедить меня в том, что Лайма - мертвая Лайма! - каким-то чудом ожила и начала убивать людей и животных?
  - Да,- ответил священник.
  - И я должна верить этим россказням?
  - Понимаете, существует поверье, что вампирами чаще всего становятся самоубийцы. Но с Лаймой этого, может быть, и не произошло бы, если бы в естественный ход вещей не вмешался её муж. В своем огромном раскаянии он не позволил душе Лаймы отойти на тот свет. Он умолял её вернуться к жизни, сам не понимая, к чему это может привести. Если бы он этого не хотел так сильно...
  - Но это же какая-то нелепица!- не удержалась, чтобы не воскликнуть Ольга.
  - Почему нелепица? Разве вам не приходилось поднимать находящегося при смерти человека своей огромной любовью? А те, кто находился в состоянии клинической смерти, разве не рассказывают они о том, что прежде чем забрать их в мир иной, у них всегда спрашивали, не ждет ли их кто-нибудь на этом свете? И разве вам не известно, что жизнь человека кончается только тогда, когда его ничто больше здесь не держит!- воскликнул настоятель.
  - Во всё это трудно поверить.
  - А вы поверьте. Как верят в чудеса, как верят в силу Христа. Поверьте: душа Лаймы не даст никому покоя. Я боюсь, что её муж вскоре сойдет с ума.
  - Хуже,- сказала Ольга.
  - Что вы сказали?
  - Я говорю: хуже. Его позавчера нашли убитым в собственной постели. Без головы. И на простынях не было ни капли крови!
  - Значит, она пришла к нему!
  - Вы все-таки думаете, что это сделала Лайма?
  - Я просто убежден.
  Ольга испуганно уставилась на священника.
  - На Лайму это так непохоже. Я не верю, что это она убила всех тех людей и выпила кровь у скота. Она была такая добрая, чистая.
  - Вы забываете, что этими качествами обладал человек, а не вампир, которым после смерти стала Лайма.
  - И все равно не верю, что это была Лайма, пусть она даже и превратилась в вампира.
  - А пропавшая голова? Вы же сами сказали, что там не обнаружили ни капли крови! Выходит, она сначала выпила всю кровь, а потом забрала с собой его голову. Только зачем?
  На этот вопрос и у Ольги не было ответа. Тишина на минуту окутала комнату.
  - Что нам теперь делать?- нарушила её Ольга.
  - Нужно остановить Лайму.
  - Как?
  - Только традиционным способом: осиновый кол в сердце.
  - Это значит, что нужно разрыть её могилу?- Ольга похолодела.
  - А как еще до нее добраться?- Священник снова стал невозмутимым.
  Ольга не знала, что сказать. Зачем она приехала в эту деревню? Зачем встретилась с этим странным настоятелем? Что теперь делать?
  - Мне кажется, тянуть не стоит, ведь скоро исполнится сорок дней со дня её похорон. После этого срока её душа никогда не сможет уйти и будет вечно мыкаться по земле, досаждая другим.
  Тут Ольга вспомнила, как во сне к ней явилась Лайма.
  "Тебе не разлучить нас!"- сказала она тогда.
  Значит, так может продолжаться всю жизнь, и всю жизнь душа Лаймы будет доказывать Ольге, что Сергей принадлежит только ей, Лайме. От этого можно сойти с ума!
  - Я согласна,- сказала, избавившись наконец от всех сомнений, Ольга.
  - Тогда мы сейчас оттрапезничаем, а после обеда отправимся в Пырьевку.
  Ольга не стала противиться.
  - Как вас зовут?- обернулся на пороге батюшка.
  - Ольга,- ответила девушка.
  - Священная,- тихо произнес он и закрыл за собой дверь.
  
  
  5
  
  Они вышли только около часу дня. Пока готовился обед, пока ели, потом отец-настоятель отдавал распоряжения по хозяйству. В серых брюках и теплой кожаной куртке настоятель он совсем не был похож на священника, больше на геолога. Это сравнение убрало, казалось, мнимую преграду, разделявшую Ольгу и ее духовного наставника.
  - Пойдем более коротким путем - через посадку. Это всего минут двадцать ходу. Вечером в Пырьевке нельзя появляться. Под покровом темноты эти звери творят неизвестно что. Днем же они нам не страшны.
  Уверенность и боевой настрой священника придал силы духа и Ольге. Теперь она была убеждена, что они поступают правильно. Зло нужно остановить, пока оно не распространилось повсюду. И Лайма сейчас была таким злом.
  По дороге батюшка поинтересовался, как Ольга догадалась сюда приехать.
  - Сначала мне приснилась Лайма,- сказала она.- Мне показалось, она хотела что-то сообщить, но во сне только забрала голову Сергея и сказала, что мне их не разлучить. Я испугалась, потому что не собиралась забирать у Лаймы её мужа, но она снова и снова приходила ко мне в сновиденьях и постоянно повторяла: "Тебе не разлучить нас". И тогда я подумала, что мне нужно вымолить у неё прощение, пусть и запоздалое. Я не смогу жить дальше с чувством вины. Поэтому я здесь.
  Священник слушал внимательно.
  - Вы правильно сделали, Ольга, что так поступили. Даже если люди умирают, их души еще долго витают поблизости, и от нас зависит, приблизить их к себе или отдалить. Я, думаю, не открою вам истины, сказав, что умершие живы, пока живут в нашем сознании. Вот почему о мертвых принято говорить либо хорошо, либо ничего. Память о плохом приносит в наш мир еще больше зла.
  Они шли проселочной дорогой. Сентябрь в этом году радовал. На солнце было, как летом: тепло и приятно. Священник надел солнцезащитные очки.
  - С тех пор как у меня ослабло, яркое солнце быстро утомляет глаза. Вы удивлены?
  - Да нет, ничего,- сказала Ольга.- Просто непривычно видеть батюшку в очках.
  - Что поделаешь,- развел он руками.- Все мы люди, и никто из нас не застрахован от болезней, травм и стихийных бедствий. А вот и Пырьевка,- остановился на секунду батюшка.- За этим полем будет поворот. Нам лучше свернуть там, и вскоре мы окажемся у дома отца Лаймы.
  Ольга посмотрела туда, куда указывал священник, и поразилась. Они стояли на самом солнце. А там, над домом отца Лаймы, все уже потемнело, туда, гонимые холодным северным ветром, надвигались серые тучи.
  Ольга спросила:
  - А вы случайно не знаете отца Лаймы? Я с ним ни разу не сталкивалась. Он ведь почти никогда не приезжал в Карск.
  - В церкви я его ни разу не видел. Да и хоронили Лайму без отпевания. Я еще удивился, когда узнал о смерти его дочери, что он собирается забрать её из Карска и похоронить на пырьевском кладбище. Даже направил к нему одну из наших прихожанок, но он грубо её прогнал. К тому же на кладбище, где он похоронил Лайму, давно никого не хоронят. Говорят, то место больно нехорошее. Хотя мне кажется, он похоронил её там чисто из практических соображений, ведь кладбище находится за его огородом.
  У Ольги на душе стало еще более муторно. По безмерному скошенному полю тихо носился ветер, и что-то устрашающее слышалось в его шуме.
  - А если мы расскажем ему обо всем,- неожиданно спросила Ольга,- он нас поймет?
  - Не знаю, но думаю, поговорить с ним надо обязательно. И даже если он нам не поверит, посчитает за сумасшедших, могилу Лаймы придется раскопать.
  Такого Ольга представить не могла. Разве она сможет смотреть на разложившегося мертвеца? Она просто не выдержит этого.
  Они приближались к посадке, за которой находился дом Кречета. Священник осторожно тронул Ольгу за руку:
  - Хочу сказать вам, чтобы вы были осмотрительны. Я почему-то ему не доверяю.
  Они остановились на минуту, чтобы собраться с духом.
  - Ну что?- проговорил, наконец, настоятель.- С богом.
  Ольге всё показалось каким-то нереальным. Неужели это не сон, и она на самом деле идет с этим чудаковатым священником на могилу Лаймы? Зачем? Она просто поверила ему на слово, поверила какой-то сказке, нелепице. Какие вампиры в наше время? Откуда?
  Ольга заметалась:
  - Послушайте... Я не знаю. Зачем мы туда идем? (Священник удивленно посмотрел на нее.) По-моему, это нелепая затея. Вы мне такие страсти рассказываете. Вы хоть сами в это верите?
  Священник подождал, пока Ольга успокоится, но её всю колотило.
  - Послушайте, Ольга,- сказал он, когда она замолчала.- В вас сейчас говорит сомнение. И страх. Но этого не надо бояться. Это также естественно, как вода, воздух, солнце. Это наш мир.
  - Какой мир?- вновь прорвалось у Ольги.
  - Просто наш мир. Вы убедитесь в этом. Только успокойтесь. Мы же не можем так необдуманно туда сунуться. Отец Лаймы может нам помешать, тогда придется сначала усыпить его бдительность. А если вы придете к нему с таким раздражением и страхом, он сразу обо всем догадается, и наши усилия окажутся напрасными.
  Твердый голос священника и его неоспоримые аргументы немного успокоили Ольгу.
  - Вы идете?- спросил он.- Соберитесь, сейчас это важно,- и пошел вперед.
  - Святой отец!- крикнула ему вдогонку Ольга. Как же она хотела поверить ему.
  - Да?- обернулся он.
  - А кол? Вы забыли выстругать кол.
  - Кол?- переспросил её батюшка с удивлением, как будто вообще не понимал, о чем речь.
  - Вы говорили, что вампира можно убить, только воткнув ему в сердце кол.
  - Да-да,- встрепенулся он.- Идемте, неподалеку я видел осины.
  В посадке, куда они зашли, густо росли липы, клены и акации. В глубине затесались и редкие осины.
  Священник вытащил из внутреннего кармана куртки складной нож и стал наклонять одну из веток осины.
  - Положите в свою сумочку,- попросил он её, когда заострил кол,- мне некуда его спрятать.
  Ольга убрала кол в сумку и с облегчением вздохнула. Теперь ей казалось, бояться нечего.
  Они медленно пробрались по узкой тропинке, усыпанной красными осенними листьями и плодами терновника, на другую сторону посадки.
  Прямо перед ними возник дом отца Лаймы.
  
  
  6
  
  Двор Кречета примыкал к самой посадке и располагался почти в полукилометре от деревни. Низкая саманная хижина, крытая потемневшим от времени шифером, почти вся утопала в бурьяне и высоких кустах желтой акации и бузины. Крыша держалась прочно и была еще совсем цела, хотя кое-где и поросла мхом. Единственное выходившее на эту сторону окно было так сильно замусолено, что наверняка совсем не пропускало света. Наличники потемнели, краска на них облупилась. Некогда побеленные стены местами потеряли всякий цвет. Забор отсутствовал: Кречету бояться было некого, его самого в округе опасались и сунуться к нему не осмеливались. Но может, отсутствие забора говорило еще и о полном безразличии хозяина к собственности.
  Неподалеку от хижины чернел высокий деревянный, покосившийся от времени, но еще стойкий сарай. Форточка на фронтоне его хлопала раз за разом от ветра. По левую сторону от хижины серел небольшой заглохший сад, за сараем тянулся под самые ограды кладбища давно не копанный огород. Редкие кусты с острыми листочками, а пониже репейник, указывали на недостаток солнца и скудость почвы. Как будто солнце поднималось здесь изредка и ненадолго.
  Священник остановился посреди двора, посмотрел в сторону огорода и сказал Ольге.
  - Он, наверное, дома. Вы готовы?
  Ольга кивнула.
  - Тогда пошли.
  Они подошли к двери, грубо вытесанной и растрескавшейся, и батюшка громко постучал. Не дожидаясь приглашения, открыл дверь и вошел в дом. Ольга последовала за ним.
  Миновав сумрачный узкий коридор, они попали в большую темную комнату, служившую и кухней и столовой. Собственно говоря, вся хижина Кречета состояла из двух комнат: той, в которой сейчас находились Ольга со священником, и примыкавшей к кухне спальни. Блеклый свет проникал сюда так же, как и в спальне, из крохотного оконца, завешенного какой-то тряпкой. Пол был деревянный, некрашеный, сильно потемневший от времени, а всю обстановку составляли грубый стул, стол, пара скамеек за столом, ветхий ларь, заменявший хозяину буфет, и старинная русская печь, покрытая сажей и слоем вековой пыли. На гвоздях у входа висели какие-то отрепья, которые, скорее всего, хозяин изредка надевал. Из-за двери в спальню торчал край тусклого побуревшего платяного шкафа, такого же мрачного, как и все остальное.
  "Вот это да!- поразилась Ольга.- Как же тут Лайма жила? Или всё это пришло в запустение после её смерти? Хотя, судя по всему, пыль тут не вытирали столетиями".
  За столом сидел, вероятно, сам хозяин. Казалось, он спал: в полутемной комнате трудно было рассмотреть его лицо.
  Увидев отца Лаймы, Ольга опешила и замерла на месте, оставив за собой раскрытой дверь.
  - У нас принято дверь закрывать,- неожиданно произнес Кречет, и его хриплый, продирающий до костей голос эхом разнесся по небольшой комнате. Казалось, он совсем не удивился их появлению. Как будто давно ждал этого.
  Ольга вздрогнула. Священник вернулся и закрыл за ней дверь.
  - Я тебе говорил, чтобы ты здесь не появлялся,- так же грозно произнес Кречет.- Мало тебе других неприятностей?
  - Я подумал, тут такой случай, что мне нужно прийти самому,- сказал дрогнувшим голосом священник.
  - Кто она?- спросил Кречет.
  - Подруга Лаймы. И я подумал, что нужно привести её к тебе. Она, кажется, обо всем догадывается.
  Кречет поднял на Ольгу глаза, и она онемела: они горели слабым красным огнем.
  Ольга стала задыхаться, её охватил ужас. Они что, знакомы и заодно? Ей казалось, что всё кончено, время остановилось и никто ей больше не поможет. В глазах ее потемнело, и Ольга потеряла сознание.
  - Она каким-то образом узнала про тебя,- продолжал батюшка.- И я подумал, что её нельзя отпускать, она может потянуть за собой еще кого-нибудь, а у нас и без неё бед хватает. Если бы не твоя Лайма, мы бы жили спокойно, но тебе надо было её пожалеть,- совсем прорвало его.
  - Заткнись! Не тебе судить о Лайме. Чтобы там не говорили, она наша. Моей крови!
  - Зачем тогда ты отпустил её в город?
  На это хозяину ответить было нечего. Видно, они уже не первый раз обсуждали это.
  - Свяжи её пока и брось в подпол,- приказал Кречет.- Я сегодня сыт. Пусть останется на ужин.
  Священник взял со скамьи веревку, перевернул тело Ольги и связал ей сзади руки. Потом открыл дверцу подпола, и спихнул туда бездыханное тело девушки. Когда он прикрыл дверцу половиком, Кречет сказал:
  - Это всё из-за него. Говорил, что он ей не нужен, но она не послушалась.
  Священник сел напротив него.
  - Но ведь это он своими мольбами оживил её.
  - Он был только средством!- крикнул Кречет.- Только средством. Я бы и сам её оживил, у неё моя кровь!
  - Я понимаю. Но она могла бы и не узнать ничего и всю жизнь прожить нормальной человеческой жизнью.
  Кречет, услышав это, сорвался с места.
  - Ты думаешь, я хотел втягивать её во всё? Думаешь, хотел, чтобы она волком выла по ночам и принюхивалась к запаху крови? Разве тебе так просто нести службу и смотреть на всех алчными глазами?
  - Но ты же знаешь, нормальные люди обходят стороной мою церковь. А те, что ходят ко мне, такие же, как мы.
  Тут в окно негромко постучали. Собеседники вздрогнули и, недоумевая, переглянулись. Хозяин поднялся из-за стола, подошел к окну и громко спросил:
  - Кого там еще лихая несет?
  Снаружи ответили:
  - Нам нужен Антон Павлович Кречет. Мы из милиции. Можно войти?
  Кречет посмотрел на священника.
  - Ну вот,- сказал сипло,- еще гости пожаловали.
  Он прошел в спальню и вскоре вышел оттуда с ружьем.
  - Что ты задумал, Антон?- испугался батюшка.
  - Пусть полежит,- сказал Кречет и положил ружье на скамью за столом.
  
  
  7
  
  Михайлов, Горюнов и Свирида подъехали к дому Кречета.
  - Может, оставить машину неподалеку?- с предосторожностью предложил Горюнов.
  - Да что вы,- стал успокаивать его Свирида,- я этого Кречета знаю. Тихий, мирный человек. С виду, правда, несколько суров и угрюм, а так - мухи не обидит.
  И все же они остановились метрах в двадцати от дома. Выбравшись из машины, Михайлов с Горюновым стали осматриваться, Свирида сразу решительно направился к дому.
  - В такое время дня Кречет должен быть здесь, я уверен,- сказал он и постучал в окно.
  Через несколько минут сухо скрипнула дверь и на пороге появился сам хозяин. Три пары глаз с любопытством уставились на него. От них не укрылись ни его серые испещренные зелеными прожилками и коричневыми точками глаза, полные решимости и жестокости, ни рот с припухлыми чувственными губами, вокруг которого залегли глубокие складки, ни толстые волосатые руки, которые оканчивались скрюченными сурово сжатыми пальцами. Особенно отталкивающе действовали на всякого, кто видел Кречета, его вздернутый нос, выпуклый лоб, мясистые уши с плотными краями, изъеденными какой-то болезнью. Его некогда сильные, крепкие плечи теперь согнулись, однако во всем торсе, опирающемся на короткие ляжки с кое-как приделанными к ним нескладными сухопарыми ногами, еще теплилась грозная мощь, как остаток прежней здоровой жизни.
  Взглянув на троих милиционеров, стоявших перед ним, Кречет тут же опустил глаза, будто не хотел, чтобы они смотрели в них.
  - Антон Павлович, здравствуйте. Это я, Свирида. Вы меня узнаете?
  - Как же, помню,- недружелюбно ответил Кречет.- Вы, кажется, наш участковый.
  - Точно,- заулыбался Свирида.- Тут товарищи из области хотели бы с вами поговорить по поводу вашего зятя и дочери.
  Кречет посмотрел сначала на Михайлова, потом на Горюнова, но на его лице ничего не отразилось.
  - Я никогда не общался со своим зятем и ничего про него не знаю,- сказал Кречет.- А если вы насчет Лаймы, то тут и так всё ясно, мне добавить больше нечего.
  - Нет, мы не по поводу Лаймы, мы хотели бы все-таки поговорить о вашем зяте.
  - Тогда это не ко мне. Я же сказал вам: я с ним не общался.
  - Вы не любили его?- спросил Горюнов.
  - А я должен был его любить? Он что - баба?
  Возникла пауза
  - Мы можем пройти в дом?- спросил Михайлов.
  - Зачем? Вы разве не всё выяснили?
  - Нет, не всё,- сказал Михайлов и впился взглядом в Кречета.
  - Нам хочется взглянуть, как вы живете,- сказал Горюнов.- К тому же ваш участковый признался, что он ни разу не был у вас дома. А участковому, согласитесь, по долгу службы положено знать о своих подопечных всё.
  - Я не его подопечный,- сурово ответил Кречет.
  - А позвольте узнать, Антон Павлович, на что вы живете, если не работаете и хозяйство не держите?- спросил Кречета Михайлов, входя в дом.
  - У меня есть огород.
  - И всё?
  - Мне достаточно.
  Преступив порог, гости остановились, увидав на лавке бородатого мужчину в кожаной куртке. Свирида, приглядевшись, узнал в нем настоятеля рокатовского храма.
  - А вы что здесь делаете, святой отец?- спросил он.
  Но священник, казалось, совсем не встревожился, хотя и ответил не сразу:
  - Да вот пришел уговаривать Антона Павловича посетить нашу церковь. Он человек одинокий, пора бы ему и к Господу приобщиться. Ведь на том свете неприкаянная душа продолжает мытариться, и лишь божья благодать её успокаивает. Но я больно засиделся. Пойду, не буду вам мешать,- засобирался, поднимаясь со своего места, настоятель.
  Свирида уловил что-то неестественное в его поведении.
  - И как часто, батюшка, вы, переодевшись в мирское, отправляетесь наставлять своих прихожан на путь истинный?
  - Не в одежде дело, сын мой, а в том, что под одеждой да на сердце.
  - И все же я попрошу вас пока не ходить, святой отец,- остановил его Михайлов.- Вы поможете нам совершить один очень неприятный обряд.
  Теперь настала очередь заволноваться священнику.
  - Какой обряд?
  Михайлов вынул из кармана листок бумаги.
  - Согласно санкции прокурора, мы имеем право вскрыть могилу Лаймы Кравченко, чтобы убедиться, действительно ли она захоронена.
  Кречет возмутился:
  - Я вам не позволю вскрывать могилу дочери. По какому праву? Как вы смеете?
  - Дело в том, любезный,- выступил вперед Горюнов,- что вашего зятя позавчера убили.
  - Я б его сам убил!
  - Причем убили зверски: оторвав потом голову. И как утверждают многочисленные свидетели, это могла быть женщина.
  - При чем же тут Лайма? Она умерла больше месяца назад. Это мог быть кто угодно. Хоть та шлюха, из-за которой Лайма наложила на себя руки!
  - Возможно. Только на месте преступления замечена была ваша дочь, гражданин Кречет. Усекаете? Видели-то именно её. Что вы на это скажете?
  - Скажу, что дочь моя умерла! Слышите? Умерла! И я вам не дам разрывать её могилу!
  - Могилу мы все равно вскроем, но не сейчас. У нас есть еще к вам вопросы,- обратился к Кречету Михайлов.- Где вы были семнадцатого сентября, то есть позавчера?
  - Это что же получается, и я уже подозреваемый?
  - Проанализировав ряд фактов,- сказал Горюнов,- мы пришли к выводу, что у вас были все основания убить Кравченко. С самого начала вы его, по словам матери Кравченко, открыто ненавидели и препятствовали браку с вашей дочерью, а после ее смерти вполне могли отомстить за нее.
  - Чушь! Все это чушь! За кого вы меня принимаете!- вспылил Кречет.
  - И все же, где вы находились позавчера ночью?
  Кречет резко отвернулся, оперся руками о подоконник, опустил голову. После некоторого молчания, сипло произнес:
  - Я никуда не хожу и не езжу. Я был дома.
  - Значит, у вас нет алиби,- констатировал Горюнов.- Придется вам проехать с нами в райотдел для дачи показаний. А пока покажите, где могила вашей дочери.
  - Дочь я вам не дам,- вдруг повернул голову Кречет и уставился на Горюнова жестким холодным взглядом.- Вы не возьмете её у меня. Слышите!
  - Напрасно вы так, Антон Павлович,- сказал Михайлов.- Мы ничего вашей дочери не сделаем. Только удостоверимся, что она в могиле. У вас есть лопата?
  - Я сказал, мою дочь вы не тронете!- Кречет стал отступать к столу и вдруг схватил со скамьи ружье и направил его на стоявших.- Вы сами здесь сдохнете, твари!- крикнул он и ухмыльнулся дико и страшно.
  Свирида попытался сделать шаг, но Кречет тут же перевел на него ствол и выстрелил, откинув к стенке. Вторым выстрелом он метил в Михайлова, но тот успел упасть и откатиться в сторону. Горюнов ловко прыгнул к Кречету, выбил из рук двустволку и вместе со вскочившим Михайловым они скрутили его, защелкнув за спиной наручники.
  Отец-настоятель стоял, онемев от неожиданности.
  Михайлов бросился к Свириде. Тот сильно ударился головой о стену. Но рана была неопасная. Пуля задела плечо, не раздробив кость.
  - Лейтенант, лейтенант, вы меня слышите?- спросил Михайлов.
  Свирида шевельнул головой и слабо застонал.
  - Как вы себя чувствуете?
  Свирида приоткрыл глаза.
  - Сейчас Горюнов отвезет вас в больницу.
  - Не стоит беспокоиться, товарищ майор, вы же видите, он в меня не попал, царапнул только. Перевяжем, и все. Вы же один здесь не справитесь, если мы уедем.
  Михайлов посмотрел в глаза Свириде. Тот был прав.
  - Хорошо. Горюнов, у тебя есть в машине аптечка?
  - Конечно, есть, куда ж без нее?
  - Надо продезинфицировать рану. Я - на кладбище.
  - А с этим что будем делать?- кивнул Горюнов на Кречета.
  - Возьму с собой,- ответил Михайлов.
  Он подошел к Кречету и приказал подняться.
  - Мне нужны темные очки,- произнес Кречет.- Я не могу выходить на улицу без очков.
  Михайлов посмотрел по сторонам. Очки лежали на подоконнике. Он взял их, надел на Кречет, и они пошли к выходу.
  - Идемте с нами, святой отец,- обратился Михайлов к батюшке.- Будете отпевать Лайму при повторном захоронении.
  Горюнов помог подняться Свириде, и они неторопливо двинулись к машине.
  
  
  8
  
  Через небольшой невскопанный огород Михайлов вел Кречета под локоть. За ними, не отставая ни на шаг, семенил отец-настоятель. Он тоже надел очки.
  "Прямо зомби какие-то",- подумал Михайлов.
  Тучи сгущались. Ночь, казалось, наступит раньше обычного.
  Кладбище утопало в зарослях сирени, акаций и черемухи. Почти все могилы были заброшенные и давно поросли бурьяном. Ограды повалились или утонули в сухих стеблях высоких трав. Кресты покосились и почернели от времени. Только на могиле Лаймы не было дикой поросли, и она сразу бросалась в глаза.
  - Давненько здесь никого не хоронили,- заметил Михайлов.
  - Лет двадцать, не меньше,- сказал настоятель.- Хоронят теперь выше, за балкой, а у покоящихся тут и даже родственников, наверное, не осталось.
  Михайлов приковал наручниками Кречета к одной из сохранившихся оград и взял у священника лопату.
  Земля оказалась рыхлой, еще не слежавшейся. Михайлов копал без особых усилий, энергично откидывая землю. И Кречет, и настоятель следили за его работой с большим вниманием.
  - Может, вас сменить?- раздался вдруг голос Горюнова, вынырнувшего из-за кустов густой желтой акации.
  - Да пока не устал,- ответил Михайлов.- Что Свирида?
  - Перевязал его и оставил в машине - так будет лучше.
  Постепенно яма углублялась. Михайлова и Горюнов сменяли друг друга.
  На кладбище опустился туман - оно располагалось в низине.
  - Да, где бы мы еще так потрудились,- произнес Михайлов, выбрасывая наверх очередную лопату земли. Он стоял в яме уже почти по пояс.
  Копая, Михайлов искоса наблюдал за Кречетом. Тот не проявлял никаких эмоций.
  "Странно, - думал он,- то он с ружьем бросался, чтобы защитить могилу дочери, то вдруг стал абсолютно равнодушен ко всему, что происходит. С чего бы?"
  Михайлов воткнул лопату в землю и протянул Горюнову руку:
  - Ну-ка, вытащи меня отсюда, надо перекурить.
  Горюнов помог Михайлову выбраться из ямы.
  - Мне уже скоро по шею будет, а гроба все нет,- сказал Михайлов.- Глубоко, видно, закопали.
  - Или вообще не закапывали,- сказал Горюнов.
  - Все может быть. Копнем еще на полметра и, я думаю, все станет на свои места.
  Михайлов присел неподалеку на один из валунов, вытащил из кармана сигарету, прикурил от протянутой ему Горюновым зажигалки. Горюнов также закурил, присев на корточки. Кречет опустился на землю возле ограды. Настоятель так и стоял, не шелохнувшись и не выказывая никаких эмоции. Горюнов сделал несколько глубоких затяжек, выдохнул дым через нос и спросил Кречета:
  - Отчего же ты, батя, так зятька своего не любил?
  - Не твое собачье дело,- вдруг окрысился Кречет.
  Но на его злость Горюнов только рассмеялся.
  - Ишь, как преступничек-то наш запел. Больно ты грозный. Только теперь мы с тобой по-другому разговаривать будем. Теперь ты, падла, по статье пойдешь. За нападение на представителя закона. Ясно?- Горюнов поднялся и, подойдя к Кречету, наклонился над ним.- И нечего прятаться за черными очками, мафиози, мать твою!- Горюнов сорвал с Кречета очки и отшвырнул их в сторону. Тот моментально зажмурился, и Горюнов увидел, как перекосилось его лицо и на руке, прикованной к ограде, надулись жилы.
  Священник тут же метнулся за очками Кречета и принес их ему, с обидой выговорив Горюнову:
  - Может, вы и представитель закона, но так издеваться над гражданином не имеете права: у него плохое зрение, ему солнце вредно!
  Михайлов позвал своего товарища:
  - Горюнов, успокойся, еще успеешь со всем разобраться, надо копать пока не стемнело.
  Горюнов плюнул в сторону, отбросил недокуренную сигарету и спрыгнул в яму.
  Вскоре лопата воткнулась в крышку гроба. Михайлов заинтересованно склонился над ней.
  - Вытаскивать не будем, только откроем крышку и посмотрим, на месте она или нет.
  Горюнов расчистил верх:
  - Тут лопатой не подберешься. Сгоняю-ка я за монтировкой.
  - Добро.- Михайлов помог Горюнову вылезти из ямы.
  Деревянный гроб еще не успел прогнить, только материя на нем потемнела от сырости.
  Горюнов обернулся в один миг и снова спустился в могилу.
  - Давай, вскрывай,- не терпелось увидеть труп Лаймы Михайлову. Не могла же она, мертвая, выбраться из могилы, добраться до Карска, убить своего мужа и, угнав машину, с его головой вернуться обратно. Кто поверит в такую ерунду?
  - Что там?- не мог успокоиться он.
  Горюнов откинул крышку гроба в сторону и - ахнул.
  Лаймы в гробу не было!
  Тут Кречет безумно расхохотался. Михайлов удивленно посмотрел на него. Горюнов подтянулся на руках, вылез из ямы и, подскочив к Кречету, наотмашь отвесил ему несколько звонких оплеух.
  - Ах ты, дрянь, сука! Ты что, издеваешься над нами? Где твоя дочь, отвечай!- ударил он Кречета еще раз.
  Батюшка хотел было тронуться с места, но Горюнов сурово посмотрел на него:
  - А вы, святой отец, стойте там. Тут вы нам не помощник.
  Михайлов подошел к Кречету.
  - Поднимитесь и отвечайте, где ваша дочь? Если она захоронена, то в каком месте?
  Но Кречет продолжал истерично смеяться.
  - Вы слышите меня?- Михайлов схватил его за грудки и рывком поднял на ноги.- Отвечайте: где труп Лаймы?
  В ту же секунду Кречет нахмурился и сказал, глядя на Михайлова сквозь очки:
  - А был ли мальчик?- и опять, сотрясаясь всем телом, громко рассмеялся.
  Михайлов со злостью оттолкнул Кречета от себя и, переведя дух, сказал Горюнову:
  - Надо искать. Перерыть здесь всё - дом, сарай, погреб. Пока не стемнело.
  - А с этим что?- кивнул Горюнов на Кречета.
  - Да заткни его!- не смог удержаться Михайлов и взял под локоть настоятеля.- Идемте, святой отец, обратно. Нам теперь важнее найти Лайму.
  Священник нерешительно тронулся с места, то и дело оборачиваясь.
  - А что будет с Кречетом?
  - Что с ним будет?- отрешенно сказал Михайлов.- Ему теперь одна дорога - в тюрьму.
  Когда Михайлов со священником скрылись из виду, Горюнов с негодованием посмотрел на Кречета. Тот уже не смеялся. Он вперился в Горюнова взглядом и неожиданно сказал:
  - Вам всем, собакам, сегодня придет конец. Пусть только стемнеет и взойдет луна. Лайма вернется, вот увидите.
  - Да иди ты к дьяволу!- возмущенно бросил Горюнов и резко ударил его в челюсть.
  Кречет поник.
  
  9
  
  - Что вы обо всем этом думаете, святой отец?- спросил Михайлов настоятеля.
  Мрак почти окутал посадку, и потемневшие деревья превратились в сплошную сизую стену.
  - Думаю, что зло обязательно породит новое зло. Зря вы обидели отца Лаймы, он ни в чем не виноват.
  - А кто тогда виноват?
  - Зло. Просто зло,- сказал настоятель.
  - Но разве у зла нет лица, имени, названия?
  Священник посмотрел куда-то в сторону и произнес:
  - У зла только одно имя, одно лицо и одно название - зло!
  Михайлов не стал больше дискутировать на эту тему. Они пришли во двор.
  - Может, я вам больше не нужен?- спросил священник.- У меня ведь тоже есть свои обязанности.
  Михайлов внимательно посмотрел на него и спросил:
  - Мне все-таки интересно, святой отец, что вас связывает с Кречетом? Вы ведь не просто так сюда пожаловали. Что вас связывает с этим нелюдимом?
  Настоятель поднял глаза на Михайлова, и, хотя за черными стеклами очков они не были видны, по слабому напряжению опустившихся плеч, по едва заметному трепету голоса Михайлов понял, что его вопрос встревожил священника.
  - Меня с ним ничего не связывает,- выдавил из себя батюшка.- Я его едва знаю.
  - Тогда почему вы здесь?
  - Я уже говорил вам: такие люди, как Кречет, должны находиться в лоне нашей церкви.
  - Убийцы?
  - Он не убийца. Вы сами спровоцировали его своим недостойным поведением.
  - Ладно, святой отец, оставим в покое мораль. Сейчас меня больше интересует пропавший труп девушки. Вы случайно не знаете, где мог похоронить ее Кречет?
  Священник отвернулся от Михайлова.
  - Не знаю.
  - Хорошо,- сказал Михайлов и посмотрел на часы. Стрелки на циферблате показывали пятнадцать минут четвертого.
  К ним подошел Горюнов.
  - Ну что там Кречет?- спросил его Михайлов.
  - Успокоился немного.
  - Тогда осмотри дом, а я загляну в сарай. Не мог же он закопать свою дочь на огороде?
  Горюнов направился в дом, Михайлов - в сарай.
  "С чего начинать?"- подумал Горюнов, переступая порог.
  Дом Кречета был небольшой. Длинные неширокие сени, в конце которых на чердак поднималась крутая деревянная лестница с высокими плоскими перилами.
  "Вряд ли Кречет прячет труп дочери на чердаке",- подумал Горюнов, но все равно решил проверить. Поднялся по лестнице, откинул наверх ляду и заглянул на чердак.
  Он оказался низким и пыльным. Кроме хлама и старых, изъеденных мышами журналов и газет, на чердаке больше ничего не было. И все же Горюнову пришлось подняться, так как скудного света, который едва пробивался через маленькое треугольное слуховое окно, было явно недостаточно, чтобы отчетливо всё разглядеть: края чердака тонули в темноте. У Горюнова в машине был фонарь, но возвращаться за ним не хотелось.
  Он чиркнул зажигалкой. Ничего похожего на гроб или саван не увидел. Спустился в сени, внимательно осмотрел деревянные полы. Может здесь есть погреб? Нет. Все доски в полу оказались плотно подогнанными, и видно было, что их давно не трогали, даже в небольшие стыки набились грязь и мусор.
  Горюнов зашел в кухню, потом заглянул в спальню - ничего. Открыл шкаф. Только одежда Кречета. Вернулся обратно на кухню, встал посреди комнаты и осмотрелся. Затем наклонился, разглядывая пол.
  Тут ему послышалось, как кто-то глухо застонал. Под полом? Пришлось снова зажечь зажигалку: на дворе стало быстро смеркаться, и здесь все гуще становилась тьма.
  В полу под откинутым половиком Горюнов обнаружил дверцу. Он приподнял ее и заглянул в подпол. Ничего не видно. Спускаться Горюнову совсем не хотелось. "Может, просто посветить?"- подумал он, опустился на колени и, наклонившись, просунул в погреб руку с зажигалкой.
  Внизу ему показалось чье-то скрюченное тело.
  "Что за дьявол?"- подумал он, и внезапно какая-то вспышка ослепила его. Кто-то сильно саданул его чем-то тяжелым по голове, и Горюнов тяжело грохнулся вниз.
  Крышка подпола тут же захлопнулась.
  
  
  10
  
  Михайлов осторожно вошел в сарай и вздрогнул, когда за его спиной сильно захлопнулась дверь.
  "Неужели на дворе поднялся ветер?"- подумал он, привыкая к темноте.
  Здесь оказалось еще темнее, чем в доме. Пахло сыростью и затхлой гнилью. На каждом шагу из-под его ног поднималась густая пыль.
  "Быстро стало темнеть",- опять подумал Михайлов и зажег спичку. Она на мгновение осветила небольшое пространство возле него. Он успел заметить справа от себя на гвозде керосиновую лампу, снял её, поднял защитное стекло и зажег фитиль. Теперь стало немного светлее, и Михайлов смог все хорошо рассмотреть.
  Сарай оказался небольшим, но длинным: метров двенадцать в длину и шесть в ширину. Наверное, когда-то здесь была конюшня, потом возле неё построили дом. Справа и слева сарай был забит сеном. Оно хранилось и на чердаке, больше похожем на антресоли.
  "Зачем Кречету столько сена,- удивился Михайлов,- у него же нет скотины?"
  Он выдернул пучок из кучи и поднес поближе к свету. Сено оказалось несвежим, скорее всего, прошлогодним. Как оно еще не вспыхнуло от прелости?
  Михайлов стал взбираться по высокой деревянной лестнице. Оказавшись наверху, он посветил вокруг, но и тут, кроме сена, ничего не было. Он разгреб несколько холмиков, но под ними тоже ничего не обнаружил.
  "Здесь, наверное, бесполезно искать. Надо только допрашивать Кречета. Без его помощи Лайму не отыскать",- подумал Михайлов, спускаясь вниз. Все-таки придется ему порыться и в этих кучах. Он подвесил лампу повыше, чтобы лучше осветить помещение, взял стоявшие у двери вилы и стал разгребать сено сначала с одной стороны, потом с другой. В воздухе поднялась пыль.
  "Неужели придется рыться до утра?"- спрашивал себя Михайлов, видя, что сена в сарае не так уж и мало, и если ему захочется перекидать всё, то на это уйдет уйма времени. Однако делать нечего. Такие сеновалы - самое удобное место для того, чтобы что-нибудь прятать. Хотя, кто знает, может, он роется тут напрасно.
  Неожиданно вилы потяжелели, как будто на них бросили что-то упругое и массивное. Михайлов воткнул вилы поглубже и напрягся, пытаясь поднять груз. Тот вроде поддался. Михайлов потянул его на себя и увидел, что это тоже сено, только уложенное в плотный куб. Значит, насыпано сено было только сверху, а дальше шла стена из сенных блоков. Зачем?
  Михайлов быстро раскидал по сторонам то, что мешало ему добраться до стены из сена, и увидел, что кубы плотно перетянуты вокруг веревками. Он крепко ухватился за одну из них и с силой потянул на себя. Куб выпал из своего гнезда, обнажив чернеющую пустоту. Михайлов потянул второй куб, потом третий, пока не образовался проход, достаточный, чтобы забраться внутрь.
  Свет от керосиновой лампы сюда не проникал, и Михайлов вынужден был снова зажечь спичку.
  Вспыхнувший на мгновение свет выхватил из замкнутого темного пространства гроб, стоявший на таких же кубах из сена, какие окружали эту своеобразную пещеру.
  Михайлов медленно приблизился к нему, чувствуя, как сильно стучит сердце. Он зажег еще одну спичку и, присветив себе, откинул крышку гроба. Там, еще не сгнившая, однако посиневшая, со множеством зеленых пятен на лице, лежала Лайма. Одной рукой она прижимала к себе голову Кравченко.
  Михайлова как молнией поразило. Он попятился, придерживаясь рукой стен, и выбрался из этого жуткого склепа из сена наружу. Он был потрясен. Все это никак не укладывалось в сознании. Почему Кречет не захоронил свою дочь на кладбище? И откуда здесь оказалась голова Кравченко? Конечно, Михайлов ожидал от поездки в Пырьевку многого, но только не этого.
  Надо взять фонари, позвать сюда всех, немедленно раскидать это тленное сено.
  Он вспомнил, что видел в бардачке машины Горюнова фонарь. Нужно взять его, иначе тут и сам голову потеряешь.
  Михайлов выбрался из сарая. Небо заволокло серыми тучами, сумерки быстро окутывали двор. Опустившийся на огород белесый туман полностью скрыл кладбище.
  - Горюнов! Горюнов!- крикнул Михайлов, но никто ему не ответил.
  Он сам пошел к машине, тоже утонувшей в тумане. На какое-то мгновение острое предчувствие опасности охватило его. Он снова крикнул громко:
  - Свирида, как ты там? Ты меня слышишь?
  Но и Свирида ему не ответил. Видно, еще не пришел в себя. Михайлов побрел к тому месту, где они оставили машину. Вскоре из тумана показался бампер. Потом появились и остальные части. Обе задние дверцы оказались открыты.
  - Свирида, где ты?- спросил Михайлов, приближаясь.
  Какой-то глухой чавкающий звук послышался из салона. Михайлова бросило в пот. Внизу левой дверцы он заметил две ноги. Кто-то стоял на коленях на земле, туловище было скрыто в машине.
  "Что это?"- подумал Михайлов, и рука его машинально потянулась к кобуре.
  - Эй, кто там? А ну, покажись!- не своим голосом произнес он.- Покажись, тебе говорят!
  Михайлов навел в сторону машины пистолет. Чавкающий звук на минуту прекратился.
  - Ну-ка, поднимись!- приказал Михайлов, и колени стали неторопливо отрываться от земли, стопы нашли опору, потом за стеклами задней дверцы показалась спина в куртке. Настоятель?! Это был он. Священник медленно повернул к Михайлову голову, и он потерял дар речи. Лицо батюшки уже не было человеческим. Михайлов увидел два ярких, налитых кровью глаза. Изо рта по подбородку, капая на грудь, стекала струйка свежей крови.
  Тут и с другой стороны кто-то поднялся. Михайлов увидел Кречета. Его глаза также горели алым огнем, и рот испачкан кровью.
  - А, майор,- с ехидством произнес Кречет.- Вы как раз вовремя. Мы только приступили к трапезе. Не желаете ли присоединиться?
  - Я не ужинаю с тварями,- выдавил из себя Михайлов и выстрелил Кречету в голову. Тот упал. Тогда Михайлов перевел пистолет на священника и два раза нажал на спусковой крючок.
  Оглушительные выстрелы эхом разлетелись по балке. Священника откинуло в сторону, он упал навзничь и так и застыл со вскинутыми вверх руками.
  "Еще с людоедами я не сталкивался",- подумал Михайлов. Надо срочно разыскать Горюнова и выбираться отсюда поскорее, пока совсем не стемнело. Тут уж делать нечего.
  Он повернулся и направился было к дому, как услышал сзади какие-то шорохи. Страх охватил его. Михайлов повернул голову и обмер: Кречет медленно поднимался с земли. С виска его стекала кровь.
  "Неужели я в него не попал? С трех метров?" Он снова стал поднимать пистолет, однако еще не донес его до уровня глаз, как с другой стороны зашевелился настоятель и тоже стал подниматься с земли.
  "Да что это за день такой сегодня?- каруселью завертелось в голове Михайлова.- Куда я попал, черт возьми!"
  - А ты неплохо стреляешь, майор,- ухмыльнулся Кречет и громко злорадно расхохотался.
  На этот раз Михайлов прицелился точнее и выстрелил раз, потом другой. Сначала в грудь, потом в самый лоб Кречета. Он отлетел метра на полтора и затих. Михайлов тут же перевел пистолет на священника и тоже выстрелил два раза на поражение. Батюшка мешком повалился на землю и скрутился, как червь.
  "Что же тут все-таки творится?- думал Михайлов и терялся в догадках.- Где Горюнов?"
  Но тишина ничего не могла ему ответить.
  
  
  11
  
  Когда Горюнова оглушили, он кубарем скатился в подпол и тяжело свалился на Ольгу. Это привело её в чувство. Голова гудела. Она никак не могла открыть глаза. Хотя, если бы и открыла, все равно бы ничего не увидела: в подвале стояла непроглядная тьма. Однако ощущения постепенно возвращались к ней. Первое, что она отчетливо почувствовала, была огромная тяжесть, свалившаяся сверху. Ольга постепенно стала припоминать, где она и что с ней.
  Вспомнила, как пришла в церковь, как говорила с настоятелем. Потом они пошли в Пырьевку, к отцу Лаймы, затем вошли в эту избу. И тут начались настоящие кошмары. И Кречет, и сам батюшка оказались не теми, за кого себя выдавали. Кто же они на самом деле?
  Священник нес какую-то ахинею про вампиров, которые здесь обитают, про Лайму... Что же он говорил про Лайму? Что её якобы оживил Сергей и она теперь не мертва. Не совсем мертва. Бред какой-то!
  Ольга шевельнулась, все тело её тут же заныло, тяжесть, свалившаяся на неё, стала неимоверной. Она попробовала выдернуть из-под неё ноги. Ей это удалось. Что на неё сбросили, подумала она, открыв глаза, но в темноте что-нибудь различить было невозможно. Ольга тронула упавшее ногой, но так и не смогла определить, что это. Что-то мягкое, весомое.
  Вдруг это "что-то" застонало, и Ольге стало не так страшно. Выходит, она теперь не одна, они сбросили в подпол еще кого-то.
  - Эй!- сначала тихо, потом немного громче позвала она.- Эй! Вы меня слышите?
  Никто ей не ответил.
  - Вы кто?- спросила Ольга, и снова услышала в ответ тишину. Ах, если бы её руки не были связаны, она бы попыталась выбраться отсюда во что бы то ни стало.
  "Какая я все-таки дура,- подумала она,- что послушалась эту чертову гадалку и приехала сюда. Что я здесь забыла?"
  Человек на полу застонал.
  - Эй! Вы слышите меня?- опять обратилась к нему Ольга.- Что с вами? Вы живы?
  На этот раз раздался слабый мужской голос:
  - Кажется, жив.- Горюнов застонал.- А вы кто?
  Ольга, отталкиваясь ногами, подобралась к стене и села.
  - Я? Дура, каких свет не видывал, вот и валяюсь здесь со связанными руками. А вы? Вас они тоже связали?
  - Вроде нет,- ответил ей тот же голос, но уже не так безнадежно.
  - А спичек у вас, случайно, нет, может, костерчик небольшой устроим?
  - А вы, я вижу, шутница,- проговорил Горюнов.- Я, кажется, светил зажигалкой, когда сюда заглядывал. Она, скорее всего, где-то здесь и лежит. Пошарьте вокруг себя, она не могла далеко улететь.
  - Как же я пошарю связанными руками, странный вы человек? Вы не связаны, сами и пошарьте.
  - Да я еще не то что рукой вообще ничем шевельнуть сейчас не могу.
  - Может, вам массаж сделать или позвать наших друзей, чтобы они снова вам кости размяли?- ехидно заметила Ольга.
  - Вы прямо мегера какая-то,- с трудом вымолвил Горюнов.
  - А вы болтун бесполезный! Чего лежите? Ждете, пока они вернутся? Мужик тоже мне!
  - Ну- ну, без оскорблений, пожалуйста, хотя вы и правы. Я поднимаюсь.
  - Курорт нашли!
  Ольга услышала, как Горюнов зашуршал вокруг себя - сначала в одной стороне, потом в другой.
  - Кажется, нашел.
  - Ну так зажгите свет. Долго мы будем в темноте сидеть?
  - Сейчас, дайте дух перевести. Вы думаете, я отошел?
  - Думаю, вы могли бы сюда и не входить.
  - Очень остроумно. Издеваетесь?
  Горюнов зачиркал зажигалкой. Слабый огонек едва осветил его искривленное лицо.
  - Товарищ лейтенант?!- не удержалась, чтобы не вскрикнуть Ольга.- А вы почему здесь, товарищ лейтенант?
  Горюнов пристально уставился в направлении её голоса, вытянув вперед руку с зажигалкой.
  - А вы кто?
  - Это же я, Ольга. Ракитина Ольга. Вы разве меня не помните?
  - О, черт!- скривился еще больше Горюнов.- А вы-то что здесь делаете?
  - То же, что и вы: сижу.
  - Я не об этом вас спрашиваю: что вы делаете в Пырьевке?
  - Это долгая история. Может, вы сначала как-нибудь развяжете мне руки?
  - Сейчас,- стал подбираться к Ольге Горюнов,- сейчас.
  Он подполз к ней на четвереньках и попытался распутать веревку.
  - У вас что, ножа нет?- видя, что у Горюнова ничего не получается, вспыхнула Ракитина.
  - Если бы был, я бы не возился так долго.
  Наконец тугой узел поддался, Ольга освободила руки, стала растирать онемевшие запястья.
  - Вы хоть понимаете, что здесь происходит?- спросила она Горюнова.
  - Так же, как и вы.
  - Мне кажется, они очень опасны.
  - Теперь они не застанут нас врасплох,- проговорил Горюнов, вытащив из-за пазухи пистолет.- Ну что, будем выбираться?- поднял он вверх голову, ища выход.
  - Давно пора,- поддержала его Ольга.
  Горюнов полез наверх по лестнице. Добравшись до крышки подпола, прислушался, не ждут ли их там, но, не услышав ни звука, откинул крышку на сторону и, выставив вперед пистолет, стал медленно выбираться наверх.
  В доме никого не оказалось. Удостоверившись в этом, Горюнов тихо позвал Ольгу и помог ей выбраться.
  - Пойдем во двор,- шепнул он ей,- разыщем своих. Пора уже со всем разобраться.
  Горюнов потянул Ольгу за собой, и они вышли во двор.
  
  
  12
  
  Теперь они прислушивались к каждому шороху, каждому скрипу и завыванию ветра. Туман был таким густым и вязким, что виден был только вход в сарай и угол дома. Остальное тонуло в серости и постепенно сгущающихся сумерках. Сверху наваливалась бездыханная тьма, в ней также не было ни звука.
  - Надо взять фонарь,- сказал Ольге Горюнов.
  - А где он?
  - В моей машине. Это здесь, недалеко. Без фонаря нам не обойтись.
  Вдруг тишину взорвали два коротких выстрела. Потом еще два, заставивших вздрогнуть и Ольгу, и Горюнова. Они остановились. Выстрелы раздались из-за дома. Там была машина. Может, стрелял Свирида?
  Горюнов выглянул из-за угла дома. Ольга жалась к его плечу, настороженно озираясь. Ни зги не видно. Горюнов стал всматриваться в туман, прислушиваясь. Ничего. Выстрелы как будто растворились в сумерках.
  Тут под чьей-то ногой, совсем рядом, треснула ветка, раздался неторопливый хруст шагов. Горюнов похолодел и еще крепче сжал свой пистолет. Кто-то приближался к ним. "Жаль, нет луны",- подумал Горюнов, насторожившись. Свободной рукой он отодвинул от себя Ольгу, как бы давая ей понять, чтобы она отступила, но девушке до того было страшно, что она, наоборот, еще ближе прижалась к нему, обдав горячим дыханием.
  "Сейчас бы дать света. Прожекторами высветить всю округу,- опять подумал Горюнов,- спрятался бы кто-нибудь".
  Тут из тумана вынырнул силуэт.
  "Надо бы подпустить его поближе",- подумал Горюнов и облегченно вздохнул, когда увидел, что напугавшим их призраком оказался Михайлов. Он брел, устало опустив плечи, в руке его был пистолет. Значит, это он стрелял? В кого?
  - Товарищ майор,- выскочил Горюнов к нему навстречу, не скрывая радости.
  - Горюнов?- сказал Михайлов.- Где ты пропадал?
  - Да так,- ответил Горюнов,- на Канары ездил.
  - А это кто с тобой?- заметил Михайлов за Горюновым еще одну фигуру.
  - Это я, товарищ майор,- выступила вперед Ольга.
  - Ракитина?- не сдержался, чтобы не удивиться Михайлов.- Пропавшая душа?
  Ольга смутилась. Горюнов подошел к Михайлову.
  - Вы что-нибудь понимаете здесь, товарищ майор?- спросил он.
  - Пока ничего. Знаю только, что мы столкнулись с какими-то людоедами. И Кречет, и этот батюшка... Они загрызли Свириду.
  - О боже!- схватилась за рот Ольга.
  - Но я пристрелил их,- сказал Михайлов.- Теперь они не будут нам докучать.
  - Что-то я сомневаюсь в этом,- возразил ему Горюнов и посмотрел куда-то мимо Михайлова.
  Михайлов обернулся, и сердце его оборвалось. Из тумана к ним двигались две пары маленьких красных точек, постепенно обрастая формой и плотью.
  - Ну что ж, в темноте мы от них не укроемся, а сарай битком набит сеном. Я их пока задержу, а вы вытаскивайте валки во двор. Нужно осветить все вокруг. Уверен, против огня они не пойдут.
  - Их еще можно убить осиновым колом!- выпалила Ольга.
  - Нам некогда слушать сказки, Ракитина,- оборвал её Михайлов, меняя обойму.- Помогите лучше Горюнову.
  Они побежали в сарай. Михайлов перезарядил пистолет. Минут пять он их удержит, а дальше уж как получится.
  Кречет с настоятелем остановились в нескольких шагах от Михайлова.
  - Кажется, у нашего майора остался один патрон?- усмехнулся Кречет, увидев Михайлова с пистолетом наготове.
  - Не совсем так,- ответил ему Михайлов, обдумывая, как их удержать.
  - Майор поиграть с нами решил?- засмеялся перекошенным кровавым месивом лица Кречет.- Ну что ж, поиграем.
  Не успел он закончить фразу, как резко шарахнулся в сторону и исчез, словно растворился в тумане. Так же неожиданно пропал и священник.
  - Господи!- произнес Михайлов.- Что здесь творится?
  Он и глазом не моргнул, как что-то молниеносно вырвалось из тумана. Сверкнули два алых глаза, и Михайлова сбил с ног какой-то страшный вихрь. Кто-то крепко вцепился в его горло руками, придавил и попытался задушить.
  "Ну уж нет",- подумал Михайлов и, собрав всю свою силу, резко выкрутил плечи, схватил нападавшего за запястья, потянул их в сторону, коленом с маху пнул его в живот и сбросил с себя.
  Теперь красные глаза горели перед ним. Но они больше не пугали Михайлова. Он, не медля, нанес противнику прямой удар правой в челюсть, тут же левой в расквашенную переносицу, и снова правой.
  Противник Михайлова оказался не из слабых, громко зарычал, схватил его за предплечье, чуть не выдрав кусок, и с невероятной силой отбросил в сторону, как собачонку. Михайлов пролетел несколько метров и грохнулся на землю.
  Кречет поднялся и стал наступать на него.
  Михайлов растерялся: голыми руками этих монстров не остановишь. Где же пистолет? Куда они его выбили? И хотя Михайлов видел, что убить этих тварей нельзя, зато задержать, остановить хоть на минуту можно. Но где искать чертовый пистолет?
  Тут вспыхнул первый костер, ярко осветив двор, сарай и Горюнова, поджигающего следующую связку. Это, однако, не остановило Кречета. Он неудержимо, шаг за шагом приближался к Михайлову, скалясь и громко сопя. Михайлов зыркнул по сторонам, ища, чем бы его огреть, но, к сожалению, ни камней, ни каких-то других подходящих предметов поблизости не было.
  Тут всего в каких-то полутора метрах от себя Михайлов заметил свой пистолет. Недолго думая, он перекатился к нему, схватил и, направив на ухмыляющегося Кречета, несколько раз выстрелил ему в голову. Кречет упал.
  - Держите его! Держите, товарищ майор!- неслась к нему на помощь Ракитина.- Их так просто не убьешь.
  В её руках был зажат осиновый кол, про который она совсем забыла. Михайлов не стал препираться, перевернул пока еще неподвижное тело Кречета, и Ольга со всего маху вогнала в его сердце остро заточенную деревяшку.
  Кречет выпучил глаза, весь изогнулся, схватился за кол своими толстыми волосатыми корявыми лапами и попытался его вырвать. Но Михайлов навалился на кол всем телом и вогнал его еще глубже. Кречет, проткнутый насквозь, страшно закричал, задергался под Михайловым и вскоре испустил дух. Михайлов тяжело отвалился от него. Он еле дышал. Так же тяжело дышала стоявшая над ним Ольга.
  А на Горюнова наседал священник.
  Куда делся тот боязливый, сохраняющий нейтралитет настоятель? Теперь это тоже был зверь. Они как будто только и ждали, когда наступят сумерки. Темнота будто питала их своей мрачной энергией, придавая нечеловеческую силу.
  Священник вырвал из рук Горюнова пистолет и далеко отшвырнул его далеко в сторону. Теперь швырял самого Горюнова. Казалось, это доставляло ему несказанное удовольствие.
  Вот он схватил Горюнова в охапку и грохнул о стену сарая, затем высоко поднял над собой и отшвырнул в туман, потом схватил за ворот пальто, с недюжинной силой притянул к себе и уставился своими красными немеркнущими зрачками в его угасающие глаза. Он играл, находя в издевательстве над человеком неприкрытое наслаждение, снова и снова то поднимая Горюнова на ноги, то бросая на землю.
  Михайлову было невыносимо наблюдать за происходящим. Он с помощью Ольги поднялся и пошел в сторону сарая.
  "Их же как-то можно остановить, можно",- думал он, приближаясь к священнику.
  Михайлов находился у него за спиной, и священник, увлеченный забавой с Горюновым, совсем, казалось, забыл об опасности.
  Может, они думают, что их невозможно убить?
  Михайлов увидел висевшую под навесом сарая косу. "Это ж лучшее оружие всех времен и народов",- подумал с радостью и осторожно, чтобы не спугнуть раньше времени священника, стал снимать её с крюка.
  Батюшке, видно, тем временем надоело ослабевшее, не сопротивляющееся тело Горюнова. Он снова приблизил его к себе, в который раз взглянул в полуприкрытые глаза Горюнова и, дико захохотав, опустил его перед собой.
  Горюнов, как бестелесный, повис на его руках. Священник в восторге задрал голову вверх и еще громче разразился жутким неземным воем.
  Вдруг сзади он услышал голос Михайлова и недовольно повернулся к нему.
  - Нехорошо, святой отец, так мучить своих прихожан,- вскользь заметил ему Михайлов.
  Священник не успел даже возмутиться, как Михайлов размахнулся и быстро снес ему голову косой.
  - Надеюсь, наш "Диснейленд" на сегодня окончен,- сказал он подошедшей к нему Ольге.
  Ольга уткнулась в плечо Михайлова и разрыдалась.
  - Ну, ну,- стал успокаивать он её.- Не плачьте так сильно, всё кончено, кончено.
  Он наклонился над Горюновым.
  - Женя, ты как?
  Горюнов тяжело открыл глаза.
  - Кажется, в порядке.
  - Встать сможешь?
  - Попробую.
  Михайлов помог ему подняться и усадил на один из снопов сена возле сарая. Ольга стала еще жечь костры.
  - Это не Пырьевка, а Упырьевка какая-то,- ощупывая голову, сказал Горюнов.
  Ольга протянула ему пистолет.
  - Спасибо,- поблагодарил ее Горюнов и убрал пистолет в кобуру.- Я даже не успел ни разу из него выстрелить.
  - Еще настреляешься,- проговорил Михайлов, опускаясь рядом. Ольга тоже присела возле них. Не каждый день случаются такие события.
  - Что теперь?- спросил Горюнов, чувствуя, как гудит и ноет все тело.
  - Теперь нам осталось только забрать голову Кравченко, и можно ехать домой.
  - Как!- удивленно уставились на него Горюнов и Ракитина.- Она здесь?
  - В гробу Лаймы. Я нашел её в сарае.
  - Так что, сходить за фонарем?
  - Не надо. Там есть керосиновая лампа,- сказал Михайлов и поднялся. Войдя в сарай, он снял потухшую керосиновую лампу и вернулся обратно во двор. Зажечь фитиль ему не удалось.
  - Наверное, кончился керосин. Все-таки придется идти за фонарем.
  - Я схожу,- стал подниматься Горюнов.- Пригоню машину, подсвечу еще фарами - все веселее будет.
  - Дойти сможешь?- поинтересовался Михайлов.
  - Постараюсь,- ответил ему Горюнов, отряхиваясь от сена и пыли.
  Вскоре он скрылся в тумане. Михайлов сел на связку сена возле Ракитиной. Оба стали смотреть на огонь. Это был добрый огонь, огонь, на который смотрел бы и смотрел, не отрываясь.
  
  
  
  13
  
  Горюнов пошел к своей машине. Проходя мимо Кречета, невольно посмотрел на него.
  "Собаке, собачья смерть",- подумал, отворачиваясь с отвращением.
  Подойдя к машине, заглянул на заднее сиденье, где лежало истерзанное тело Свириды.
  - Прости, друг, что задержались немного,- сказал, закрывая снаружи дверь.- Скоро и твои мучения закончатся. Сейчас заберем товарищей и - домой. Осталось немного.
  Горюнов захлопнул дверь и с другой стороны, обошел машину вокруг и сел за руль. Он вдруг почувствовал, как сильно устал, как ноет все тело. Священник изрядно его помял, за неделю, наверное, не отойдешь. Может, стоит взять отгул? Такие страсти бывают не каждый день.
  "Надо сразу достать фонарь",- подумал, открывая бардачок. Слава богу, тот оказался на месте.
  Положив фонарь на соседнее сиденье, Горюнов включил радио. "Ты один у меня, нет другого",- пела мягким ласковым голосом певица. "И никому не разлучить нас",- заканчивала припев.
  "Никому не разлучить нас",- витало вокруг в воздухе и в голове Горюнова.
  Он вставил ключ зажигания и повернул его. Машина слабо загудела и стихла. Горюнов еще раз включил зажигание. Тот же результат.
  "Что за черт!"- подумал Горюнов и случайно бросил взгляд в зеркало заднего вида.
  - О! Только не это!- протянул он, увидев, как на него уставился окровавленный Свирида. Казалось, он ехидно ухмыляется.
  "Но он же был накрыт!"- мелькнуло у Горюнова, и в то же мгновение мертвый Свирида схватил его за горло и стал душить, громко скрипя зубами.
  Горюнов заметался, стал сползать вниз, чтобы хоть как-то ослабить хватку Свириды. Схватив его за руки, попробовал разжать их, но у него ничего не получилось: хватка оказалась железная.
  "Боже, как всё просто",- застучало в его висках. Но он не хотел умирать. Ему еще рано умирать!
  Горюнов дотянулся до фонаря и, схватив его, стал бить назад, пытаясь попасть в голову мертвеца. Пару раз ему удалось это сделать, и он почувствовал, как хватка Свириды немного ослабла. Тогда Горюнов перекинул его руки на одну сторону и резко дернул на себя, затащив тело Свириды между передними сиденьями. Тут же, мгновенно выхватив из-за пазухи пистолет, он поднес его к глазу мертвеца и, сказав: "Ну что, родимый, отмучился?"- резко нажал на курок. Глаз Свириды вместе с пулей ушел назад. Горюнов откинул на заднее сиденье ослабевшее тело участкового, быстро выбрался из машины и побежал к телу Кречета. Нельзя было терять ни минуты!
  Он вырвал из тела Кречета кол и помчался обратно к машине. Свирида уже выбирался из нее.
  - Да нет, родной, так не бывает,- Горюнов схватил его за волосы и, завалив на спину, с силой воткнул в его сердце кол.
  Свирида взвыл так, что, казалось, содрогнулась земля, а где-то неподалеку сорвались с деревьев вороны и застрекотали.
  
  
  14
  
  Услышав этот крик, Михайлов с Ольгой на секунду замерли. Они продолжали подбрасывать сено в огонь, дожидаясь Горюнова.
  - Что это?- испуганно спросила Ольга.
  - Не знаю,- ответил Михайлов.- Голос вроде не Горюнова. Хотя от таких кошмаров и не так закричишь.
  Тут до них долетел звук работающего мотора.
  - А это уже Горюнов. Живой все-таки, черт.
  Ольга обрадовано улыбнулась. Вскоре из тумана вынырнула машина, ослепив Михайлова и Ольгу включенными фарами. Кто за рулем, разобрать было трудно. Михайлов поднял пистолет: сейчас всего можно ожидать. Ольга спряталась за его спиной. Машина остановилась в нескольких метрах от них.
  - Когда вы уже начнете мне доверять?- спросил Горюнов, выбираясь из машины. Он был весь в крови, рубаха изодрана, однако Михайлов облегченно вздохнул и опустил пистолет. Ольга радостно вскрикнула и бросилась Горюнову на шею
  - Вот это я понимаю: благодарность граждан за отличную работу. А то только и слышишь: менты поганые, да кого вы защитить можете?
  - Ладно, Женя, давай фонарь, заберем голову Кравченко и будем отчаливать.
  - А с телом Лаймы что делать?
  - Завтра райотдел пусть тут порядок наводит. С нас хватит.
  Горюнов взял фонарь, сумку, и они вошли в сарай, широко распахнув двустворчатые ворота. Свет от костра высветил почти половину сарая. И все же гроб с телом Лаймы еще находился в темноте, в сенном склепе.
  - Я лучше здесь постою,- сказал Ольга.
  Михайлов с Горюновым скрылись в темноте. Вскоре вернулись. Горюнов нес в руках сумку.
  - Ну что?- спросила Ольга.
  - Все в порядке, держи!- бросил он сумку ей в руки.
  Ольга машинально схватила её и тут же брезгливо оттянула от себя на вытянутые руки.
  - Нет, лучше вы заберите.
  Она не договорила. Сумка выпала из рук. Лицо перекосилось гримасой. Михайлов с Горюновым инстинктивно обернулись. Из своего логова выходила Лайма! Её глаза налились кровью и горели так же ярко, как перед этим горели глаза Кречета и настоятеля. Она пристально вперилась в Ольгу взглядом, как будто хотела загипнотизировать, и, ни на секунду не спуская с неё глаз, стала приближаться.
  - О, черт!- воскликнули одновременно Михайлов с Горюновым и попытались было вытащить пистолеты, но не успели.
  Лайма без особого усилия ударила сначала Михайлова, потом Горюнова, отбросив обоих к стене сарая.
  Затем остановилась у окаменевшей Ольги, приблизила к ней лицо и сказала так отчетливо чеканя слоги, что Ольге стало не по себе:
  - Тебе никогда не разлучить нас. Слышишь? Никогда!
  Лайма наклонилась к сумке и вытащила оттуда голову своего мужа. Михайлов и Ольга ошеломленно смотрели на неё. Горюнов потерял от удара сознание.
  Лайма прижала к груди голову Сергея и, снова взглянув на Ольгу, повторила:
  - Тебе не разлучить нас!
  После этих слов она отвернулась от Ольги и пошла обратно в свое логово.
  Михайлов поднялся, подошел к лежащему на земле Горюнову, взвалил его на плечо и сказал Ольге:
  - Надо отсюда выбираться.
  Они вышли во двор. Михайлов опустил Горюнова возле машины на землю и повернулся к сараю.
  - Нам больше ничего не остается,- сказал он Ольге, взял пучок горящего сена и швырнул его внутрь сарая.
  Огонь быстро побежал по полу, лизнул стены, взобрался под крышу. Через пять минут все внутри пылало, трещало и лопалось. Во дворе стало светло как днем, когда огонь вырвался наружу.
  И вдруг изнутри сарая раздался нечеловеческий душераздирающий вопль Лаймы, заставивший вздрогнуть Ольгу и Михайлова.
  - Она как живая,- сказал, заплакав, Ольга.- Боже, спаси её душу!
  - Поехали отсюда. Нам тут больше делать нечего,- отозвался Михайлов.
  Он поднял с земли тело Горюнова и положил его на заднее сиденье.
  Сидя в машине, Ольга и Михайлов смотрели, как ярко пылает сарай. О чем они думали, можно было только догадываться. И лишь когда рухнула крыша, Михайлов негромко сказал:
  - Ну что ж, пора и честь знать,- и стал заводить мотор.
  Ольга устало прислонилась щекой к стеклу и почувствовала, какое оно приятно-прохладное.
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019