Okopka.ru Окопная проза
Безрук Игорь Анатольевич
Главы 17,18

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
 Ваша оценка:

  17
  
  Больше всех предстоящий отъезд Ашерат расстроил Федима. Он, как и все в имении, с большим воодушевлением ждал нового назначения своего хозяина на пост, который, верилось, поможет ему в конце концов переломить ужасный ход истории, выступить достойным соперником такому грозному врагу, как римляне, а может даже, и обуздать его. Однако Федим и не предполагал, что вместе с Гамилькаром имение в Бизацене покинет и его семья, и Ашерат, крошка Ашерат, к которой он испытывал не только дружеские чувства.
  Появились они неожиданно всего полгода тому назад. Федим ощущал себя в то время совсем еще мальчишкой. Тогда Ашерат сидела на вершине одной из угловых башен, скучала, рассматривала как обычно окружающий пейзаж. Высоко в небе, чуть выше горизонта, заметила черную точку. Постепенно она выросла в длинный неровный клин. Ашерат засмотрелась на него. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что это оказалась целая стая белых аистов! Тех самых аистов, которых она так полюбила в зверинце Сиппара и появления которых ждала с нетерпением изо дня на день.
  Она опрометью сбежала со ступеней на второй этаж, ворвалась в покои Батбаал, где мать с двумя старшими дочерьми занимались пряжей, и, сияя от счастья, выпалила: "Мама, мама, они прилетели, мама! Я побегу, их встречу!" Развернулась и, не дожидаясь ответа матери, стрелой понеслась дальше.
  - Вот безумная, - бросила ей вдогонку Наамемилкат.
  Во дворе, столкнувшись с Ахирамом, Ашерат порывисто схватила его за руку и потянула за собой к выходу:
  - Ахирам, они вернулись!
  - Кто вернулся, Ашерат? - Ахирам удивился порыву младшей дочери Гамилькара.
  - Аисты, аисты вернулись! Пойдем скорее, сам увидишь!
  Ахирам широко улыбнулся, но все же быстро проследовал за непоседой во двор.
  Стоило им выйти на открытое пространство двора, как Ашерат вскинула вверх руку с вытянутым указательным пальцем и крикнула:
  - Вон они, вон, видишь, видишь?!
  Уже сносно различимый широкий клин аистов мерно двигался в сторону континента. Можно было не сомневаться - они направлялись к небольшому озеру на западе от их имения. Оно всегда служило перевалочным пунктом для многих перелетных птиц.
  - Пошли скорее, я хочу посмотреть, где они сядут!
  Не долго думая, Ашерат метнулась за ворота усадьбы и помчалась в сторону оливковых плантаций, неподалеку от которых раскинулось озерцо.
  - Ты куда, неугомонная! - только и успел крикнуть Ахирам. Но Ашерат уже не слышала его, она во весь опор неслась в длинном оливковом междурядье.
  Ахирам, улыбнувшись: "Вот бесенок, что вытворяет!", - поспешил сообщить обо всем ее отцу.
  - Вот несносная, - сказал, оторвавшись от своих бумаг Гамилькар. - Скачи за ней, пусть она одна по округе не шестает - только недавно прибили людоеда.
  Ахирам вскочил на одного из стоявших под навесом амбара жеребцов и поскакал вслед за дочерью Гамилькара.
  - Садись, - сказал, догнав Ашерат почти на середине ряда.
  Посадив ее впереди себя, хлестнул коня. Поджарый конь живо сорвался с места.
  Они прибыли как раз вовремя. Разведчик, видно, давно описал круг над берегом, где были только утки, стайка вальдшнепов и десяток серых журавлей, и уже возвращался к клину. Вожак направил стаю вниз. По мере снижения, клин стал распадаться на отдельные группки, и первые белоснежные длинношеие красавцы, громко хлопая крыльями и выпячивая грудь, грациозно опустились на землю и тут же громко защелкали, словно здороваясь с прежними обитателями. Вскоре весь берег затрещал от их приветственных голосов.
  Ашерат нарадоваться не могла, смотрела на птиц во все глаза и все пыталась отыскать среди них исчезнувшего весной аиста из зверинца Сиппара. Она болезненно переживала его пропажу. Сначала думали, что аист погиб от какой-то подхваченной ранее заразы, о которой торговец, продавший Сиппару птицу, намеренно умолчал. Но как потом сказали им люди сведущие, аист умер от обыкновенной тоски. Надо было купцу просто брать не одну птицу, а пару. Парами аисты живут дольше, потому что, как люди, крепко привязываются друг к другу. Тогда, чтобы не расстраивать Ашерат, ей сказали, что аист улетел в далекий северный край, что Сиппар выпустил его, видя, как тот страдает. Но осенью он обязательно вернется, и не один, потому что все аисты, улетая на север, прежде всего, заводят там семью, рожают детей, а потом все равно возвращаются обратно, ведь их настоящий дом здесь, в теплых краях.
  Девочка поверила Сиппару, и все лето с завидным терпением ждала возвращения аистов, как ничего другого, а сейчас смотрела на них просто восхищенными глазами.
  Впрочем, за очаровательными божьими птицами наблюдали не одни они. Чуть поодаль в густых зарослях терновника бдительный Ахирам заметил легкое движение. Насторожившись, он заслонил собой дочь Гамилькара и крикнул в сторону кустов, чтобы тот, кто там прячется, без опаски вышел из укрытия и не заставлял его применять оружие.
  Каково было удивление Ахирам и Ашерат, когда из-за кустов вышел Федим, сын Ахата, смотрящего за рабами на скотном дворе. Он, оказывается, частенько у озера ставит силки на мелких птиц и сегодня тоже пришел с той же целью, но так же, как и они, залюбовался множеством возвратившихся аистов.
  Это на самом деле было удивительное зрелище! Весь берег словно враз покрылся белым с красными и черными прожилками покрывалом, закрыв собой даже ранее оказавшихся у водопоя цапель. Только прожилки эти постоянно двигались: аисты то и дело то вскидывали резко вверх длинные клювы, запрокидывая голову к самой спине, и оглушительно трещали, то встряхивали головой, то порывисто хлопали крыльями.
  Ахирам был рад увидеть мальчугана. Тот на его глазах превращался в юношу, смелого, толкового. Немало он перенял как от своего отца, так и от опытного охотника Сахеба, с которым его чаще всего в последнее время встречали. Уже теперь в подростке проявлялись будущие способности воина. Стрелять из лука и находить звериный след его научил Сахеб (Федим как плату за учение втихую от отца таскал Сахебу вино, до которого тот был особенно охоч). Владеть мечом и метать пращу учит он сам, Ахирам (после потери собственного сына он все более привязывался к Федиму, рано потерявшему мать).
  По его мнению, еще один путный телохранитель для семьи Гамилькара в Бизацене будет не лишним. Сегодня здесь самое спокойное место, а завтра неизвестно, что случится.
  Ахирам считал, что Федим будет добрым воином и хорошим защитником. По складу характера, по доброте души...
  Ашерат хорошо его помнила, Сахеб часто брал своего ученика на охоту. И птиц приносил в усадьбу на ужин чаще всего тогда именно Федим.
  Ахирам подозвал к себе подростка и не сдержал улыбки, видя, как тот смущенно зарделся, подойдя ближе и увидев рядом с ним Ашерат.
  Еще год назад это была маленькая девочка с острыми чертами лица и худыми ногами. Теперь она вступала в возраст девушки на выданье, когда Астарта вот-вот заберет ее под свое крыло...
  - Как твои дела, Федим? - спросил Ахирам. - Вижу, удача охотника от тебя не отворачивается.
  Ахирам обратил внимание на висящего за поясом юноши зайца.
  - Если хотите, возьмите, - протянул Федим свой трофей Ахираму. - Я себе еще поймаю.
  - Нет, нет, спасибо, дружок, я предпочитаю ловить добычу сам.
  Ахирам вскочил на коня.
  - Ну, у меня еще много дел, надо проехать по округе, заглянуть на плантации и скотный двор... Ты со мной, Ашерат? - обернулся он к дочери Гамилькара, спросив скорее из приличия.
  Ашерат смущенно потупилась.
  - Понятно. Тогда оставляю тебя здесь под опекой надежного охранника. Федим, доставь ее, пожалуйста, обратно к обеду. Как говорится, целой и невредимой. На тебя можно положиться?
  - Конечно!
  Федим уверил Ахирама, что с дочерью Гамилькара ничего не случится.
  Ахирам поскакал обратно в имение.
  Федим и Ашерат остались наедине, но одинаково оробели, - незнакомое, новое чувство рождалось у каждого в груди.
  Первым нарушил молчание Федим.
  - Я часто прихожу на это озеро, сюда слетаются разные птицы, но столько я еще ни разу не видел.
  - Я тоже, - призналась и Ашерат, и какая-то невидимая между ними стена сразу рухнула.
  - Посмотрим, надолго ли они останутся тут?
  Они уселись на ствол одного из поваленных деревьев, свесили ноги.
  - Их много потому, что они прилетели со своими недавно рожденными детьми. Видишь, те, у которых клюв и ноги черно-коричневые, - совсем молодые, - сказала чуть погодя Ашерат.
  - Откуда знаешь?
  - Знаю, потому что об этом мне говорил наш сосед в Мегаре. У него свой собственный зверинец, в котором кроме зверей много разных птиц, - сказала Ашерат и рассказала Федиму и об интересном зверинце Сиппара, о птицах, которые жили в нем, и о Кесепе , аисте, которого она полюбила больше всех других, но который внезапно пропал, а может, просто улетел, как улетают весной на север все аисты из их краев.
  - Красивые они, - сказал Федим.
  - И верные. Говорят также, что когда старики-аисты теряют свои перья, молодые птицы выщипывают свой пух и укутывают им стариков, чтобы те не замерзли. И еще приносят им пищу. А при перелетах поддерживают в полете своими телами.
  - Ну, тогда я тоже самый настоящий аист, - заметил Федим, улыбаясь. - Я давно уже все, что добуду на охоте, приношу домой. И частенько, особенно когда отец в деревне наберется так, что ноги не несут, тащу его на себе.
  - Тогда я и тебя буду звать Кесеп. И если ты вдруг улетишь, буду ждать твоего возвращения так же, как люди ждут возвращения аистов.
  - Договорились, - сказал Федим и снова улыбнулся.
  А потом был очередной сбор винограда, в котором участвовали, как обычно, все члены семьи Барка, включая слуг и рабов.
  "Кто точила чинил, кто бочки очищал, а кто корзины сплетал; иной хлопотал о коротких серпах, чтобы срезать виноградные грозди, иной - о камне, чтобы давить из гроздей сок, иной рубил сучья сухие, чтобы можно их было ночью зажечь и при огне переносить молодое вино", - говорилось об этой жаркой поре в одной из древних повестей .
  Федим таскал в корзинах виноградные гроздья, давил или помогал разливать вино по бочкам.
  Ашерат наливала для питья прошлогоднее вино, носила на виноградник еду, иногда наряду с другими женщинами обрезала низко растущие гроздья.
  За каких-то полгода, встречаясь потом на озере почти каждую неделю, Ашерат и Федим еще более сдружились. Причем, если Федим с Ашерат по каким-либо причинам не могли видеться, оба не находили себе места.
  Первой на удрученную Ашерат обратила внимание Мактаб, но в отличие от Парфениды гвалта устраивать не стала, наоборот, (даже в пику неблагодарной кормилице хозяйки) частенько, как настоящая сваха, прикрывала девочку, когда та тайком убегала из дома, чтобы встретиться с юношей. Или когда Федим приносил на кухню свежую дичь, незаметно от всех домашних посылала туда Ашерат и всячески препятствовала подозрительной Парфениде и действующей с ней заодно Наамемилкат обнаружить местонахождение молодых. Но сборы Гамилькара, общая суета и сутолока в последнее время, потом странные сны девочки, после которых та ходила сама не своя - все как-то ограничивало их встречи. Больно было на нее смотреть: Ашерат просто чахла на глазах. Не такой возвращалась она с озера после встречи с Федимом, а словно очищенной, облегченной, умиротворенной...
  Мактаб была убеждена, что поездка на озеро отвлекла бы Ашерат не только от темных навязчивых снов.
  Тем же вечером она подошла к Батбаал. Хозяйка, выслушала кормилицу своего сына с интересом, потому что и у нее еще свежа была в памяти поздняя осень прошлого года, когда Ашерат увидела в небе аистиный клин.
  - Ты, наверное, права, смена обстановки повлияет на нее благотворно.
  Она и сама не прочь прокатиться к озеру, взять с собой младенцев, нескольких слуг, еды...
  Почти полдня потом Батбаал отдавала распоряжения по поводу предстоящей поездки к озеру, взбудоражила всю прислугу в усадьбе, однако задумку в конце концов, к сожалению, пришлось отменить: от Гамилькара из Карфагена прибыл гонец. Прибыл как-то скоро, неожиданно для всех. Сообщил, что праздник в этом году состоится на два дня раньше, чем в прошлом. Нужно было торопиться и прибыть в Карфаген хотя бы за неделю до начала торжества, чтобы имение в Мегарах привести в должный порядок. Без женской руки, как ни крути, не обойдешься. К тому же надо было срочно сажать в горшки зерна пшеницы, ячменя, сладкого укропа - вырастить так называемые "сады Адониса", растения, которые уйдут в иной мир вместе с самим Адонисом в день его поминовения.
  Парфенида торжествовала: Афродита услышала ее молитвы и сорвала задумку сумасбродной Мактаб. Чего придумала: поставить на уши всю округу! Поделом полоумной!
  Но сорванная поездка на озеро ничуть не расстроила Мактаб - она давно мечтала выехать в Карфаген, в котором не была уже больше года. Тем более ее, как кормилицу маленького Ганнибала, хозяйка не сможет не взять с собой. А это значит, она снова увидит отца (мама давно умерла), старых друзей, город своего детства и снова поучаствует в красочных церемониях, будет петь и плясать, бросать цветы в колесницу Астарты и восторженно встречать воскресшего Адониса. И она не ошиблась в предчувствиях: Батбаал и ей повелела собираться в путь.
  Когда Федим узнал об отъезде Ашерат, он тут же бросился к отцу.
  - Почему мы не можем поехать в Карфаген и принять участие в празднике?
  Ахат удивленно поднял глаза на сына.
  - Раньше ты не рвался ни на какие праздники, это что-то новенькое. А потом, мы должны быть здесь, исполнять свои обязанности, их у нас не так уж и мало. Если бы Гамилькар захотел взять нас с собой, он бы взял. Не понимаю, чего ты от меня хочешь?
  - Но разве я не свободный человек? - Федим посмотрел на отца с вызовом. - И взрослый, - мне давно перевалило за четырнадцать!
  Ахат вспыхнул:
  - Не настолько свободный и недостаточно взрослый, чтобы поступать как тебе заблагорассудится! Всему свое время - не торопи события!
  Федим выскочил из дому подавленный и раздраженный. Почему отец не хочет понять его? И почему он сам не волен поступать так, как считает нужным? Он же не какой-то там раб, без прав, без рода, без имени...
  Федим был в отчаянии. Он не знал, что делать. Мир, казалось, рухнул для него раз и навсегда.
  Солнце еще не садилось. Легкий ветерок приятно овевал тело, но не радовал юношу как обычно.
  Ноги сами по привычке привели его к хижине Сахеба, у которого он в последнее время бывал даже чаще, чем дома; у которого иногда оставался ночевать и которому частенько поверял свои юношеские тайны.
  Сахеб стал Федиму ближе, чем отец, и о своих новых чувствах к Ашерат Федим мог рассказать только ему одному. Но, к сожалению, Сахеба дома не оказалось. Тот опять, наверное, в одиночку бродил где-нибудь в глубоких ущельях, выискивая свежую добычу. Тогда Федим побрел из деревни куда глаза глядят.
  Не заметив как, он оказался на озере, том самом, где впервые увидел "новую" Ашерат, тяжело опустился на поваленный ствол, на котором они часто сидели вместе.
  Среди высоких душистых трав пестрели цветы, в кустах шумно порхали мелкие птицы, в теплом парном воздухе зудели комары, жужжали мухи, гудели пчелы - неподалеку была пасека, но Федим думал только об Ашерат.
  Рядом с ней он чувствовал себя счастливым и обогащенным, дарил ей фрукты, украшал полевыми цветами, поил водой из прозрачного ручья из собственных ладоней, играл на свирели, сделанной собственноручно из склеенных мягким воском тонких тростинок.
  Казалось, для него в эти полгода не существовало больше ничего, кроме Ашерат. А с Ашерат - небо, море, птицы, цветы ... Как в каком-то сладком сне они, забыв обо всем, наперегонки носились по лугам; взявшись за руки, бродили вдоль озера, уединялись в тени виноградников и пышных олив, заслушивались звонким пением птиц и жужжанием пчел.
  Их весельем заражались работающие на полях рабы, отрывались от жнивья, выпрямляли уставшие спины, улыбались вслед.
  Молодые совсем не думали о будущем, но будущее само давало о себе знать.
  "Как я теперь буду без Ашерат?" - спрашивал себя Федим и не находил ответа...
  В густых камышах возле озера кричали дикие утки, гортанными трелями перекликались праздные лягушки. Вдоль берега бродило всего лишь несколько цапель и пара серых журавлей. Вроде все как всегда, только теперь здесь не было аистов, тех самых, которые так сблизили их.
  Федим больше не представлял своей жизни без Ашерат. А она? Не забудет ли она его, уехав в Карфаген? Что останется от него в ее памяти? Хотел бы он, чтобы Ашерат никогда его не забыла. А чтобы Ашерат его не забыла (эта неожиданно пришедшая мысль воодушевила Федима), никогда не забыла их дружбу, их встречи на озере - он подарит ей небольшую фигурку аиста. Это ему сделать легче легкого! На охоте, особенно при ловле птиц, ему частенько приходилось ждать, и чтобы скоротать время, он выстругивал из сосновой коры различные фигурки людей или животных, раз даже сделал небольшой корабль с парусами, который держался на воде не хуже настоящего!
  Федим, разгоряченный, тут же принялся за дело и уже вечером с маленькой деревянной фигуркой аиста в руке стоял у ворот замка Гамилькара.
  Привратник, старый раб, всегда по-доброму относившийся к юноше, хотел уже было пропустить его внутрь, но тут мимо проходила Нааме, и, увидев Федима, резко окликнула старого раба:
  - Шардан, ты зачем его впустил?
  Старый раб низко склонил голову:
  - Прошу простить меня, молодая хозяйка. Этот юноша, сын Ахата, одного из наших управляющих.
  - Я знаю, кто это, но вечером он не должен быть здесь, запри как положено ворота!
  - Как скажете, молодая хозяйка, - сказал Шардан и стал выпроваживать Федима. Солнце садится, да и Федим без дичи, - зачем без особой нужды беспокоить хозяйку, тем более, накануне отъезда.
  - Но мне очень нужно. Мне очень нужно, - пытался достучаться до сердца черствой Наамемилкат Федим.
  - Придешь утром и спокойно решишь все свои дела, - недовольно бросила Нааме и снова строго приказала привратнику закрыть ворота перед Федимом. Не хватало еще, чтобы кто попало шлялся по их двору поздно вечером!
  Шардан послушно закрыл ворота, но мальчишка не сдался, лихорадочно забарабанил по створкам кулаком.
  На шум подошел проходивший мимо Ахирам. Узнав юношу, поинтересовался, почему тот не дома, на что Федим ответил, что хотел бы повидать Ашерат и передать ей от него подарок на память.
  Ахирам приказал привратнику открыть калитку в воротах.
  Нааме вспыхнула, но возражать Ахираму не решилась.
  Федим вошел, вскользь глянул на недовольную Нааме, потом, смутившись, сказал:
  - Я обещал Ашерат вот это, - и протянул Ахираму вырезанную фигурку аиста. - Вы ведь уезжаете?
  Ахирам снисходительно улыбнулся. Уж кто-кто, а он хорошо знал о частых встречах Федима и Ашерат. Как знал и то, что хозяева не возражали против этих невинных встреч. Да и сам Ахирам, обучая Федима, никогда ничему дурному юношу не учил.
  - И еще я хотел бы попрощаться с ней, - как за спасительную соломинку ухватился Федим за последнюю мысль.
  Ахирам несколько секунд молчал, видя в юноше борение чувств, потом сказал:
  - Ну, это вряд ли, поздно уже, - но неожиданно добавил: - А ты сам не хотел бы поехать с нами в Карфаген? Ты умело владеешь оружием, зорок, наблюдателен. А нам предстоит долгий путь вдоль побережья. Подумай. С твоим отцом я поговорю. Мне кажется, возражать он не станет.
  Нааме глянула на Ахирама с осуждением. А Федим от радости был не в себе - о таком предложении он и мечтать не мог.
  - Тогда я побежал собираться? - как утреннее солнце на капельках росы засветились глаза юноши. - А это все равно передайте, пожалуйста, Ашерат, - протянул Федим Ахираму фигурку аиста.
  Ахирам обещал выполнить просьбу.
  Нааме вспыхнула, развернулась и быстрой походкой ринулась от ворот.
  Что себе позволяет этот Ахирам? Да и родители хороши - при их попустительстве слуги что хотят, то и творят, распустились дальше некуда - играть в любовь с хозяевами - где такое видано! И Ашерат тоже. Мелюзга еще, ни кожи, как говорится, ни рожи. Что в ней такого нашел Федим?
  Когда босые пятки Федима растворились в темноте, Ахирам вернулся во двор, заметил возле кухни Батбаал, подошел.
  Батбаал с улыбкой выслушала его рассказ о Федиме. Ей тоже нравился этот скромный и порядочный юноша. И она рада, что еще один надежный человек будет сопровождать их в Карфаген.
  Ахирам прав: путь неблизкий и местами даже опасный - не на всех дорогах еще наведен порядок. Работорговцы не гнушаются и разбойничьей добычей. Не хотелось бы оказаться на невольничьем рынке где-нибудь на Кипре или в Малой Азии.
  Ашерат, которой Батбаал передала фигурку аиста, очень обрадовалась. А узнав, что Федим отправляется в путь вместе с ними, и вовсе расцвела. До самого утра она не выпускала деревянную статуэтку аиста из рук.
  Парфенида глаз не могла отвести от чуть ли не светящегося во сне лица Ашерат - давно она не видела ее такой счастливой.
  Наамемилкат буркнула что-то нечленораздельное, но почувствовала, что поступок Федима, да и сам пустяшный подарок задели ее. По ее мнению, Ашерат еще не стоит тех знаков внимания, которыми ее наделяют окружающие. Еще больно мала и неказиста. Иное дело она, Нааме: и поумнее, и благороднее - она никогда не станет якшаться с кем попало и размениваться на мелочь.
  С этой приятной мыслью Нааме и заснула.
  
  
  18
  
  Масса слуг, поспешность, но из имения выехали только на утро третьего дня, отправились посуху - Батбаал боялась, что младенцы, Ганнибал и Фелис, не перенесут качку. Да и затягивать отъезд было некуда, прибыть бы в Карфаген хоть за несколько дней до начала основных торжеств.
  Федим, довольный тем, что едет вместе со всем семейством Барка, с радостью выполнял все поручения Ахирама: с несколькими рабами-охранниками скакал в авангарде, взглядом окидывал горизонт и округу, чтобы никто из недоброжелателей не застал их караван врасплох, помогал разыскать и подготовить место для привала в оазисах, набирал в бурдюки воду, по первой просьбе приносил ее в повозки женщинам. Когда не был нигде задействован, скакал рядом с женскими повозками, разговаривал с женщинами или девушками. Ему нравилось с ними общаться, он нисколько не чувствовал себя ниже их, с девушками вел себя, как с подружками, на равных; смело отвечал на поддразнивания Нааме, которая проявляла таким образом свое недовольство тем, что сына слуги взяли с собой в Карфаген, и тем, что он так вольно себя с ними, хозяевами, ведет; и тем, что Ашерат - слепой только не увидит - совсем неравнодушна к юноше.
  Впрочем, сама Ашерат внешне никак не выказывала своего чувства к Федиму; смеялась, когда он крутился возле них на лошади (но смеялись при этом все, кто сидел с ней рядом), бросала иногда на него восторженные взгляды, но старалась делать это украдкой, чтобы никто ничего не заметил (хотя от старших трудно было что-либо скрыть, особенно, если это касалось женских хитростей - они все эти уловки давно прошли, их трудно было по женской части чем-либо удивить).
  Нааме эта шитая белыми нитками скрытность младшей сестры просто бесила. Она и сама не отказалась бы от мужского внимания, пусть даже и в таком невинном проявлении, поэтому особенно рьяно нападала на Федима, гнала его от их повозок, высказывала Ашерат недовольство тем, что сын смотрящего за рабами пытается ухаживать за дочерью хозяина, причем, открыто, навязчиво, без всякого смущения.
  Батбаал пришлось даже как-то раз осадить Нааме: уж слишком разошлась она в своем недовольстве.
  - Успокойся, пожалуйста, - сказала она. - Федим тоже член нашей семьи, перестань его унижать и подначивать, будь благоразумной.
  Она видела, что в присутствии Федима Ашерат забывала свои печали, и беспокойные сны за время поездки ни разу ее не потревожили, можно было и ей спокойно готовиться к предстоящему торжеству.
  Нааме обиделась, но задирать Федима не перестала, только делала это потом не так открыто и когда никого не было рядом.
  
  Гамилькар заранее приказал подготовить все к приезду семьи и предстоящим праздникам. Батбаал оставалось только навести лоск и распорядиться насчет пиршественного стола.
  Гамилькар был уже полностью готов к походу. Если бы не предстоящие торжества, он бы давно отплыл с подготовленным флотом к берегам Сицилии. Но он дал суффетам и Совету слово, что уйдет только после апофеоза праздника - воскрешения Адониса. Нельзя расстраивать богов - только благословленное богами дело сулило успех.
  В оставшиеся до праздника дни имение Гамилькара в Мегарах превратилось в настоящий муравейник, в котором все двигалось, суетилось, кипело. Батбаал пришлось сходу с помощью Абимилька войти в курс дела, без промедления взять бразды правления в свои руки.
  Многое, конечно же, было заготовлено заранее: сотканы обновлявшиеся каждый год покрывала на пиршественные столы, в Лептис-Миноре у лучших портных заказаны новые одежды, в большом количестве закуплены ароматные смолы - весь праздник у алтарей Астарты и Адониса будут куриться аравийский ладан и душистая сирийская мирра.
  Из имения в Бизацене были доставлены огромные корзины алых анемонов - цветов Адониса. Часть из них пойдет на плетение гирлянд для украшения портиков и колонн, часть - для ритуального посыпания торжественного шествия Астарты к своему возлюбленному. К поминовению бога завянут привезенные в горшках проросшие растения - "сады Адониса".
  Все праздники в Карфагене (а их было немало) проводились с необычайным размахом и воодушевлением, однако красочнее и пышнее праздника похорон и последующего воскрешения Адониса, который проходил несколько дней, не было. Его не могли затмить ни Новый год, ни торжества в честь полнолуния, новолуния или сбора винограда, ни праздник обрезания деревьев на исходе зимы.
  Никакого иного праздника не ждали с нетерпением весь год. Ждали все жители многолюдного города, потому что египтяне, которые проживали здесь, видели в Астарте свою Исиду, греки - Афродиту (а частично и Геру, супругу Зевса), финикийский Адонис для египтян олицетворял Осириса, для греков он давно стал своим, родным греческим богом.
  Целые группы жителей объединялись в сообщества божественной Астарты, чтобы в течение года готовиться к знаменательному событию (впрочем, подобных сообществ в Карфагене были десятки - луноподобной Тиннит, могучего Мелькарта, грозной Анат, великого Баал-Хаммона, справедливого Мелека и др.). Члены сообщества под руководством жрецов и жриц Астарты и Адониса, в храмах которых проводились основные действа, активно включались в подготовку предстоящего мероприятия: ткали гобелены, шили одежды, плели цветочные гирлянды, помогали оформлять пиршественные столы.
  На празднование воскрешения Адониса в Карфаген съезжались со всей округи, так что в такие дни в городе было не протолкнуться.
  В прежние годы Гамилькар сам всегда сопровождал свою семью на праздник, но в этот год он, как вновь назначенный полководец, обязан был находиться в храме Адониса с элитой, поэтому было решено, что Мактаб, Ашерат и Наамемилкат, чтобы лично почтить благую богиню и ее воскресшего возлюбленного, смогут поприсутствовать на основной церемонии под пристальным наблюдением Ахирама.
  Парфенида в который раз возмутилась: Мактаб снова исхитрилась пренебречь своей основной обязанностью - нянчить хозяйского сына. Мало того, оставить хозяйке вдобавок и своего ребенка! Как ей все время это удается - одним богам известно. Но хозяин, - неуж ослеп?
  Батбаал пришлось пристыдить старую няню: ничего страшного с детьми не случится, она ведь тоже остается, как остается и Йааэль, и сама Парфенида. Неужели они втроем не справятся с двумя младенцами? А девушки пусть побудут на празднике, поглядят на церемонию, на людей, - не вечно же сидеть в четырех стенах!
  Впрочем, Мактаб поклялась именем самой Тиннит, что они долго на празднике находиться не будут, ведь пока Астарту вынесут из храма, пока пронесут вдоль подножья Бирсы, затем через всю огромную центральную городскую площадь, пока доберутся к храму Адониса в районе Верхнего города, - пройдет уйма времени, чуть ли не полдня.
  Само собой разумеется, что Мактаб как кормилица двух младенцев так долго отсутствовать не может. Им хотя бы успеть к началу основного торжества - воссоединению влюбленных после долгой разлуки. К тому же их будет сопровождать Ахирам с верными людьми, поэтому девушки надеются, что вернутся домой скоро.
  Ахирам заверил Гамилькара и Батбаал, что присмотрит за девушками, беспокоиться не о чем. Но это все было еще впереди. А накануне Мактаб упросила хозяйку отпустить ее на некоторое время в родной квартал в восточной окраине города - квартал ремесленников, где она проживала раньше и где была похоронена ее мать, чтобы повидаться с отцом.
  С собой Мактаб позвала и Ашерат, и Наамемилкат:
  - Поедемте, развеемся. Я покажу вам столько интересного!
  Нааме скривила губы: что интересного может показать ей дочь мелкого торговца? Отказалась.
  Абимильк впряг девушкам в повозку крепкого мула. Управлять повозкой вызвался Федим - за несколько дней пребывания в карфагенском имении они виделись с Ашерат всего пару раз, и то мельком. В Мегаре некуда было сбежать, негде было уединиться, чтобы остаться незамеченным. Юные влюбленные уже откровенно скучали о днях, проведенных в Бизацене. А тут выдался случай снова побыть вместе, пусть и в присутствии Мактаб.
  Однако, несмотря на долгую разлуку, Мактаб пробыла у отца совсем недолго, в двух словах рассказала о своей теперешней жизни, о муже и сыне, пообещала вскоре показать деду внука, ведь они, скорее всего, еще с месяц пробудут в Карфагене: буквально через месяц, в праздник Астарты, Ашерат отметит свое совершеннолетие, поэтому уезжать обратно в сельское имение нет ни времени, ни смысла.
  При упоминании особого праздника, когда совершеннолетние девушки вступали во взрослую жизнь и одним из традиционных ритуалов праздника являлось посвящение богине своей девственной крови, Ашерат покраснела и потупила взор.
  Мактаб так просто говорила об этом, словно предстоящее событие было самым обычным, будничным, малозначащим. Хорошо еще, что ее не слышали оставшиеся на улице Федим и Ахирам, не то вопросов (у Федима) было бы немерено.
  Отец, как заметила Мактаб, за последний год сильно постарел, седина вплелась уже и в бороду, глаза потускнели, утратили привычный блеск, но сам он был еще достаточно крепок и как прежде и слышать не хотел о том, чтобы перебраться из квартала ремесленников куда-нибудь в Нижний город или поближе к порту.
  Во-первых, на окраине квартала была похоронена мать Мактаб, которой он всю жизнь оставался верен, а во-вторых, и в-третьих...
  Была масса остальных причин, по которым он свою скромную лачугу у подножья холма в Верхнем городе не хотел покидать ни в какую. Привык, говорит, к звонкому стуку молота кузнеца и монотонным песням соседа-гончара, которые тот напевал, когда вытягивал на круге из куска влажной глины изящную амфору. А может, он просто не желал покидать место, откуда хорошо просматривался храм Эшмуна на вершине Бирсы, а если смотреть в сторону моря, то и верхушка храма Адониса. И само море успокаивало его всегда, когда он поднимался на крышу дома и часами неотрывно смотрел вдаль.
  Переубеждать отца Мактаб не стала и в этот раз. Жив, здоров - уже хорошо. И задерживаться не задержалась - перед торжествами хотела навестить и старых подруг, заглянуть в общество поклонниц Астарты, где в свое время была чуть ли не первой, пока не вышла замуж и не уехала в Бизацену.
  Расписное шелковое покрывало, сотканное Мактаб, в свое время - несколько лет тому назад - было накинуто на голову богини, когда она направлялась к своему возлюбленному. Теперь это покрывало хранится в храме Астарты с посвятительной табличкой самой Мактаб.
  Если бы кто знал, что творилось в ее душе, когда она переступала порог храма или прикасалась к покрывалу богини, сделанному собственными руками!..
  
  Пока пробирались по узким улочкам к храму Астарты, где обосновалось сообщество, Мактаб рассказывала Ашерат, каким чудесным было время, которое она проводила в кругу своих подруг: они ткали богине холсты, плели в ее честь цветочные гирлянды, готовили для паломников и прихожан посильное угощение.
  Но это еще что! Самой сокровенной и, увы, неосуществимой мечтой Мактаб было самой стать олицетворением другой великой богини: покровительницы Карфагена - Тиннит.
   К сожалению, таковой могла быть исключительно девушка из аристократической семьи. Недостижимая для уроженки квартала ремесленников мечта. Где справедливость?
  Все девушки Карфагена завидовали той, которая по жребию в текущий год олицетворяла богиню.
  В отличие от Астарты, чью пышно наряженную деревянную статую несли из родного храма богини в храм Адониса и обратно, Тиннит как олицетворение самого Кардтхадашта воплощала живая девушка; ее, плоть из плоти настоящую, окутанную богатыми одеждами, обносили вокруг огромной городской площади на носилках несколько собственных жрецов богини. И в дальнейшем избранницу ждала вечная слава и уважение всех карфагенян.
  Мысленно Мактаб часто переносилась в те времена, когда ее совсем юной признали лучшей из сообщества поклонниц Тиннит (да, когда еще была жива ее мать, истовая поклонница Тиннит, Мактаб состояла в обществе поклонниц именно этой богини). Неописуемое событие! Все соседи, узнав о ее победе, сразу же поспешили поздравить счастливицу и ее родителей, - в успехе девушки из семьи простого торговца они видели доказательство того, что не все в мире достается богачам. И хотя олицетворением богини в тот год стала все же дочь одного из членов карфагенского Совета (выборная комиссия наверняка получила взятку), всю праздничную неделю жители квартала несли в дом семьи Мактаб венки цветов, угощения и подношения, словно все-таки Мактаб выиграла конкурс, а не какая-то "мегарская штучка". (Тогда, собственно, обиженная на несправедливое, по ее мнению, решение комиссии, Мактаб и перешла в общество поклонниц Астарты.)
  - А вот у тебя такая возможность есть, - с полной серьезностью не раз говорила Мактаб. - Ты происходишь из знатной семьи, а твои предки были в окружении самой царицы Элиссы.
  Ашерат нечего было ответить кормилице ее младшего брата, она даже думать об этом не хотела, но работами мастериц из сообщества поклонниц Астарты заинтересовалась - совсем не будничными показались ей полотна, изготовленные их трудолюбивыми руками: золототканые, с вкраплениями в рисунке жемчуга и драгоценных камней: нефрита, опала, берилла, кварца, диковинного янтаря, который карфагенские купцы привозили из далеких холодных северных стран.
  Она смотрела на праздничные одежды великой богини как завороженная.
  Мактаб, заметила непраздное любопытство Ашерат, приобняла подругу за плечи и сказала:
  - Когда тебя выберут ликом Тиннит, мы соткем тебе одежды еще богаче и красивее.
  
  На обратном пути из храма Тиннит Мактаб непременно захотелось "хоть одним глазком" посмотреть на римского полководца.
  Ахирам не приветствовал такое желание: молодым девушкам не должно смотреть на подобные мерзости. Он вообще был против решения Совета публично унизить полководца, пусть даже и вражеского. Тот, прежде всего, солдат; солдат должен умирать в бою, а не гнить на кресте, не быть пищей воронам.
  Распять солдата на кресте, он считал, могут только люди, ничего не знающие про войну, никогда не бывшие на поле брани, не воины вообще.
  К сожалению, в Совете, который одобрил подобную казнь Регула, почти сплошь и рядом сидели именно такие: торгаши, жрецы, крупные землевладельцы - что они могут знать о чести солдата? Отсюда и многочисленные расправы над собственными военачальниками, которые по той или иной причине уступили противнику, дали слабину, а то и просто ошиблись в выборе тактики. Что говорить о вражеских солдатах, если своих никогда не ценили?
  Но Мактаб подольстилась к Ахираму, уговорила его пройти все-таки через центральную площадь, где на все торжества Марка Атилия Регула приковали к столбу.
  В конце торжеств его должны будут во имя будущих побед принести воскресшему богу в жертву.
  - Это займет не так много времени. Мы даже останавливаться возле него не будем. Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - затараторила Мактаб, насупив свои тонкие изогнутые брови.
  Ахирам не смог отказать молодой девушке.
  - Ладно. Но только мимоходом.
  - Конечно мимоходом, - рванула вперед всех Мактаб. - Как же иначе?
  Они свернули на центральную площадь и, несмотря на обилие народа, сразу же увидели над головами высокий деревянный столб, к которому привязали главного римского пленника.
  Двинулись к нему. Тянула всех неугомонная Мактаб.
  Ашерат было уже все равно. Хотелось поскорее вернуться домой. Они и так проблуждали почти полдня. Новые встречи, разные впечатления - усталость давала о себе знать. Да и на что там было смотреть - на умирающего человека? Мало ей тревожных снов? Ашерат не хотела этого видеть. Она надеялась, что у позорного столба они долго не задержатся, Мактаб удовлетворит свое любопытство, и они быстро пройдут мимо. Но Мактаб вдруг вскрикнула:
  - Великий Мелькарт, что они с ним сделали! - заставив тем самым посмотреть в сторону привязанного к столбу римлянина и Ашерат.
  Ничего более ужасного в Совете придумать не могли. На Регула, казалось, вылилась вся ненависть обезумевших от последних событий граждан Картхадашта, весь страх за свое будущее. Мало того, что он страдал на солнцепеке, его страшно секли смоченными в воде кожаными бичами, бросали в него камни и плевали. Вдобавок вырезали веки, чтобы он в течение всех дней праздника видел, как карфагенский народ почитает своих великих богов, как благодарит их за покровительство, как ежегодно дарует им самое дорогое, что у них есть, чтобы и в следующем году боги заботились о своих подопечных, даровали им мир, урожай и победу над неприятелем. Оставили римлянину глаза нараспашку, чтобы он видел, как карфагеняне ненавидят своих врагов.
  Только кого должна была ненавидеть Ашерат?
  Она взглянула в вылупленные зенки римлянина и вскрикнула от ужаса.
  Ахирам в который раз мысленно выругал себя, что пошел на поводу у глупой девчонки, ведь он прекрасно знал, до чего впечатлительна младшая дочь хозяев.
  Не меньше его испугался за Ашерат и Федим.
  - Все, уходим, уходим! - рявкнул Ахирам, не принимая больше никаких возражений. - Народу сейчас прибавится, будем потом продираться сквозь толпу, как сквозь дремучий лес.
  В этот раз Мактаб перечить не стала: что хотела - все увидела, где хотела - везде побывала.
  Вечером покормив Фелиса и Ганнибала, Мактаб засыпала со счастливой улыбкой на устах.
  Ашерат, напротив, не могла уснуть долго - перед ее мысленным взором упорно стояли выпученные глаза пленного римского полководца.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019