Город щерился растрепанными языками рекламных щитов. Было что-то мрачно-феерическое в обезличенных витринах магазинов, сгорбленных дверях банков. Я шел с Пикселем и мысль, что в одну минуту я из подающего надежды математика, писателя, вечного друга выпивох и бабников, превратился в бездомного бомжа, казалась мне нереальным "стебом".
Мой вместительный двухэтажный дом догорал. Я не искал сочувствия, смятение не стучало в мое сердце.
Возможно, только собаки понимали меня. Их было так много. Они, точно оторванные от дома островки доброты, бродили среди людей, высматривая утерянных хозяев, заглядывали прохожим в лица.
Пиксель всем видом давал мне понять, как ущербно мое горе в сравнении с горем несчастных собратьев.
Мне достался путь в одну сторону, к женщине не молодой,
ворчливой,
переделывающей любую мою работу.
На горло цепь надевала,
когда я беспорядочно "брачевался",
борщом кормила,
который я на дух не выносил,
огурцы солила сопливые
в неограниченном количестве,
в надежде разбогатеть выращивала уродливые денежные деревья,
пичкала вареньем из замороженных ягод,
в малиновых лосинах таскалась по всем митингам города,
изжогой и давлением мучилась,
не могла отличить человека от дуба.
Мать открыла дверь, обвела взглядом и спросила:
- Чего приперся?
Я состроил гримасу разочарованного интеллектуала, наверняка зная, что мать этим не проймешь. Я крайне редко злоупотреблял ее свободным временем, слишком был занят собой и своей жизнью.
- Пиксель! - воскликнула она и прижала мою рыжую таксу к груди - Любимый мой, единственный, несчастный пес. Твой хозяин - идиот! Он вел тебя через весь город, ты видел стаи собак из разбомбленных домов! Тем самым он нанес тебе моральную травму.
Она буквально вцепилась в собаку. Целовала в холодный нос и мой пес тут же потерял ко мне всякий интерес.
Из кухни доносился тонкий аромат дорогого кофе, туда мать и поволокла Пикселя, положила на подушку и принялась пичкать бубликами. Я наблюдал картину всеобщего единения на пороге квартиры.
- Знаю, - махнула рукой - Тебя разбомбили и ты приперся на мою голову. Очень оригинально и, главное, вовремя. Заходи уже, куда же от тебя денешься, - проворчала она.
Пиксель пренебрежительно оглядел меня, всем видом давая понять, что не за горами то время, когда я окажусь бывшим сыном и хозяином.
Квартиру сотрясали взрывы, пес лениво гавкал, между делом поглощая сладкое. За домом приземлилась парочка снарядов, стекла в гостиной осыпались, как прошлогодняя листва. Мать потягивала кофе из фарфоровой чашечки.
- Кому суждено умереть на женщине или от водки, тому не стоит бояться снарядов. Не делай лишних телодвижений. Не бросайся на пол.
Мать водила ножом, рассредоточивая масло по ломтю белого хлеба, и щурилась от всполохов.
Однако,
моя мать по свойству статичности напоминает памятник на Шахтерской площади.
Умру я, а мужик в каске протянет кусок угля
другому или другой,
потому что ничто не вечно, кроме моей матери.
Она как магазин
"Белый лебедь", летит, а улететь из Донецка не может,
несмотря на революции, перевороты, майданы и обстрелы.
Моя мать - Дончанка и этим все сказано!
Она утратила способность удивляться,
но не перестает удивлять,
имея в кармане три рубля, обедает как английская королева,
депозитная карточка согревает душу в жарких объятиях,
торчит из пробитой дыры в стене край бетонной плиты,
а норковая шубка волочится по снегу, играя подолом.
В Волновахе горит автобус,
перепады напряжения в электросетях,
огневые точки ополченцев работают в аэропорту,
еще одна волна мобилизации в Украине.
А Дончанка жива! И попробуй ее задень.
Норов, гордость смешаны с бесстрашием, мелочностью,
с щедростью, одновременно
с желанием отстоять собственную независимость.
Да ни хрена она, Дончанка, не боится!
Иногда я думаю, что скифы никуда не делить из донецкой степи,
ассимилировались, продолжили плодиться,
и вывели новую общность Дончанки!
Мать безошибочно различает звук гаубицы и града,
по заглавным буквам рекламных щитов,
по лицам стариков, шастающих по городу в надежде вымутить
денег и еды,
узнает, жив город или умер.
Она лишена смятения,
иллюзий,
не боится штурма,
как каменная степная женщина,
как уголь и шахта живут друг в друге, ласкают друг друга
и убивают друг друга.
И пусть от залпового огня сотрясается небо, снаряды десятками
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
