Okopka.ru Окопная проза
Арутюнов Сергей Сергеевич
Помывка

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    кое-что о психических и иных травмах

  Помывка
  - Девчонки... я даже не знаю, как начать, но начать с чего-то надо... у меня муж... в общем... мыться не любит, вот! Каждые выходные пинками в ванну приходится заталкивать, представляете? Если б не заталкивала, вообще бы, наверно, раз в две недели душ принимал. Нет, так-то он хороший, всё в дом, сын у нас, но вот как быть?
  - Свет, знаешь, что? Это ужасно. Я мало того, что водный знак - постоянно в ванне торчу - но я вообще не понимаю людей, которым вот так вот приятно ходить. В транспорте, например, с ними не проедешь. Как бомж, наверно... Ты - настаивай на своём! Может, поумнеет...
  - Светлана, а вы из шланга его не пробовали окатывать? Из садового!
  - Не знаю, как вы с таким вообще живёте! По-моему, он просто дурак и скотина!!!
  - Такому, вы меня простите, лучше одному проживать на отдельной жилплощади. И на улицу вообще не ходить.
  - В заповедник для диких животных такого!!!
  - Света, я, конечно, не в свои дела соваться не люблю, но, по-моему, вы зря тратите свою жизнь на такое никчёмное создание, как ваш муж. Если он не идёт на компромисс с вами, то зачем он вам? Для штампика? Отравленное бытие, простите мою высокопарность. Увозите ребёнка подальше от такого "чистоплотного" папочки. У вас обоняние-то ещё цело или как?
  - Светлана, я профессиональный консультант-психотерапевт. С вашей проблемой лучше всего обратиться в специальные центры поддержки семьи. Думаю, что через какое-то количество сеансов вам смогут профессионально помочь. Держитесь!
  - М-да, вот ещё проблемка так проблемка... Даже не знаю, что посоветовать... Разводитесь!
  ***
  Колтунов проснулся от недалёкого разрыва. Ночным порывом теребило полу палатки, и по её хлопкам и отсветам было видно, что где-то недалеко - километрах в двух, не больше - разгоралось зарево. Приближались и очереди. Кто-то споро садил по камышам болота, окружавшего комбинат.
  Колтунов судорожно стряхнул горячую муть, облепившую голову, попробовал приподняться с раскладушки, но с ужасом - впервые в жизни - почувствовал, что ноги ему отказали.
  Сердце забилось часто-часто.
  Он попробовал перевернуться набок, нашарил фонарик, встряхнул его... ни лучика. Надо было заорать на весь оставшийся свет, но стрельба усиливалась. Оставалось ждать паузы.
  Мимо палатки кто-то пробежал, потом ещё кто-то. Облитый холодным потом, Колтунов понял: кровоизлияние. Так было ранним апрельским утром с отцом, которого вывели из комнаты два санитара военно-медицинской службы. Левая сторона; сдача проекта в урезанные сроки далась слишком дорого.
  Перспективы летели сплошной тусклой вереницей: инвалид в тридцать - инвалид до конца, который вряд ли оттянется лет на двадцать. Попытки свести счёты, погружение в какую-нибудь ерунду, религиозность, например, или ещё какое-нибудь чудачество от безысходности. Кончено...
  - Это кто там пошёл? Я кого спрашиваю? - раздалось на улице.
  - Паша... - негромко, но с надрывом донеслось из Колтунова. - Паша!
  В палатку вбежал Афиногенов.
  - О, а ты тут как? Восьмисотые пошли, представляешь? Я их зову - не отвечают. Как болваны какие-то.
  - Паша, иди сюда.
  - Да что такое-то? - всё ещё бежавший, спросил Афиногенов.
  - Сядь.
  - Ну, сел, ну? - нетерпеливо сел Афиногенов.
  - У меня ноги не ходят, - страшным шёпотом на ухо Афиногенову проговорил Колтунов. - Совсем.
  - Ты сколько спал? - деловито, будто отмахиваясь, спросил Афиногенов.
  - Не знаю. Проснулся - ноги отказали.
  - Да погоди ты с ногами. Ты спал сколько? Вы когда пришли? - быстро задавал вопросы Афиногенов.
  - Я... не знаю. А сколько времени?
  - Пять тридцать восемь, - не глядя, ответил Афиногенов. - Ты целый?
  - Я... да. В икру задело, забинтовал... нет, сперва продезинфицировал, потом забинтовал, потом отходить начали, я скомандовал отходить, потому что слева тоже отошли. Стоп, это же два дня назад было... Нет-нет. Это медицинская палатка, точно? - вскинулся Колтунов с расширенными глазами.
  - Да хрен её знает, а что?
  - Ноги, Паша. Посмотри, что там. Я даже дотянуться...
  Афиногенов рывком сорвал с Колтунова одеяло. Ноги были аккуратно и плотно зафиксированы широкими полосами эластичного бинта. У Колтунова вырвалось сдавленно торжествующее рыдание.
  - Режь, Паша!
  - Да погоди ты...
  - Режь эту пакость, я чуть... я чуть с ума не сошёл.
  - Не понимаю... А! Это они тебя, чтобы ты не кувыркнулся!
  - Режь, режь их, давай, - повторял опомнившийся Колтунов. - Паша, режь, прошу...
  - Да зачем резать-то, я так спущу... - говорил Афиногенов, спуская полосы. - Ногами двигай, двигай ногами. Двигаются?
  - Паша, они как мёртвые, - разочарованно выдохнул Колтунов.
  - Отлежал. Шевели-шевели ими. Вправо-влево, вправо-влево.
  Через несколько невыносимых секунд ботинок Колтунова дёрнулся раз, потом другой.
  - Нормально? Шевелятся?
  Колтунов, ещё не веря тому, что здоров, энергично начал болтать берцами, затем, опершись на Афиногенова, рванулся и живо спустил ноги. В ногах покалывало, но он едва и с каждой секундой прочнее, держась за Афиногенова, стоял на хлюпающем настиле.
  - Ты просто замёрз. Может, лежал не так. А может, вкололи обезболивающего. Эти, что хочешь, могут, - приговаривал, помогая ему с разгрузкой, Афиногенов. - Вы всё сделали, молодцы, вышли, как надо, а мы сейчас с тобой в баню пойдём, просто помоешься, посидишь, я вас всех на трое суток освобожу, отдохнёте. Где твои-то, небось, и не знаешь?
  - Сидят где-нибудь, - светлел Колтунов.
  Они вышли на свет фар при полном облачении и поковыляли через грязевые колеи промышленной свалки, где, кроме них, ютились на отвалах и кучах мусора вперемешку со снегом полторы ударных роты со своей разведкой и миномётная поддержка, уже гасящая свои кострища и подбиравшая сваленное кое-как тряпьё. В небо уже просачивались первые лучи, стрельба ощутимо стихла, тяжко бухало только в отдалении.
  "Баней" была котельной за территорией комбината. Собственно бани не было, а был котёл на мазуте, который с трудом, но нагревал бак воды, и её можно было слить прямо на себя обычным шлангом, стоя в чудом найденном строительном корыте с присохшим к нему раствором.
  - Как раз горячая, - щупал ржавый бак Афиногенов. - Только вентиль заедает.
  Он гыкнул, налёг, и откуда-то из скопища задвижек с шипением брызнул сероватый пар.
  Колтунов встал в корыто. Жилистый, почти безволосый, с пожелтевшим бинтом вокруг уже зажившей икры, плох он был только темноватыми подглазьями давно не спавшего человека.
  Афиногенов поливал его из шланга, давал и отбирал кусочек мыла.
  - Ну, как? - улыбался. - Давай домывайся, я ребят позову тут прибраться, мокрым не выходи, на вот полотенчико, - протягивал какую-то пухло свёрнутую сухую ткань, то ли скатерть, то ли занавеску из какого-то богатого дома.
  Пар медленно исчезал под потолком котельной, и Колтунов уже вытерся, когда грохнуло совсем рядом, и кто-то с улицы безнадёжно закричал, и немедленно, хором затрескали огрызающиеся очереди. Уже при втором разрыве он распахнул дверь и выскочил на дорожку голым, с размаху наступив во что-то горячее.
  Это был Афиногенов. Этим телом был он и больше никто, потому что он только что был в этом бушлате. Может быть, кто-то надел его бушлат, подумал Колтунов с какой-то лихорадочной и подлой надеждой.
  Он перевернул тело, уставившись в лицо Афиногенова. Оно было прекрасно, его лицо: Афиногенов был спокоен и твёрд в своём желании уйти с этой свалки и никогда больше на неё не возвращаться. Они оба этого хотели.
  Когда подбежали Варварычев и Скопин, Колтунов уже успел подложить под голову Афиногенова ту самую занавеску, которой вытирался. Ноги его были в крови.
  На пороге "бани" Колтунов завязал берцы. Он отчётливо понял, что бушлат ему просто не нужен, а оставшегося в разгрузке с ночного рейда будет совершенно достаточно. Ни у кого ничего не прося, он вошёл в мёрзлое болото, держа над головой автомат, и забурлил в обездвиживающих струях всполошённой мерзости, и через несколько секунд оказался у гофрированного забора. Первая его граната полетела в рваный проём выбитой секции, а затем - вправо, влево - Колтунов вошёл на территорию комбината один, добивая расчёт длинными очередями.
  Граната легла удачно, и удачно же легли очереди. Единственное, что ощутил Колтунов, был дикий холод, исходивший от посечённых тел, холод воздуха, ветра, что налетел, кажется, вместе с ним. Никто не орал, никто, отстреливаясь, не перебегал от корпуса к корпусу.
  В проём впрыгнули и рассыпались по хоздвору чёрные от болотной мути Варварычев и Скопин, за ними - Шиндяев и Горбунов. Их стволы были упёрты в выбитые окна седьмого корпуса. Варварычев махнул Скопину, и они стремглав кинулись по лестнице на второй этаж. Никто ничего не говорил. Над комбинатскими корпусами плыла утренняя тишина.
  День прошёл в хлопотах и почти вытеснил из сознания Колтунова утро. Они взяли и зачистили комбинат полностью, распределили сектора и укрепили точки, набив мешки такой монолитной дрянью, в которой должен был застрять и крупный калибр. Во дворе на разрезанной по швам палатке для съёмки выложили трофеи - три миномёта, восемнадцать "мух", "калаши" с подствольниками и без, две СВД. На дальнобойный винт голландского производства с цейсовской оптикой Варварычев начал коситься, как на какую-нибудь женщину, - исподлобья и с нарочитым поигрыванием желваками. Он раз тридцать прошёл мимо, прежде чем Колтунов разрешил взять его себе. Пока переписывали список, подвезли горячее. Осматривать занятый комбинат никто не явился, и было время связаться с медгруппой. Афиногенов был переправлен, Афиногенов был прооперирован, Афиногенов был без сознания.
  Вечером очередная свободная смена собралась во втором цеху, уединившись в комнате мастеров, увешанной плакатами. Выбоина в потолке едва сползала на стену, и потому маленькое пламя разожгли на железном листе, не опасаясь снайперов. Остатки разогретого горячего дохлёбывали под баклагу невесть откуда взявшегося "Рояля".
  Прощай, старушка-мать, я уже не вернусь
  - рванул струны полковой гитары Варварычев.
  Мне мёртвая страна отныне мать и отец
  - подхватил Горбунов. Их тени колыхались на растрескавшемся потолке, из которого торчали гнутые прутья обнажившейся арматуры. Обнявшись - голые руки, торчащие из тельников, лежат на плечах, впиваются в мокрые шеи - они пели:
  Горящие кварталы мне - родная земля,
  В какую землю лягу, мне уже всё равно,
  И припев:
  Я-а-а-а-а - Смертник!
  Колтунов вспоминал, обмыл ли он ноги от крови Афиногенова, и понимал, что не отмыл, и, может, так оно и к лучшему. Пока он не будет отмываться, Афиногенов будет дышать, жить, и когда-нибудь выздоровеет совсем, и Колтунов приедет к нему, и они вместе погуляют мимо каких-нибудь кустов, уже цветущих. И Афиногенов скажет ему - а помнишь, как мы хотели смотаться с той свалки у комбината? И Колтунов кивнёт. А Афиногенов продолжит - и ушли же, да?
  И Колтунов кивком подтвердит.
  И никогда не расскажет ему, что наступил в него.

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019